Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов

• Название: Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
• Автор: Николай Бахрошин
• Издательство: Эксмо : Яуза
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66376-7

Два бестселлера одним томом! Исторические боевики о первой войне славян против варяжского ига.

Если дружина викингов хозяйничает на наших землях, если пришельцы с Запада не только строят здесь крепости, чтобы собирать дань с окрестных племен, но и преступают Правду, обращаясь со славянами как с рабами, — против захватчиков поднимается стар и млад, и даже женщины берутся за нож.

Но сможет ли плохо вооруженное ополчение одолеть матерых головорезов, что наводят ужас на всю Европу? Удастся ли славянам выстоять против непобедимых берсерков, впавших в боевое бешенство? Как сбросить варяжское иго и вырваться на волю? Применив против чужеземцев страшный «черный огонь», который невозможно залить водой, который прожигает насквозь не только живую плоть, но даже сталь, секрет которого волхвы хранят на самый черный день! Теперь этот день настал!

---

Все так. Забывать — это нужно. Но можно и вспомнить давно и, казалось бы, прочно забытое, если пойти вверх, наперекор течению Реки Времени. Просто надо суметь поплыть вверх по реке. Особые есть приемы для этого. Тайные приемы. Не каждому позволяют боги осилить такую науку. Тяжелая она. Уплыть можно, да поворотить сложно, не единожды втолковывала ей Мотря.

Старая Мотря, мудрая, как сама богиня Мокошь, которая добра к тем, кого любит, и безжалостна к провинившимся, казалось, все знала на белом свете. Мотря многое могла рассказать о богах и людей понимала, как никто. Только чаще всего не говорила им об этом. Люди ведь обижаются, когда все про них понимаешь. Считают колдовством, если кто-то их понимает, когда они сами для себя — тайна за семью дверями. Это тоже растолковала ей Мотря.

Хорошая она, Мотря. И крепкая духом. Не будь она бабой — стать бы ей волхвом посильнее, чем сам вещий Олесь.

Сельга с малолетства знала: поличи подобрали ее в лесу. Она даже помнила, как шла по этому лесу, как цеплялись за одежду колючие ветки, как кружились вокруг нее тени и звуки. Как она долго питалась ягодами, выкапывала сочные корешки, жевала от голода сырые грибы, безвкусные, как пресное тесто. Она была совсем маленькой, а лес — огромным. Но она не боялась. Наверное, поэтому и прошла. Большой лес не увидел опасности в маленькой девочке.

Она вспоминала смутно: вот огромный, как глыба, медведь, с длинной шерстью, свалявшейся на животе и боках в сосульки, вышел на залитую солнцем поляну, подошел к ней, понюхал, дыша смрадом из пасти. Она решила, что он пришел поиграть с ней. Ей уже давно было скучно. Она потянулась к нему ручонками, засмеялась. А медведь вдруг отвернулся от нее, убежал, тяжело переваливаясь на мохнатых лапах.

Еще она помнила, как встретила неуловимого лесного человека. Высокий, как дерево, подпиравший плоской макушкой нижние ветки сосны, он стоял неподвижно, свесив до колен длинные мохнатые руки, и внимательно наблюдал за ней острыми красными глазками. Или это не Ети был? Сам Леший, лесной хозяин, приходил, смотрел на нее. Принять или не принять в лесу чужое дите? Принял, значит…

Потом Сельга долго играла с маленькими лисятами. Забавные они. Носились вокруг нее пушистыми колобками, покусывали мелко за руки и ноги. Она сердилась, рассудительно выговаривала им, что кусаться не надо, играть надо бережно, чтоб все веселились. А иначе что это за игра, когда одному смех, а другому слезы?

Игра кончилась, когда пришла большая мамка-лисица. Очень большая, как ей показалось тогда. Тявкала на нее, как собака, мела пушистым хвостом, скалила зубы. Прогнала ее от детенышей. Но тоже не тронула. Известно, против воли Лешего ни один зверь не пойдет, они его почитают, как своего князя.

Диво, конечно, что ее нашли, что не пропала она в чащобе. Но вот как она оказалась на землях поличей? Откуда шла? С кем была до того? Старую Мотрю любила она как родную, но куда делись ее родители? Кто они, какие на инд? Все было скрыто короткой памятью несмышленыша.

Она всегда мечтала вспомнить прошлое.

В первое странствие по Реке Времени Сельга отправилась еще тонконогим, как цапля, подростком. Старая Мотря сначала сильно возражала. Говорила, прежде ей нужно вырасти, оросить Сырую Мать первой женской, плодородной кровью, узнать мужчину. Еще лучше — ребенка родить, подарить роду новую жизнь. А затем можно уже и ворожбу делать, кто ей тогда слово поперек скажет? Не торопись, мол, милая, подожди, опасно это — дух отделять от тела по собственному хотению… Но она, Сельга, настояла. Сейчас, и все тут. Она упорная. Упрямая, как коза, из нутра требуху по жилочкам вытянет, когда в голову что зайдет. Это Мотря про нее в сердцах говорила.

Одолела она старую. Осадой взяла. Научила ее Мотря нужному чародейству.

Как положено перед ворожбой, Сельга семь дней куска в рот не брала, готовилась. Первые дни было тяжело ничего не есть, живот ныл, требовал. Потом привыкла, даже перестала хотеть. Легко ей стало, хоть сейчас полетит. Пища силу дает, но сама же и забирает много, объяснила Мотря. Если на уме ворожба — про сытную еду забудь.

