Макс Мах - Сумеречный клинок

• Название: Сумеречный клинок
• Автор: Макс Мах
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66501-3

Путь через Старые графства в мире, где оборотни и призраки встречаются чаще, чем добропорядочные прохожие, нелегок и опасен. И одолеть его должны пятеро: Виктор ди Крей — человек, не помнящий своего прошлого, Ремт Сюртук — призрак, позаимствовавший чужое тело, Сандерс Керст — поверенный адвокатской конторы, девушка-сирота Тина и ее воспитательница Адель. Цель путешествия — вернуть Тину в отчий дом, ведь она графского рода. Вот только сделать это непросто. Кто-то очень не хочет, чтобы бедная сирота обрела положенное ей богатство и власть. Да и спутники ее оказываются не теми, за кого себя выдают. Одна надежда на таинственный сумеречный клинок, перед которым отступают силы тьмы…

---

«Впрочем, для того, чтобы убить безоружную девушку, двое не нужны тоже…»

Однако если речь шла о насилии, то сделать это вдвоем гораздо проще, чем в одиночку. Все-таки Тина была довольно крупной девушкой и до последнего времени носила на бедре тесак. Это могло стать причиной совершенно напрасных — вынуждена была с горечью признать Тина — опасений на ее счет.

«Мерзавцы!»

Ожидать следовало худшего. В конце концов, в тот момент, когда лорд де Койнер с супругой покинули замок, ничто не предвещало столь драматического развития событий, но жизнь и в самом деле богата на неожиданности! Не прошло и нескольких часов, как обстоятельства изменились самым решительным образом: в замке произошло нечто вроде дворцового переворота, и невозможное стало вдруг вполне реальным. Исчезли из виду те несколько человек, что заправляли делами в присутствии лорда Каспара, и на авансцене появились совсем другие лица, жестокие и жесткие, с глазами, полными ненависти и презрения. Раз, и вместо свободы «в пределах замковой стены» и обещанной ей теплой светелки в северной башне Тина оказалась в этой подземной камере — холодном и душном каменном мешке. Виктор и Ремт, надо полагать, тоже были ввергнуты в узилище, но где они находятся — и находятся ли вообще, — Тина не знала.

Шаги приближались.

«Что ж…» — оставалось лишь попробовать доказать, что опасения их не были напрасны.

«И между прочим…»

Разумеется, перед тем, как препроводить ее в подземелье, Тину обыскали с той бесцеремонностью, на которую способны наглые мужланы, почувствовавшие вдруг свою власть. Тину облапали сверху донизу, отобрали ножи и личные вещи, но все-таки не раздели, да и «досматривали» убого, то есть поверхностно. Оно и понятно, не опытные тюремщики, не надзиратели со стажем, не дамы-наставницы из сиротского приюта, да и от Тины эти скоты никаких особых сюрпризов не ожидали. А зря. У нее и после их «обыска» осталось несколько вещиц, припрятанных в швах и прочих укромных местах одежды. Переодеваясь после бани, Тина привычно запрятала в отложные — с двумя костяными пуговицами — обшлага рукавов кафтана лезвие бритвы, шильце и алмаз, подаренный Глиф. А еще в толстых швах проймы рукавов нашлось место для нескольких кристалликов «синей соли». «Сольца» была редким и опасным зельем. Один кристалл — бодрость, два — буря, три — красивая смерть. Так говорили в Подкове и Деревянном городке, так помнила — только неизвестно от кого — и сама Тина. И «соль» она приготовила сама по рецепту, твердо вбитому в голову, только где и когда? Но сейчас Тине было не до рефлексий. Прислушиваясь к приближающимся шагам, она достала кристаллики, что сделать было отнюдь не просто, и один бросила на язык сразу, а два других зажала в ладони левой руки, в правой она прятала теперь тонкое и острое лезвие короткой бритвы.

Кристаллик упал на язык, и рот свело желчной горечью. На глазах выступили слезы, и дыхание прервалось на краткий миг, но уже через два удара сердца действие «сольцы» стало очевидно. Как ни странно, сознание не поплыло. По ощущениям все обстояло с точностью до наоборот. Сознание очистилось, как воздух в ясный морозный день. Мысли текли ровно и быстро. Откуда-то Тина знала, что соображает сейчас куда быстрее, чем обычно. Чувства обострились. Холод сильнее терзал тело, но слух и зрение обрели невероятную силу.

«Что ж…» Если не упустить момент, у нее вполне хватит времени бросить в рот еще два кристалла, а действует «сольца» почти мгновенно.

Конечно, после этого она умрет, но не сразу, и эти немногие мгновения станут последними не для нее одной. Человек под действием «синей соли» способен рвать стальные цепи. Одна беда — недолго…

ГЛАВА 7 Бросок кобры

1 Седьмой день полузимника 1647 года

Некоторые люди боятся темноты. И в общем-то их можно понять: человек создан для жизни под солнцем, в крайнем случае — под луной. Однако умение примеряться к обстоятельствам, «устраиваться» и выживать — это ведь тоже один из даров Создателя, не воспользоваться которым если и не грех, то большая глупость. Ди Крей не мог сказать с необходимой уверенностью, кем он был в прошлой жизни. Пока не мог, но уже знал, как решить возникшую проблему. Однако вне всякой связи с тем, был ли он в прошлом грешником или нет, дураком его бы, по-видимому, не сочли ни в той жизни, ни в этой. Поэтому, восприняв темноту подземелья как данность — а здесь не наблюдалось даже слабых отблесков дальнего огня, — Виктор сделал то, что представлялось ему сейчас наиболее правильным. Он взялся обдумывать ситуацию.

