Стивен Сейлор - Орудие Немезиды

• Название: Орудие Немезиды
• Автор: Стивен Сейлор
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-232-00520-0

72 год до нашей эры. Восстание Спартака охватило юг Италии, угрожая жителям Рима.

Убит управляющий огромной виллой. Таинственный клиент срочно вызывает сыщика Гордиана. Все улики указывают на двух рабов, как считают, убежавших к Спартаку. Владелец виллы — Марк Красс, самый богатый человек в Риме. Красс решается применить старинный римский закон: в случае убийства рабом его господина должны умереть все рабы этого дома. И вот через три дня, в день похорон, девяносто девять рабов будут убиты на арене. Красс обращался к Сенату с просьбой доверить ему военное командование в войне со Спартаком. Теперь, приговаривая к самому тяжелому из возможных наказаний оставшихся рабов, он превращает политическую неудачу в политический переворот.

Разгадка убийства гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Поиски правды ведут Гордиана по невероятному пути — от адского спуска к рабам-гребцам на римской галере до визита к прорицательнице Сивилле и на страшный бой гладиаторов. По мере приближения часа убийства рабов Гордиан обнаруживает все больше многочисленных, но противоречивых улик. Продвигаясь к разгадке, Гордиан понимает, что правда может повлечь за собой и его собственную гибель.

---

— Потому что ему лучше остаться здесь, чтобы охранять тебя и остальных рабов, пока меня не будет. Так мне будет спокойнее.

Даже разбуженная среди ночи, Вифания была великолепна. Роскошные черные, тронутые серебром, нерасчесанные волосы обрамляли ее лицо, которое даже в эти минуты крайнего недовольства дышало тем неколебимым достоинством, что с первого взгляда привлекло к ней мое внимание на рынке рабов в Александрии пятнадцать лет назад.

Как всегда при расставании с ней во мне шевельнулось сомнение. Мир так небезопасен, так ненадежен, а выбранный мной образ жизни часто чреват откровенным риском. Я давно научился скрывать свои чувства. Вифания в этом смысле была полной моей противоположностью.

— Речь идет о хороших деньгах, — сказал я ей.

— Если он не обманывает, — она фыркнула.

— Я думаю, что он говорит правду. В таком городе, как Рим, невозможно прожить так долго, как я, ничему не научившись. Марк Муммий честен в такой мере, в какой это возможно в его положении. Правда, не слишком общителен…

— До такой степени, что даже не желает сказать, кто его послал!

— Да, это так, но он мог солгать, однако не скрывает правду.

— Ты говоришь так, как этот странный Цицерон, утверждающий, что истина есть ложь, а ложь — истина, однако это тебя иногда устраивает.

— Верь мне, Вифания. Как видишь, я все еще жив, не так ли? — Я посмотрел ей в глаза, и мне показалось что в их холодном огне мелькнула искорка тепла. Я положил руку на ее плечо. Она стряхнула ее и отвернулась. Так бывало всегда.

Шагнув ближе, я положил ладони ей на шею и провел ими по водопаду ее волос. Она не имела права отказывать мне и не уклонилась, но словно застыла при моем прикосновении, с высоко поднятой головой, когда я нагнулся, чтобы поцеловать ее ухо.

— Я вернусь, — сказал я. — Через пять дней буду дома. Так обещал этот человек.

Ее подбородок дрогнул. Она быстро взглянула на меня из-под опущенных ресниц, и я заметил расходившиеся веером морщинки, собранные временем у внешних уголков глаз.

— Было бы совсем другое дело, если бы я знала, куда ты едешь, — проговорила она, уставившись в белую стену.

Я улыбнулся. Вифания знала только Александрию и Рим и кроме переезда из первой во второй не выходила ни разу за их пределы. Так, что Кумы, что Карфаген — разницы для нее не было.

— Хорошо, — вздохнул я, — если это тебя хоть как-то утешит, мы с Эконом проведем несколько дней где-то поблизости от Байи. Тебе случалось слышать о таком городе?

Она кивнула.

— Это прекрасное место на побережье, — продолжал я, — мыс Мизены, на берегу залива, который местные жители называют Чашей, а с противоположного берега видны Путеолы и Помпеи. Богатейшие римляне строят на берегу прекрасные дома и купаются в целебном иле.

— Но откуда тебе знать, куда вы едете, если он об этом ничего не говорил?

— Это лишь моя догадка, — ответил я самодовольно.

Вифания успокоилась и вздохнула. Она смирилась с моим отъездом и с перспективой остаться на несколько дней хозяйкой в доме, единственной начальницей над остальными рабами. Из прошлого опыта я знал, что в мое отсутствие она бывала настоящим тираном.

Единственной моей надеждой было то, что ее суровое правление не сломит Бельбона, и эта мысль заставила меня улыбнуться.

Обернувшись, я увидел появившегося в дверях Экона. Его лицо лишь на миг озарилось восхищением, но он тут же отвел глаза и скрестил руки на груди, демонстрируя полную невозмутимость. Я быстро поцеловал Вифанию и пошел к выходу.

Марк Муммий в большом нетерпении нервно расхаживал взад и вперед. Увидев меня, он поспешил к двери, не ожидая ни секунды.

Мы быстро зашагали по тропе, круто спускавшейся с Эсквилинского холма. У Субурской дороги: нас ожидали двое мужчин и четыре лошади.

Люди Муммия были похожи на него, и под их легкими шерстяными накидками я уловил тусклый блеск ножей. Перспектива вынужденной ночной прогулки по римским улицам выглядела в таком сопровождении даже заманчивой. Завернувшись в плащ, я нащупал на поясе свой кинжал. Хотя Муммий и сказал, что мне будет предоставлено все необходимое, я предпочел иметь собственное оружие.

