Стивен Сейлор - Орудие Немезиды

• Название: Орудие Немезиды
• Автор: Стивен Сейлор
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-232-00520-0

72 год до нашей эры. Восстание Спартака охватило юг Италии, угрожая жителям Рима.

Убит управляющий огромной виллой. Таинственный клиент срочно вызывает сыщика Гордиана. Все улики указывают на двух рабов, как считают, убежавших к Спартаку. Владелец виллы — Марк Красс, самый богатый человек в Риме. Красс решается применить старинный римский закон: в случае убийства рабом его господина должны умереть все рабы этого дома. И вот через три дня, в день похорон, девяносто девять рабов будут убиты на арене. Красс обращался к Сенату с просьбой доверить ему военное командование в войне со Спартаком. Теперь, приговаривая к самому тяжелому из возможных наказаний оставшихся рабов, он превращает политическую неудачу в политический переворот.

Разгадка убийства гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Поиски правды ведут Гордиана по невероятному пути — от адского спуска к рабам-гребцам на римской галере до визита к прорицательнице Сивилле и на страшный бой гладиаторов. По мере приближения часа убийства рабов Гордиан обнаруживает все больше многочисленных, но противоречивых улик. Продвигаясь к разгадке, Гордиан понимает, что правда может повлечь за собой и его собственную гибель.

---

— И чем же все закончилось? — спросила Гелина.

— На Сицилию были посланы войска из Рима. Произошло несколько сражений, одно время казалось, что рабы непобедимы, пока наконец римский полководец Публий Рупилий не устроил им западню в городе Тавромение, на восточном побережье острова. Осада продолжалась до тех пор, пока мятежников не сломил неумолимый голод, приведший даже к людоедству. Они начали поедать своих детей, потом женщин, а затем и друг друга.

— О! А что тот колдун? — шепотом спросила Гелина.

— Он бежал из Тавромения и спрятался в какой-то пещере, оттуда его в конце концов выкурили римляне. И если рабы поедали друг друга, то их царь был найден наполовину съеденным червями — да, такими же самыми червями, которые, как говорили, мучили Суллу в последние годы его жизни здесь, на берегу Чаши, перед тем, как он умер от апоплексии. Это говорит о том, что прожорливые черви, как и низкие люди, подтачивают всех — и великих и малых. Пронзительно кричавшего и разрывавшего ногтями свое тело Эвна вытащили из пещеры и посадили в тюрьму в Моргантине. Колдуну по-прежнему являлись видения, становившиеся все более и более ужасными, и под конец он уже просто бредил. В конце концов черви его сожрали, и этим печальным событием окончились первые восстания рабов.

Воцарилось глубокое молчание. Экон сидел с широко раскрытыми глазами, у Олимпии в глазах стояли слезы. Муммий беспокойно ерзал на своем ложе. Тишину нарушили шаги раба, выносившего на кухню пустые подносы. Я оглядел комнату и всмотрелся в лица прислуживавших за столами рабов — каждый из них неподвижно стоял за спиной гостя, к которому был приставлен. Ни один из них не ответил мне взглядом, не смотрели они и друг на друга, а просто стояли, уставившись в пол.

— Послушайте, Дионисий, — заговорил Метробий голосом, зазвучавшим в полной тишине противоестественно громко, — сюжет божественной комедии падает вам прямо в руки! Назовите ее «Эвн в Сицилии» и позвольте мне ее поставить!

— Право, Метробий! — одернула его Гелина.

— Я говорю вполне серьезно. Все, что нужно сделать, — это лишь определить ход событий. Дайте-ка подумать: самодовольный сицилийский землевладелец и его сын, который, разумеется, будет влюблен в соседскую дочку, потом учитель этого сына, хороший раб, пытающийся присоединиться к восстанию, но в конце концов выбравший добродетельный путь и спасающий своего юного хозяина от самосуда толпы. Для придания комедии гротескной окраски можно выпустить на сцену и самого Эвна, плюющегося огнем и несущего всякий вздор. Пусть там будет и Рупилий в образе напыщенного хвастуна. Он ошибочно принимает за Эвна хорошего раба, учителя хозяйского сына, и хочет его распять, но в последний момент молодой хозяин спасает своего учителя от смерти, расплатившись с ним за спасение своей собственной жизни. Подавление восстания происходит за кулисами, и все кончается счастливой песней! Самому Плавту было бы не под силу придумать что-либо лучшее.

— Надеюсь, что вы предлагаете это в шутку, — резко возразила Иайа.

— Все это звучит довольно отвратительно, — заметил Ората, — особенно если учесть обстоятельства.

— О, дорогой мой, вы правы, — согласился Метробий. — Просто я слишком давно не выходил на сцену. Итак, продолжайте, Дионисий. Мне остается надеяться лишь на то, что ваш очередной рассказ о зверствах прошлого будет не менее увлекательным.

— Боюсь, что вы будете разочарованы, Метробий. Со времен Эвна на Сицилии было много восстаний рабов. Центром последнего, и самого крупного из этих восстаний, были Сиракузы, а происходило оно во времена правления консула Мария, тридцать пять лет назад. Масштабы второго восстания были столь же обширны, как и первого, под руководством Эвна, но, боюсь, эта история не столь колоритна.

