Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов

• Название: Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
• Автор: Николай Бахрошин
• Издательство: Эксмо : Яуза
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66376-7

Два бестселлера одним томом! Исторические боевики о первой войне славян против варяжского ига.

Если дружина викингов хозяйничает на наших землях, если пришельцы с Запада не только строят здесь крепости, чтобы собирать дань с окрестных племен, но и преступают Правду, обращаясь со славянами как с рабами, — против захватчиков поднимается стар и млад, и даже женщины берутся за нож.

Но сможет ли плохо вооруженное ополчение одолеть матерых головорезов, что наводят ужас на всю Европу? Удастся ли славянам выстоять против непобедимых берсерков, впавших в боевое бешенство? Как сбросить варяжское иго и вырваться на волю? Применив против чужеземцев страшный «черный огонь», который невозможно залить водой, который прожигает насквозь не только живую плоть, но даже сталь, секрет которого волхвы хранят на самый черный день! Теперь этот день настал!

---

— Заколдованы! Заколдованы! Будь они прокляты, лесные колдуны! Их огонь не гаснет! — в смятении кричали бесстрашные воины. Ибо дети Одина хоть и презирают страх, но смятение ведомо им, как и остальным смертным.

Я видел, как Дюги Свирепый, впав в белую ярость от вида гибнущих деревянных коней, отбросил в реку шлем, полный воды, и, выхватив меч, принялся рубить огонь, как врага. Тело драккара в щепки разлеталось под его ударами и, чудилось мне, глухо стонало от горя. Но огонь продолжал издеваться и скоро заплясал на его мече, как на дереве, обжигая огромные руки, умеющие сражаться любым оружием. Ел глаза дымом и нос — запахом паленого мяса.

Тогда Свирепый не выдержал. Скинул тяжелую, не дающую плавать кольчугу, сорвал с себя наручи и поножи, зажал в зубах свой второй меч и бросился в воду, рыча от ярости. Поплыл к берегу быстро, как большой тюлень, удирающий от охотников. Стрелы поличей, и большие и малые, летели ему навстречу и встречали его. Но могучий воин продолжал плыть, оставляя за собой красные кровяные следы, как оставляет их рыба-кит, уходящая от охотников через волны после неловко брошенных копий…

Я, Рагнар Большая Секира, видел, как это было. Я смотрел вокруг и отчетливо, до мельчайших подробностей видел, как посреди полноводной реки горели драккары и воины. Никогда мне не забыть эту горестную картину! Я все еще не находил в себе сил расстаться с «Птицей моря», которая, погибая, трещала и стонала теперь от огненной боли. И мой дух стонал и корчился вместе с драккаром, потому что стоны о погибающем друге не делают воину бесчестья!

Обожженный, истыканный стрелами, как еж колючками, красный от крови Дюги все-таки выбрался, выполз на берег с мечом в зубах. Рванулся вверх по обрыву, цепляясь за ветки. Он уже не рычал, только хрипел, но оставался все таким же неукротимым. Размахивая мечом с силой героя, он рубил перед собой кусты и деревья. Видимо, не разбирал уже, где притаился враг. Еще много стрел вонзилось в него, прежде чем храбрый воин упал и больше не смог подняться, скатился вниз брошенной тушей падали. Ушел по дороге к Одину, Отцу Павших, не побежденный людьми и сломленный только коварным колдовством чужеземцев. Пусть валькирии, доставляющие умерших прямо к воротам Вальгирд, главным воротам пиршественного чертога Валгаллы, поддержат его под локти, если его израненное тело не сможет идти само. Да будет так!

Многие мои воины прыгали теперь в воду вслед за Дюги. Скидывая броню и взяв с собой только легкое оружие, потому что даже самый сильный воин не способен плыть в железной броне, покорители морей плыли к берегу.

Но речная вода диких поличей тоже была против них. Многие плыли, да немногие выплывали. Поличи стреляли часто, метко, и длинными стрелами, и короткими, и метали камни кожаными пращами. Хотя мои опытные дружинники, привычные к воде, как к суше, часто ныряли, спасаясь от летящих градом стрел и камней, но люди — не рыбы, они не могут вечно плыть под водой. Выныривая, чтобы набрать воздуха, воины находили свою смерть и тонули, оставляя реке свою кровь, которую неторопливо уносило течением. Те, что добирались до берега, сражались, как подобает, но их было мало, а поличей, притаившихся, как злые осы, по обоим берегам реки, было много. Число им — тьма, как казалось мне. Моих воинов, почти безоружных, они убивали стрелами, кидали копья и легкие дротики, а потом накидывались на раненых кучами, как голодные собаки накидываются стаей на раненного насмерть вепря. Пусть раненый вепрь все еще грозен, но стая все равно растерзает его…

Я видел! И жалел, что не ослеп раньше этого дня! Потому что не мог побежать по воде на врагов, не мог облиться черной кровью коварных! Не мог зубами вцепиться в их теплое дымящееся мясо! Не мог вытягивать через распоротый живот их кишки и рвать на части, смеясь от радости!

— «Птица моря» сгорит! Надо прыгать в воду, конунг! Клянусь мечом Одина, мы больше не можем ничего сделать! — сказал мне Якоб-скальд, державший тлеющее кормовое весло и сжимавший зубы от боли ожогов. Давний шрам сохранял усмешку на его лице, но в темных глазах плескались, как волны в штормовом море, боль и гнев. Он продолжал вести «Птицу моря» посередине реки.

— Куда прыгать?! Чтобы найти смерть в воде?! — закричал я, не помня себя от обиды и гнева.

— Но ведь мы еще живы, Рагнар! Может, боги помогут нам спастись! — сказал старый воин, не теряющий головы. — Посмотри на «Журавля» Альва! Хочешь ли ты такого конца?!

Щурясь сквозь дым, я увидел — «Журавль», более слабый своим деревянным телом, уже почти выгорел. Им больше никто не правил, течение сносило его к берегу, где скалились и махали оружием лесные люди.

Отважный Альв Железный Бок, не пожелавший расстаться со своим деревянным братом, привязавший себя к носовой фигуре, чтоб случайно не упасть в воду, тоже сгорел. Чернел на носу мешком углей. Они все сгорели, кто оставался на «Журавле», не пожелав умирать в воде, как лягушки. Ушли с огнем по последней дороге славы. Их крики, приветствовавшие смерть, еще звучали у меня в ушах, как запоздавшее эхо. Те, кто спрыгнул, еще погибали в воде или на берегу, отбиваясь от наседавших врагов. Некоторые, показалось мне, пробились через воющую стаю лесовиков и скрылись в чаще, но я не заметил, кто…

Якоб выплеснул мне в лицо воду из шлема, и вода эта тоже показалась мне теплой. Я чувствовал, мои волосы уже трещат от жара, а борода обгорела до подбородка.

Я вздрогнул и оторвался взглядом от горестного зрелища. Я наконец очнулся, вспомнил, что я воин и конунг. Оглядел тех немногих, что еще оставались со мной на горящем драккаре. Да, надо плыть! Да, мы еще живы! Горе воину, проигравшему сражение, но можно проиграть сражение и выиграть войну, учил меня старый Бьерн. Это наука конунгов.

— Мы поплывем, — сказал я всем воинам. — Только не к берегу. Поплывем по течению, посередине реки, и пусть помогут нам боги!

Скинув кольчугу, сбросив шлем и остальную броню, привязав за спину верную секиру Фьери, я прыгнул в воду.

После огня вода ударила меня холодом, приятно остужая обожженное тело. Все прыгали за мной, кто еще мог ходить.

Я забыл, что у поличей было много челнов…

* * *

Я не знаю, конечно, смертные могут только догадываться, как будет в день Рагнаради, когда рог Хеймдалля, златозубого стража богов, позовет героев на последнюю битву. Когда вода смешается с воздухом, а огонь — с водой. Когда из Муспелля выплывет гигантский корабль Нагльфари, построенный из неостриженных ногтей мертвецов, где кормовое весло будет держать сам Локи Коварный, вырвавшийся из Утгарда.

Я знаю, сам Один должен умереть в день Рагнаради, и еще многие храбрые воины встретят смерть грудью. Так же, как встречали мы ее на реке Илень, когда поличи в своих челнах догоняли нас и топили, как ястребы уток. Рубили мечами, кололи копьями, доставали стрелами и дротиками героев, беззащитных в воде. Мы все ныряли, спасаясь от них, но все меньше нас выныривало на поверхность. Много крови текло в этот день по реке. Наверно, больше, чем самой воды.

Но я, Рагнар Большая Секира, ушел от врагов. Уплыл рыбой, убежал выдрой, ускользнул змеей в камыши.

Я — великий воин! Меня жгли огнем, но я не сгорел. Меня топили в воде, но я не тонул. В меня пускали стрелы, но они не втыкались. Поднырнув под челн, догнавший меня, я раскачал и опрокинул его. Воткнул нож в чье-то мягкое тело, оказавшееся рядом. Снова нырнул под воду, затаив дыхание так надолго, что перед глазами замелькали прозрачные червяки.

Так я и плыл, выныривая на мгновение, и снова плыл, оставаясь глубоко под водой…

* * *

Добравшись до берега, я не стал сразу выбираться на сушу. Еще долго прятался под водой, дыша через сухой камыш, как, я видел, делали это речные венды.

Я ушел. Хвала богам, что подарили мне крепкую спину, сильные руки и, главное, разум конунга, изворотливый, как коварство Локи! Сняв с перевязи со спины секиру Фьери, я выбрался на берег из камышей ниже по течению, злой, мокрый и задохнувшийся, словно упавшая в воду собака.

Двое лохматых поличей заметили меня и напали. Они сильно махали мечами и громко кричали, подбадривая себя и созывая других. Но только мешали друг другу рубиться. Забежав сбоку, чтобы прикрыться первым воином от второго, я отбил обухом длинный удар меча. С удовольствием рубанул воина между шеей и шлемом. Моя Фьери обрадовалась его свежей крови. Второй, испугавшись, попятился от меня, бестолково размахивая перед собой мечом. Я рванулся, чтобы достать его, но вовремя остановился. Увидел, остальные дикие тоже заметили меня. Бегут ко мне кучей.

Я не стал сражаться один со всеми. Побежал в лес. Долго бежал, слыша спиной, как перекрикиваются сзади преследователи. Но где им было догнать меня, если я тоже умею бегать не хуже Харальда Резвого!

Дикий народ… Дикий лес, так непохожий на благодатную, чистую от лишней зелени землю фиордов. Их кусты и деревья цеплялись за меня ветками и тоже пытались остановить. Но со мной была Фьери, и я смеялся над их лесным колдовством!