На Экона Муммий не рассчитывал, поэтому нам обоим дали самую сильную лошадь, и он ехал, сидя у меня за спиной.

Ночь была мягкой, и в воздухе едва чувствовался холодок ранней осени, но городские улицы были почти пусты. В тревожные времена римляне остерегались выходить в темное время и с заходом солнца запирались в своих домах, оставляя улицы в распоряжении сутенеров, пьяниц и любителей острых ощущений.

Так было и в неспокойные времена гражданских войн, и в мрачные годы диктатуры Суллы, так выглядит город и теперь, когда на устах у всех восстание Спартака. В Форуме ходили ужасающие слухи о целых деревнях, где граждан захватывали и своих бывших хозяев зажаривали живьем рабы. После захода солнца римляне исчезали с улиц. Они накрепко запирали двери спален от своих даже самых верных слуг и просыпались в холодном поту от ночных кошмаров. В мире снова воцарился хаос, и имя ему было Спартак.

Копыта лошадей стучали по неровным плитам римских мостовых. Здесь стоял запах мочи и гниющих отбросов. Местами под ноги лошадей ложился свет из открытых окон нависших над мостовой верхних этажей, откуда на наши головы обрушивались обрывки музыки и пьяный смех, долго звучавшие потом за нашими спинами. И только далекие, очень холодные звезды, неподвижно мерцавшие в высоте, невозмутимо напоминали о приближающейся зиме. В Байе, где лето задерживается под защитой Везувия, наверное, теплее, думал я.

Наконец Субурская дорога привела нас в Форум, где стук копыт наших лошадей отдавался громким эхом на пустынных площадях. Мы проехали по самым священным местам, куда обычно не разрешалось заезжать на лошадях даже ночью, и направились прямо на юг по узкой улочке между Капитолийским и Палатинским холмами. На скотном рынке, называвшемся Бычий форум, стояла глубокая тишина, нарушавшаяся лишь изредка мычанием животных в загонах. Я хлопнул по ноге Экона, и он наклонился вперед, приблизив ухо к моим губам.

— Так я и думал, — шепнул я ему. — Мы едем в сторону Тибра. Тебя не клонит ко сну?

Он выразительно хлопнул меня два раза по спине.

— Ну и прекрасно, — я засмеялся. — Когда поплывем вниз по реке к Остии внимательно смотри вокруг.

На берегу реки нас ждали люди Муммия, чтобы принять от нас лошадей. У конца длинного причала стояло готовое к отплытию судно. В своем полусонном состоянии я считал плавание вниз по Тибру к морю как заурядное неторопливое путешествие, но ошибся. Моему взору представился не утлый челн, какой я ожидал увидеть, а небольшой гребной корабль с дюжиной рабов на веслах, прочный и быстроходный. Муммий, не теряя времени, проводил нас на борт, за нами последовали оба его телохранителя, и мы тут же отчалили.

— Если вы не выспались, можете прилечь, — предложил он, указав место под тентом, где высилась груда одеял. — Не слишком шикарно, и рабыни, которая согрела бы вас, нет, но нет также и вшей, если, конечно, пара-другая не переползла на одеяла с этих парней. — С этими словами он резко ткнул носком сапога в плечо ближайшего к нему гребца. — Налегайте на весла! — прогремел его голос, — да поторапливайтесь, не то отправлю вас всех на большой корабль, где узнаете, почем фунт лиха, — осклабился Муммий. Оказавшись снова в своей стихии, он становился более общительным, но я не был уверен в том, чтобы мне это слишком нравилось. Оставив бодрствовать одного из своих людей, он и сам заполз под одеяла.

— Если что — буди меня сразу, — шепнул я Экону, сжав ему руку, чтобы убедиться в том, что он меня понял. — Впрочем, если сможешь уснуть — спи. Сомневаюсь, чтобы здесь нам грозила опасность. — Я присоединился к Муммию под тентом, устроившись в дальнем углу и всеми силами отгоняя мысли о собственной постели и о тепле Вифании.

Скрип ручных кандалов на гребцах, ритмичные всплески под веслами и монотонный звук воды, разрезаемой носом судна, в конце концов убаюкали меня, и я задремал, то и дело пробуждаясь из-за храпа Марка Муммия.

Проснувшись в четвертый раз, я выпростал ногу из-под одеяла и слегка ткнул его в бок. Храп на мгновение прекратился, а потом возобновился с новой силой — теперь он хрипел как человек, умирающий от удушья. Услышав тихий смех, я приподнялся на локте и увидел на носу обоих его телохранителей, улыбавшихся мне. Они стояли почти вплотную друг к другу и о чем-то тихо говорили. Сна у них не было ни в одном глазу.

Я посмотрел в сторону кормы. Рулевой был на своем месте — бородатый гигант, безучастный ко всему, кроме реки. Поблизости к нему сидел Экон, уставившись через фальшборт на воду. Он был похож на статую Нарцисса.

Наконец Муммий перестал храпеть, и его дыхание теперь смешивалось с плеском воды, обтекавшей деревянную обшивку, с ритмичными выдохами гребцов, но мне уже не удалось погрузиться в благодатные объятия Морфея. Я беспокойно вертелся под одеялами. Было то слишком жарко, то холодно. Мои мысли блуждали по каким-то глухим лабиринтам, упираясь в тупики. Тяжелая дремота расслабляла, не принося отдыха, а призрачный покой не восстанавливал силы. Когда мы наконец доплыли до Остии и увидели море, перед Марком Муммием предстал куда более неповоротливый человек, чем тот, которого он за несколько часов до того выманил из постели. Мне казалось, что эта ночь никогда не кончится и что нам суждено вечно странствовать в этом мраке.