— Не было огнедышащих колдунов? — поинтересовался Метробий.

— Нет, — продолжал Дионисий. — Только тысячи опасных рабов, грабящих и насилующих, коронующих лжецарей и бросающих вызов Риму. Вот является полководец, чтобы распять вожаков, заковать остальных в кандалы. Закон и порядок торжествуют!

— Так будет всегда, — мрачно заметил Фауст Фабий, — пока рабы будут настолько глупы, чтобы пытаться изменить естественный порядок. — Сидевшие с обеих сторон от него Ората и Муммий глубокомысленно закивали, выражая свое согласие.

— Хватит этих мрачных историй, — решительно заявила Гелина. — Давайте сменим тему. Думаю, пора немного развлечься. Метробий, может быть, что-нибудь прочтете? — Актер покачал своей седой головой. Гелина не настаивала. — Тогда, может быть, песня… да песня — это то, что поднимет всем настроение. Метон… Метон! Метон, позови нашего мальчика, что так божественно поет.

Я увидел странное выражение на лице Фауста Фабия. Пока мы ожидали прихода раба, Гелина осушила еще один кубок вина и настояла на том, чтобы мы последовали ее примеру. Отказался только Дионисий. Вместо вина раб принес ему в серебряном бокале пенистый напиток.

— Во имя Геракла, что это такое? — спросил я.

— Дионисий пьет это два раза в день, перед вторым завтраком и после обеда, и пытается уговорить остальных поступать точно так же. Это зелье выглядит ужасающе, не так ли? Но, разумеется, если Ората может пить мочу… — Олимпия расхохоталась.

— Это была не моча, а напиток из перебродившего ячменя.

— Я лишь сказал, что он выглядел как моча, — напрасно оправдывался Сергий. — В этом напитке не содержится ничего экзотического — или, наоборот, такого обычного, как моча… — Он отпил из бокала. Но это и не зелье: в нем нет ничего магического. Просто пюре из водяного кресса, виноградных листьев да ряда лекарственных растений для дезинфекции, улучшения зрения и очищения организма…

— Чем и объясняется то, что Дионисий может читать долгими часами, говорить целыми днями, при этом никогда не чувствует себя усталым — даже если все его слушатели падают от усталости!

Раздался общий хохот. Затем появился юный грек с лирой. Это был Аполлон, тот самый раб, что встречал Марка Муммия в банях. Я взглянул на Муммия. Он зевал и нарочно не выказывал интереса к происходящему. Светильники притушили, и комната оказалась во власти теней.

Аполлон пел по-гречески, и я понимал только отдельные слова и фразы. Может быть, то была пастушья песня — мне доводилось слышать такие в зеленых полях и высоко в горах, среди похожих на пряжу облаков, а возможно, и легенда, потому что я слышал, как его золотой голос произносил имя Аполлона. Или это была песня любви, потому что я слышал его слова об угольно-черных волосах и о взглядах, пронзавших как стрелы, была в этой песне и грусть утраты, в припеве часто звучало: «Больше никогда, никогда, никогда».

Какова бы она ни была, ее никак нельзя было бы назвать песней счастья. Гелина слушала с сдержанной напряженностью, и выражение ее лица понемногу становилось таким же подавленным, каким было при нашей первой встрече. Даже Метробий слушал с каким-то трепетным почтением, полуприкрыв глаза. Как странно, что такая грустная, задушевная мелодия вызвала только одну слезу среди всех собравшихся в комнате. Я заметил, как она скользнула по серой щеке Марка Муммия.

Я смотрел на Аполлона, на его трепетавшие губы, весь облик его был чудесен, поющий юноша был частью божественной гармонии. Меня пробрала дрожь. Кожу покалывало, но не от пафоса его песни и не от внезапно залетевшего в комнату холодного дыхания моря. Просто я понял, что через три дня он умрет вместе со всеми другими рабами, и никогда, никогда уже больше не будет петь.

Сидевший напротив меня во мраке теней Муммий, прикрыв рукой лицо, плакал.

Глава восьмая

Нас поселили в небольшой комнате южного крыла дома, в которой стояли две роскошно убранные кровати, а пол устилал толстый ковер. Обращенная на восток дверь выходила на небольшую террасу с видом на купол бань. Экон пожаловался на то, что от нас не был виден залив, на что я ответил, что нам следовало радоваться, что Гелина не поселила нас на конюшне.

Он стянул с себя тунику и качался на пружинах кровати, как маленький. Я остановил его легким шлепком по лбу.

— Ну, так что же ты обо всем этом думаешь, Экон? Как, по-твоему, наши дела?

Он на мгновение поднял глаза к потолку, затем приложил открытую ладонь к носу.

— Да, я с тобой согласен. На этот раз мы, кажется, уперлись в глухую кирпичную стену. Полагаю, что заплатят мне в любом случае, но ждать, чтобы я раскопал это все за три дня? Фактически же осталось всего два — завтрашний и день похорон. Третий — день траурных игр, и если Красс будет стоять на своем, это будет и день уничтожения рабов. А подумать как следует — так у нас всего один день, потому что как можно надеяться на какой-то успех в день траура? Экон, тебе не показалось, что кто-то из убийц сидел с нами за столом?