Андрей Кокоулин - Фотография на память

• Название: Фотография на память
• Автор: Андрей Кокоулин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Измочаленный Скобарский. Такой же худой, но изрядно подурневший. Постаревший. Засалившийся. Скобарский-без-будущего.

Оказывается, он продавал квартиру.

— Если можно, то миллион двести, — негромко проговаривал он, пока на газовой плите грелся чайник. — Вы же видите, две комнаты, состояние хорошее, трубы все пластик, недавно поменяны…

Он смотрел на Вадима, наверное, ожидая ответной реплики, и, не дождавшись, начинал возражать самому себе:

— Конечно, дом немолодой, планировка не самая удобная, потом — звукоизоляция…

Он улыбался извинительной, заискивающей улыбкой. Пальцы его подрагивали. Отчаяние комкало лицо.

— Хотя бы миллион сто. Я понимаю, что дорого. Я, если хотите, потом отдам… Я могу в кредит, под расписку…

Он говорил все тише, голова свешивалась к столу.

Было в нем что-то жалкое, потеряное, несчастное, огорчать его не хотелось и поэтому Вадим долго подбирал слова.

Нет, к Альке этот Скобарский не имел никакого отношения.

— Извините, — произнес он, — я…

— Одну минуту! — вскочил вдруг Скобарский, словно уловив какой-то сигнал.

Его вынесло в коридор, он пропал там и возник снова. На секунду.

— Ради Бога! — умоляюще сказал он Вадиму, блуждая взглядом поверх его головы. — Я сейчас… У меня там… Вы пейте-пейте!

Пиджак завернул полу, будто закрученный турбулентностью.

Вадим посмотрел в пустую чашку. Чего пейте? Или можно налить самому? Типа, пейте, что найдете?

Чайник выдыхал пар и постукивал крышкой.

Вадим встал, погасил конфорку, поискал и нашел в подвесном шкафчике среди блюдец, баночек и перечниц единственный чайный пакетик.

Подумал: может у человека это последний пакетик, а я тут… Стало стыдно.

Пить, в общем-то, и не хотелось. Вадим отогнул край занавески и принялся изучать накрытый тенью дома небольшой двор с деревьями и диагональю асфальтовой дорожки.

Вот и не оправдалось ничего, Алька.

Все не так, все не то, какой-то не тот Скобарский зачем-то продает свою квартиру. Знает он тебя? Да если бы и знал…

Он же только о квартире и говорит.

И зачем снимки тогда? Это подсказки? Или действительно параллельная реальность? Может, Алька, ты хочешь, чтоб я эту квартиру у Скобарского купил?

Глупо.

— Осторожнее, Олежек, осторожно, — услышал он за спиной.

И обернулся.

В кухню нетвердыми шажками вступил босоногий мальчик лет четырех-пяти, в маечке и трусиках, большеголовый, белобрысый, с пальчиком, забытым во рту.

Скобарский нависал над ним беспокойным родителем или, скорее, дедом, чтобы в любой момент поддержать, упредить, не дать упасть.

Глаза у мальчика были чуть темнее занавесок.

— Вот, Олежек, этот дядя даст нам денежек.

Скобарский посмотрел на Вадима. Подыграйте, пожалуйста — было в его глазах.

— Драсти, — Олежек, подойдя, протянул ладошку.

Вадим заметил на сгибе локотка блямбу пластыря и желтую гематому чуть выше.

— Здравствуй.

Ладошка оказалась влажной.

Изучая Вадима, Олежек чуть наклонил голову.

— Вы, правда, дадите нам денежку?

— Ну… мне надо подумать, — хрипло сказал Вадим.

Олежек, будто взрослый, кивнул.

— Вы только бырее думайте, хорошо?

Вадим не успел ответить — мальчик словно запнулся стоя, его повело, губы посинели, он упал бы, не подхвати его Скобарский.

— Опять, опять, да? — простонал он в запрокинувшееся лицо ребенка. — Ты дыши, дыши, Олежка, сейчас боль уйдет. Просто дыши…

Бормоча что-то успокаивающее, Скобарский понес мальчика в коридор, легко стукнула дверь, видимо, во вторую, не осмотренную комнату.

Вадиму вдруг показалось, что какая-то неведомая сила перекорежила его, стиснула, вывела левое плечо выше правого, хрустнула шейными позвонками, выгнула да и оставила так. И только через несколько секунд после он смог, отмерев, вернуть все обратно.

Вздрогнул. Ударился локтем.

Он не думал, что его так прохватит чужой болью. Даже смерть Альки как-то отступила, потускнела в душе.

Только легче не стало.

Скобарский вошел на кухню тихий и потеряный. Постоял, не узнавая, кто и зачем здесь Вадим, потом, кажется, вспомнил.

— Он спит, — сказал, — спит. Обошлось.

Губы у него тряслись.

У плиты он приложил ладони к жестяному боку вскипевшего чайника и с удивлением отнял их.