На седьмой день Сельга ушла подальше от селения, хотя голова слегка кружилась от телесной слабости. Присела на лужайке. Для начала попросила по очереди всех богов и богинь помочь, не скрывать от нее неведомого. Боги ответили ей, шевельнув ветрами. Разрешили, значит. Боги не тратят свою силу попусту, когда отвечают — значит, можно, знала Сельга.

Потом она сосредоточилась. Не собралась мыслями, а, наоборот, как учила ее баба Мотря, словно рассеялась. Как туман по лощине. Стала везде и нигде. Перестала видеть вокруг глазами, направила взор в самое сердце. Представила Реку Времени, ощутила себя в ее непрерывно струящемся потоке. Сверху, чуть наискосок, с правого плеча текло время, она вдруг это ясно почувствовала. Время — тоже живое, почувствовала она. Оно не просто течет, оно дышит, как дышит тесто, оставленное подниматься в кадушке у печки.

Мысленно шагнув вперед, погрузившись в эту бесконечную реку, Сельга из глубины, глазами сердца посмотрела вдаль. Сначала — ничего, только краем, уголками глаз заметила неясные тени. Потом — отчетливее. Наконец увидела.

Это был каменный дом, огромный, как гора. Сельга никогда не видела ничего подобного. Маленькие избы поличей рядом и поставить смешно. Дом окружала высокая стена с зубцами, тоже каменная, рукотворная. Перед стеной — ров, наполненный старой темной водой, отдающей гнилостным болотным запахом. Вокруг — голо, ветрено, деревьев нет, только мягкая с виду, удивительно зеленая трава на волнистых холмах.

Потом она увидела внутренность дома. Каменная комната, которую и комнатой назвать не поворачивается язык. По полу из тесаных плит можно скакать верхом, как скачут на лошадях княжеские дружинники, приходящие собирать дань. Сквозь узкие, длинные прорези окон, не защищенных ничем от ветра, только закрываемых иногда деревянными щитами, стоявшими тут же, под окнами, была видна большая вода. Не река, нет — другая вода и цвет другой. У этой есть только один берег, а другого не видно. Диковинная вода волновалась, плескалась сама по себе, по ней пробегала белая, кудрявая, как баранья шерсть, пена. Как будто живая. Это море, наверное, решила Сельга. Она слышала от бывалых родичей рассказы про море.

У огромной, открытой с трех сторон печки, в которой можно сразу печь целую корову, Сельга увидела рослого мужчину с седыми волосами. Лицо у него было квадратное, серое, словно бы тоже каменное, прорезанное глубоко залетающими морщинами. Он вольно сидел на деревянной скамье с удобной подпоркой для спины. Мужчина был одет и длинную теплую одежду, опушенную невиданным пятнистым мехом. На распахнутой груди, под одеждой, тускнела железом кольчуга, у пояса — меч с дорогой рукоятью, червленной узорами. Рядом, на такой же скамье, молодая женщина с мягким, очень родным лицом. На женщине длинная, до пола, меховая накидка с капюшоном. У нее на руках — совсем крошечная девочка, тоже сильно закутанная для тепла, хотя в открытой печи пылает целый пожар из бревен.

Мужчина протягивает большую руку и щекочет девочку сквозь одежду. Та заливается от смеха, отмахивается ручками и ножками, лепечет что-то. Мать улыбается…

Да, это она, Сельга, на руках. А рядом ее отец и мать…

* * *

Когда она очнулась, солнце уже клонилось к закату. День пробежал так быстро, что она не заметила его. Сельга встала и медленно побрела, все еще пытаясь понять увиденное. Ее пошатывало, словно она целый день таскала тяжелое.

Чудно, конечно… И день куда-то пропал, пролетел в забытьи.

Вернувшись домой, Сельга рассказала Мотре про все.

Та долго молчала, сопела только, деревянной ложкой на длинной ручке лезла в печку, помешивала в котле вкусно пахнущее варево. Щурилась от дровяного дыма, всегда попадающего в глаза, прежде чем подняться вверх, выползти в щель, оставленную для него между двумя скатами крыши. Сельга даже решила, осерчала на что-то. Скосила глаза, нет, вроде не сердится. Наоборот, довольна. Усмехается.

— Да ты ведунья, девонька, исконная ведунья будешь, — сказала ей наконец старая Мотря. — Вот уж не думала, не гадала. Ничего, ничего, я тебя еще научу всему…

— Научи, мать Мотря, конечно же, научи! — обрадовалась Сельга ее неожиданной сговорчивости.

Мотря, уже явно отставив ложку, разглядывала ее, словно давно не видела.

— Наша ты. Как есть наша! Хвала Мокоше-плодородной, послала мне отраду на старости лет! — сказала она наконец.

— Как ваша? По крови? — удивилась Сельга. Она давно привыкла к тому, что ее называли пришлой.

— Больше чем по крови. По духу наша, — загадочно сказала Мотря.

Сельга опять удивилась. Что может быть больше, чем узы крови?

Глядя на нее снизу вверх, Мотря тепло, по-родительски, улыбалась щербатым ртом, где редким пенькам, остаткам зубов, было привольно между голыми деснами. Играла морщинами, словно лучилась. Маленькая, сгорбленная годами, но все равно большая и сильная. Сельга в знак ласки погладила ее жидкие седые волосы, потерлась носом о ее плечо. Хорошая она, родная.