Едва за тюремщиками, отконвоировавшими ди Крея — экая ирония судьбы! — в казематы Северной башни, захлопнулась тяжелая глухая дверь, Виктор остался в полной темноте. Впрочем, он успел увидеть свою камеру-склеп еще при свете факелов и сразу же запомнил, где находится дыра отхожего места — «Могло быть и хуже!» — и куда молчаливые конвоиры поставили кувшин с водой и бросили охапку прелой соломы. Следующие несколько минут Виктор посвятил исследованию — разумеется, на ощупь — некоторых наиболее перспективных мест на стенах узилища и запиравшей его двери, но довольно быстро понял, что здесь ему искать нечего. Освободить его отсюда могли теперь лишь случай или Ремт Сюртук. И того, и другого придется ждать, но ожидание не страшило ди Крея. Он умел пропускать время сквозь себя или, напротив, извлекать себя из потока времени, особенно когда есть чем себя занять, и еще он никогда, кажется, не испытывал страха темноты.

Он в последний раз стукнул костяшками пальцев по осклизлым от сырости доскам двери, вернулся к куче соломы, сел и, найдя наиболее удобную позу, предался размышлениям. Как ни мало знал Виктор о том, что случилось вчера в замке, он увидел и услышал достаточно, чтобы начать выстраивать модель событий и мотивов, как они представлялись ему на основе прежних знаний, истинной глубины которых он по-прежнему не ведал, и жизненного опыта, всплывавшего из небытия то тут, то там в силу необходимости или подходящего контекста. Процесс этот, однако, требовал времени и некоторых интеллектуальных усилий, вполне занявших собой все внимание ди Крея. Оттого, быть может, он едва не пропустил явление Ремта Сюртука.

Тьма в районе предполагаемого нахождения двери уплотнилась, стала как бы вещественной, ощутимой кожей лица и рук, и, сразу же насторожившись, Виктор поднял голову.

— Тук, тук, тук! — раздалось из мрака. — Есть кто живой?

— Ба! — ответил довольный посещением ди Крей. — Какие гости!

— Да, вот решил проведать, — ухмыльнулся невидимый Ремт. — Ты как?

— Так-сяк, сам видишь.

— Я-то вижу.

— А я нет. Для меня темновато. Рассказывай!

Ну что ж, между своими мастер Сюртук никогда не путал божий дар с яичницей. Он твердо знал, что есть время заливаться соловьем, а есть — говорить по существу.

— Я заперт в такой же келье, но по другую сторону башни, — не стал тянуть Ремт. — Вообще-то странная история. Подземелья и камеры для преступников есть в любом уважающем себя замке, но тут, друг мой, чистая паранойя! Три этажа подземных казематов под одной только Северной башней. Галереи, лестницы, колодцы, и всюду тяжелые двери и кованые решетки. Но главное, ненормально большое количество камер. Был бы монастырь, подумал — кельи для умерщвляющих плоть братьев. Но это не монастырь, а тюрьма, вот только для кого она предназначена? Стены, заметь, толстые и непростые. В раствор какая-то гадость добавлена. Что именно, не знаю, но мне там не пройти. Я сквозь доски двери просочился, но и там все не как у людей. У них тут на дверях, друг мой Виктор, «паутина Керчера» железом и кровью нарисована. Да, да, именно, именно. Мне повезло, что ее давно никто не обновлял. Повыдохлась по краям, но удовольствие через нее идти — ты уж поверь! — никакое! Девочка наша сидит на ярус выше нас, но и там окон нет. Ей, правда, свечу оставили, что обнадеживает, но не слишком. Не нравятся они мне, Виктор. Нехорошие это люди… И их слишком много. Верную лорду челядь и охрану убрали — уж не знаю, спрятали куда или убили, — а откуда все эти понабежали, можно только гадать. Но их в замке сейчас с полсотни. В подземельях они, к счастью, не сидят, думают, мы и так не убежим.

— А мы убежим? — поинтересовался ди Крей.

— Непременно! Нам тут оставаться не с руки, тем более нашей девочке, да и Аду выручать надо, как полагаешь?

— Полагаю, обязаны выручить!

— Ну, я где-то так и думал. Ладно, на досуге обсудим, а пока так. Я сейчас пойду тряпки какие-нибудь поищу, ветошь, мешковину, что-нибудь такое. Мне же за засовы в таком виде не взяться, и плоть в темноте никак не «завязывается». Невидимое нематериально, где-то так…

Об этой странной особенности нематериальной сущности, именующей себя Ремт Сюртук, ди Крей уже знал. Казалось бы, чего проще! Если может проходить сквозь камень или дерево, должен и сквозь тряпки проходить. Но нет. Одежда на Ремте сидела так, словно под ней имелась плоть. Шпаги, мечи и кинжалы, впрочем, сквозь воображаемое тело мастера Сюртука проходили совершенно нечувствительно ни для них, ни дня самого Ремта. Получался парадокс, однако, рассматривая проблему с другой стороны, можно было наткнуться на не менее красноречивое противоречие. Перчатки, одежда, сапоги — свои и чужие — «плоть» Ремта удерживали, однако взяться подразумеваемой рукой за меч или дверную ручку мастер Сюртук не мог. Не мог он и «обрасти» плотью в темноте, какой-никакой, а нужен был свет. И получалось, что сквозь преграды-то он проходит, да и то не через все, а сделать в отсутствие света или куска ткани ничего не может. Как говорят в Ландскруне, на каждое хитрое ведовство найдется свой хорошо отточенный божеский закон.