— Не чувствую, — пожаловался Вадиму. — Представляете?

Затем Скобарский долго шебуршился в подвесном шкафчике, чем-то там звеня, постукивая, пересыпая. Одна за другой на столе появились вазочки с мелким печеньем, с окаменевшим сгущеным молоком, с каким-то даже драже.

Появился и чайный пакетик.

Скобарский утопил его в чашке с обколотыми краями, залил кипятком. Снова сел напротив, мешая ложкой темнеющую воду.

Хвостик пакетика обвивал ложку петлями.

— Извините, — глухо произнес Скобарский, прекратив мешать. — У меня как в тумане все. Вы же… — голос у него дрогнул. — …не покупать пришли?

— Нет, — признался Вадим.

— Я так и понял, — горько сказал Скобарский.

И заплакал.

Он плакал, всхлипывая, утираясь руками, подальше от себя отодвинув чашку. Слезы ныряли в морщины, цеплялись за щетину, водяными микробомбами падали на стол.

Скобарский, сотрясаясь всем телом, пытался что-то объяснить, но вместо слов Вадим слышал лишь отдельные звуки.

Он растерялся. В один момент ему захотелось погладить Скобарского по седеющей голове.

— Вы понимаете, — чуть успокоившись, старик поднял на него покрасневшие глаза, — мне даже не миллион нужен…

— А сколько? — спросил Вадим.

— Два.

— Зачем?

— У Олежки — сердце. Клапан в любой момент… Вот, — Скобарский полез во внутренний карман пиджака. Плохо слушающиеся пальцы достали и расправили вчетверо сложенный листок. — Это стоимость операции.

На плохой ксерокопии под лейблом клиники, под "Dear Dmitry" и десятком последующих строчек латиницей стояла сумма.

Пятьдесят тысяч. Евро.

На счету у Вадима было полтора миллиона рублей. Где-то тридцать семь тысяч в пересчете. Как раз на хорошую двухкомнатную.

Только вот покупка уже потеряла смысл.

Ему подумалось: отдать? Просто отдать, даже не за квартиру? Альки, параллельная и непараллельная, отдать?

Странно, но хомячья сущность почему-то даже не пикнула. Может быть, хомячья сущность как раз первой за Алькой и умерла.

Отдать.

В груди скрутился жгучий комок.

— Вы вот что… не продавайте пока, — поднялся Вадим. — Я завтра… Всю сумму…

— Постойте! — вскрикнул Скобарский.

Но Вадима уже вынесло в прихожую, а из нее — в подъезд, на улицу, в осень.

Это была непонятная, могучая и властная сила. Она повлекла его, потянула по тротуару, а, быть может, и над ним. Слоился воздух, отпадали за спину дома.

Отдать.

— Хрен вам, а не мальчишка! — проорал Вадим, утыкая сложенные фиги в серые небеса. — Хрен вам! Хрен!

Кому? Чему?

И, видимо, у силы были крылья, потому что и сквер в конце попался незнакомый, и лавка обнаружилась неизвестно как, и опустился он на нее чуть ли не сверху.

Прилетел?

Ветер цеплялся за ветки над головой.

Вадим достал телефон и, еще задыхаясь, утирая выбитую то ли бегом, то ли полетом слезу, набрал номер.

— Андрей Игоревич?

— О! — удивились на том конце соединения. — Объявился!

— Андрей Игоревич, у меня срочное дело.

— Да? — удивились на том конце еще больше. — А у меня нет? Ты когда на работу выйдешь? Я тебя жду, уральцы тебя ждут, контракт срывается. Ты это понимаешь?

— Погодите. Мне нужно пятьсот тысяч.

Вадим сказал и замер.

Билось сердце, горела щека. И все было правильно: и решение, и слова.

Телефон икнул.

— Сколько?

— В долг.

— Ты влез там во что-то? — подозрительно спросил Андрей Игоревич. — Проигрался? Вадик, ты совсем сдурел?

Это было смешно. Это было настолько смешно, что сделалось жарко и весело. Вадим прыснул прямо в микрофон.

— Что ты там писькаешь! — возмутилась трубка.

— Андрей Игоревич, я отработаю.

— Да?

Несколько секунд в телефоне было тихо, затем раздался мерный цокающий звук — начальство, размышляя, по старой привычке постукивало тупым концом шариковой ручки о столешницу.

— Вот что, — наконец сказала трубка, — уломаешь сегодня уральцев, выдам тебе деньги. Не уломаешь — извини…

— Хорошо.

— Жду через полчаса.

Выключив телефон, Вадим повертел головой. Это все еще Кутузова? Или его занесло на другой конец города?

Какое там было полетное задание?

Он вышел из сквера, вспугнув голубей, устроивших флэш-моб на тропинке, и это действительно оказалась Кутузова, сороковые дома.

К поднятой руке притормозил частник на вазовской "десятке", приоткрыл дверцу: