Джек Вэнс - Вист: Аластор 1716

• Название: Вист: Аластор 1716
• Автор: Джек Вэнс
• Жанр: Научная Фантастика

«Вист: Аластор 1716»: На Висте, Мире 1716 Скопления Аластор, миллионы людей живут сообща в гармонии, работают лишь несколько часов в неделю, трудятся и получают за свой труд в равной степени. Может показаться, что Вист - это Утопия. Но Коннатиг, желая узнать истинную цену этой Утопии, в один прекрасный день решает провести расследование - и это решение может стоить ему жизни.

---

«Жрачка» или «жранина» — пища естественного происхождения — в Аррабусе почти не встречается. Решение проблем, связанных с выращиванием, распределением и приготовлением «жранины» для трех миллиардов человек, немыслимо в обществе, решительно покончившем с позорной несправедливостью изнурительного труда. Время от времени «жрачка» становится предметом мечтательных сожалений и завистливых разговоров, но ее отсутствие никого, по-видимому, серьезно не беспокоит. Человек, слишком озабоченный мыслями о еде, с точки зрения большинства аррабинов заслуживает некоторого порицания. Иммигрант или турист, не желающий, чтобы за спиной его называли «жлобом», воздерживается от критических замечаний по поводу однообразия аррабинского стола. Таким образом, Аррабус — не место для гурмана. Равенство превыше всего: ни о традиционных блюдах, ни об изысканных творениях вдохновенных кулинаров не может быть и речи. В заключение следует отметить, что в Аррабусе ни одно из предприятий общественного обслуживания не производит каких-либо опьяняющих жидкостей. Диссельберг не признавал вина, пива и крепких напитков, провозгласив их «мочой цивилизации». Тем не менее, на каждом этаже каждого многоквартирного блока у кого-то в углу побулькивает незамысловатый змеевик, заправленный остатками недоеденной всячины и ежедневно «накапывающий» бидон-другой браги, именуемой предпочитающими неизящные выражения аррабинами просто-напросто «пойлом».

В другом отчете пропавшего без вести курсара Коннатиг обнаружил еще одно достойное внимания отступление:

«Каждый, кто посещает Вист, ожидает потрясений и неожиданностей, но никогда не готов воспринять умопомрачительный шквал впечатлений, обрушивающийся на него со свойственной реальности бесцеремонностью. Его взору представляются бесконечные кварталы одинаковых жилых блоков, уменьшающиеся в строгом соответствии с законами перспективы и пропадающие в грязноватой дымке горизонта. Он стоит на эстакаде путепровода, наблюдая за несущейся внизу тридцатиметровой рекой человеческих фигур с блаженно застывшими бледными лицами. Он посещает Дисджерферакт в пойменной низине Унцибала — карнавальный комплекс, где к числу популярных аттракционов относится так называемый «Парк смерти», позволяющий любому желающему выступить перед зеваками с волнующей речью и покончить с собой под аплодисменты прохожих. Он наблюдает за парадным караваном шунков, обреченной поступью сотрясающих мостовую по пути к стадиону. Он спрашивает себя: не грезит ли он, возможно ли это? Он протирает глаза — небывальщина остается явью. Но ощущение невероятности происходящего не исчезает!

Чужестранец может покинуть тесноту и толкотню Аррабуса, чтобы побродить по туманным Потусторонним лесам северного или южного континента. Как только путник поднимается на плоскогорье за гигантской стеной яйлы, он оказывается в другом мире, существующем, по-видимому, лишь для того, чтобы напоминать аррабинам об удаче, выпавшей на их долю. Трудно представить себе, что тысячи лет тому назад эти дикие просторы были уделами герцогов и принцев. Тайга скрывает последние следы роскоши их дворцов. Вист — небольшой мир, всего лишь восемь тысяч километров в диаметре. Горизонт относительно близок, даже до самого дальнего ориентира меньше часа спокойной ходьбы. Направляясь на юг через Потусторонний лес, странник в конце концов выходит к берегу Стонущего океана, где начинается совсем другая страна, со своими особенностями и красотами. Одного зрелища матово-молочных лучей Двона, отражающихся от холодных серых волн, достаточно, чтобы оправдать далекий путь.

Любопытствующий посетитель Виста, однако, редко покидает мегаполис Аррабуса, где в конце концов он начинает ощущать почти непреодолимый, удушающий гнет вездесущей толпы — своего рода психическую клаустрофобию. Человек чувствительный скоро осознает присутствие некой подспудной темной силы, заставляющей его испуганно озираться и поеживаться подобно первобытному гоминиду, вглядывающемуся в темный провал незнакомой пещеры с убежденным недоверием, внушенным опытом поколений: в глубине неизвестности неизменно таится безжалостное чудовище».

Коннатиг усмехнулся: его позабавила витиеватая пылкость отчета, представленного все тем же Бонамико человеком, по-видимому, чересчур эмоционального склада. И все же — как знать? Сам Коннатиг никогда не бывал на Висте. Возможно, для недобрых предчувствий Бонамико были серьезные основания. Коннатиг взглянул на примечание к отчету, тоже подписанное курсаром Бонамико:

«Зумер и Помбал, небольшие континенты другого полушария, гористы и наполовину покрыты ледниками. Они заслуживают упоминания лишь потому, что там разводят и дрессируют непокладистых шунков не менее раздражительные шункобои и зуры-наездники».

Время истекло: через несколько минут Коннатиг должен был встретиться с Шептунами. Уходя, он бросил последний взгляд на глобус и провел по нему ладонью — теперь невесомой, но массивной реплике Виста предстояло крутиться день за днем в опустевшем зале, пока ее не остановит трение воздуха.

Вернувшись наверх, Коннатиг сразу прошел в гардеробную, где занялся приготовлением той версии самого себя, какая, по его мнению, производила должное впечатление на аластридов любого происхождения. Сначала он нанес несколько мазков грима телесного тона чуть темнее оттенка кожи, чтобы подчеркнуть очертания скул и висков, после чего покрыл зрачки мягкой влажной пленкой, делавшей их темнее и значительно ярче. Наконец, искусственная накладка создала горбинку на носу, придававшую профилю дополнительную решительность. Коннатиг надел строгий черный мундир, оживленный лишь серебряными пуговицами на эполетах, и обтянутую черной тканью каску, почти закрывавшую коротко остриженные волосы.

Коннатиг нажал кнопку — у противоположной стены появилось голографическое изображение его самого: подтянутый мрачноватый человек неопределенного возраста, олицетворение непререкаемого авторитета власти. Правитель трех тысяч миров рассматривал трехмерное отражение деловито, не проявляя ни одобрения, ни разочарования — как плотник, надевший привычный фартук перед тем, как подойти к верстаку.

Из неизвестного источника послышался тихий голос Эсклавада:

— Шептуны ожидают в Черной гостиной.

— Благодарю вас, — Коннатиг прошел в соседнее помещение, точную копию Черной гостиной, где уже разговаривали голографические реплики Шептунов: трое мужчин и одна женщина в типичных для современного Аррабуса повседневных, довольно-таки легкомысленных нарядах «веселенькой» расцветки. Коннатиг внимательно изучал их изображения — такую разведку он производил практически в отношении каждой делегации, чтобы хотя бы частично нейтрализовать уловки и ухищрения ходатаев, надеявшихся повлиять на него в своих целях. Неловкость, напряжение, гнев, безразличное спокойствие, отчаяние, фаталистическое оцепенение — Коннатиг научился распознавать признаки всех этих состояний и оценивать общее настроение прибывших к нему депутатов.

По мнению Коннатига, в данном случае перед ним, несмотря на однообразие костюмов, была достаточно разношерстная группа. Каждый из Шептунов олицетворял психологический аспект, в чем-то несовместимый с другими тремя и свидетельствовавший о разобщенности или даже взаимной неприязни членов делегации.

«В случае Шептунов, выбираемых почти случайно из числа всех желающих представлять интересы населения, отсутствие психологической совместимости может ни о чем не свидетельствовать», — подумал Коннатиг.

Старейший депутат, седой субъект тщедушного сложения, с первого взгляда ничем не напоминал государственного деятеля. Долговязый и костлявый, он сидел, подергивая хитрым длинным носом, в некой напряженно-перекошенной позе, вытянув шею, откинув назад и чуть склонив набок голову, широко расставив вытянутые ноги, неуклюже опустив один локоть и выпятив другой. Он говорил капризно и беспокойно:

— Меня мутит от высоты. Здесь окон нет, но я не могу забыть, что до земли три километра. Нужно было потребовать, чтобы нас приняли на нижнем этаже.

— До воды, а не до земли, — проворчал другой Шептун, тяжеловесный мужчина с неприветливым лицом. Его темные волосы, висевшие влажными кудрявыми локонами, не были взбиты так, как это было принято среди аррабинов — этот не уступал диктату моды. Он производил впечатление самого решительного и волевого человека в группе.

Третий Шептун сказал:

— Коннатиг живет себе помаленьку и не боится за свою драгоценную шкуру — так что не беспокойся, сквозь пол не провалишься. Хотя за твою шкуру, конечно, никто гроша ломаного не даст.

— Ничего я не боюсь! — возмутился старикан. — Разве я не забрался на Пьедестал? Разве я не скакал куда-то сломя голову в гидродиске, разве я не летел сюда в звездолете?