Андрей Сердюк - Вложения Второго Порядка

• Название: Вложения Второго Порядка
• Автор: Андрей Сердюк
• Жанр: Научная Фантастика

---

Под профилем дженералиссимуса и лучшего друга всех радянских физкультурников из таких же блескучих булыжников было - явно без всякого там второго смысла простодушно составлено:

СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!

Ну что же, - большое вам спасибо.

Без всякой там иронии...

Но время вышло, и Зотов спартаковской морзянкой по пластику двери испросил высочайшего позволения на присутствие. Таможня дала добро. Зотов вернулся в логово, вознёсся и затих.

Каждый кубический миллиметр купе уже был пропитан тревожным и в тоже время призывным ароматом откутюрного - как показалось Зотову излишне жёлтого парфюма.

Всколыхнуло.

Будучи голимым натуралом и, к тому же, пребывая в том славном возрасте, когда ещё волнует живо волнообразность женских форм, за время восхождения на верхнюю полку он успел заценить все впадины, холмы, изгибы и излучины прилёгшей на своё ложе соседки.

И, не смотря на, в общем-то, не свойственный его природе, детерминизм дурного расположения духа, остался доволен кратким предварительным осмотром. Ровесница, аккуратная фигурка, ухоженные руки, короткая стильная стрижка баклажанновых волос, мягкие черты лица, умело - не крикливо - подчёркнутые дорогой (имеющей способность маскироваться под своё отсутствие) косметикой. И вот только...

Взгляд серых глаз, которым она отбила его взор ярмарочного покупателя, был воистину стальным. Об такой взгляд, господа, можно в кровь порезаться! И услышать по себе перезвонницу.

Осмысление новой - достаточно будоражащей и где-то даже возбуждающей визуальной информации слегка отвлекло Зотова от лилеяния, тетешкания и убаюкивания собственной обиды в область робких эротических переживаний, которые служат благодатной почвой для небогатой фантазии суровых русских мужиков.

6.

Через несколько минут, а может быть, часов, - ну, в общем, в тот момент, когда до той грядущей и судьбоносной драки на чужом перроне оставался по времени какой-то, право, сущий пустячок, - проводник осчастливил кипятком.

И соседка наладила кофе.

These selected beans are blended and specially roasted to give coffee rich and full-bodied taste, - так подло не по нашему было писано на её блестящих заморских пакетиках. Переведём же близко если и не к смыслу, то к сути: густой аромат колониального продукта способен растормошить уснувшую память.

И Зотов вспомнил. Вспомнил, что уже сутки почти в клюве не было ни маковой росинки, ни конопляной крупинки. К тому же ноги-руки так затекли от прокрустова ложа, сконструированного то ли под заблудившихся в России пигмеев, то ли под кочующих с каким-то цирком лилипутов, что никакие потягушки-выростушки уже не помогали.

По всему созрел культпоход в вагон-ресторацию, где он и отужинал вроде бы салатом и как бы котлетой, продезинфицировав их тремя колпачками дурного коньяка.

И четвёртым.

Контрольным.

Но лишним.

Возвращение в свой вагон сопровождалось воздействиями по тангажу и рысканию, в результате которых Зотов выстроил дли-и-и-нную, как железнодорожный состав длинную, вот какую длинную, цепь ассоциаций.

В первом пункте этой вереницы он представлялся себе шейкером - серебристым сосудом для взбивания коктейлей - в руках гигантского метафизического бармена-проведения, а в последнем (через Гегеля с его "истинно лишь целое", в смысле неотделимости формы от содержания) обнаружил себя натуральным балбесом, который никак не мог вспомнить: кому - Заболоцкому или Багрицкому? - принадлежат строчки, содержащие вопрос о сущностной природе красоты. Тот самый: сосуд она, в котором пустота или, всё же, - огонь, мерцающий в сосуде?

Помнится, что в нежном возрасте он постоянно путал жирафа со страусом, а сейчас - вот дожился! - заплутал в хрестоматиях известных отечественных пиитов.

Если так всё пойдёт и дальше, то скоро сольются под коркой во что-то одно Гегель с Бебелем, пупковый пирсинг с вечерним фиксингом, фермуар с фероньеркой, уж не говоря о таких тонких - для различия на слух и вкус - вещах, как, к примеру, тыры и пыры, а тем более, - фигли и мигли.

Свой вагон он не нашёл - вагона не было!

Что за чёрт!? А?

Что, - уже началось?

Постоял, прокачал ситуацию. Прокачав, понял: шёл-то, оказывается, от вагона-ресторана не в ту сторону.

Вот что значит, Зотов, жить цивильной жизнью - без курвиметра-то и компаса! Как-то неопределённо стало всё кругом без топографической карты с грифом "совсекретно". Расплывчато стало. Зыбко...

Но - Р-р-равня-я-яйсь! Смирна! Кр-у-у-у-гом! - развернулся неуклюже, и упрямо двинул восвояси.

И - во как странно вселенная-то устроена! - пока прошёл эти двести метров назад, вперёд проехал пятнадцать километров. Экая закавыка!

А сколько в ней, во вселенной нашей, ещё всякого такого... готовит просвещенья дух...

Шагал Зотов назад по затоптанным дорожкам разночинных вагонов, будто боцман по палубе фрегата, - балансируя. Да не просто так шагал, - не праздно, а вслушивался, как колёса поезда, выбивая традиционный ритм, настойчиво подсказывают ему какое-то нужное и, видимо, важное, по их мнению, слово, слово-ниточку для нанизывания будущих рифм.

Напрягся и таки распознал, расслышал, расчухал, - и поколотил, и побарабанил совковой лопатой языка в пустой и гулкой бочке рта - грена-да, дада-дада, грена-да, дада-дада... Именно такой, испанский, вытанцовывался легированными колёсами поезда рефрен.

Странно... Гренада. Правда, странно.

Искренне удивился, - товарищ Светлов зачем-то вспомнился в компанию к Заболоцкому и Багрицкому. И почему это у него сегодня не Мандельштам, да не Пастернак с Северянином вспоминаются? Может потому, что четверг нынче? Неизбывный рыбный день. Или Северянин, Пастернак и Мандельштам ещё впереди?

Ну и пусть Светлов. Что тут такого? Михаил Светлов. С убойным кавалерийским шлягером о гибели мечты целого поколения...

Цигаль-цигаль, ай-лю-лю! "Михаил Светлов" - пароход и человек. А в детстве, когда он ещё Мишей Шейнкманом был, думал ли, что вот так вот, что пароходом... Трава молодая... Степной малахит. Ну и - Вива Испания! Испания - Россия. И связанный с ними по рифмованному цветаевскому смыслу Гарсия.

И вдруг почувствовал Зотов, что вот прямо сейчас, под кастаньеты рельсовых стыков, выйдет у него импровизация а ля канте хондо в форме солеа или саэта, н-н-н... нет, - не солеа выйдет, и даже не саэта, а, конечно, сегирийя прощальный вздох уходящего поколения, печальный всхлип по затоптанному новыми обстоятельствами доброму времени, ноющее послевкусье на губах от той любви, что губила нас под иной луной и иным ветром.

И - да! - за то время, пока он неверной иглой сшивал чужие вагоны, успел сочинить (а Зотов, ко всем остальным своим недостаткам, был к тому же поэтом, тоже поэтом, если, вообще-то, существуют живые поэты) такой вот заполошный манифест:

Чем дышит кто, тем и беремен,

Ай-Кю мою душу ети!

В. Ленин - Д. Леннон - Пелевин

Этапы крутого пути.

Что нужно и что нам не надо

Ответствовать я не берусь.

Запала братишке Гренада

И точит испанская грусть.

Отряд не заметил потери,

А он им - и парус и киль,

А он им навешивал двери,

А он им балконы стеклил,

А он им из крынки водицы...

Они ж его - гниды! - под зад.

Ну, дяди, исчо возвратится

В Болгарию русский солдат!

И ещё шептал что-то он там, в продолжение к этому, но уже как-то не очень связно. Ну и кулаком погрозил - конечно - невидимому врагу - мол, ужо мы вам, к-а-а-злины неблагодарные.

Вот так вот иногда мелкотравчатая личная обида оборачивается волчьим воем геополитического масштаба. Эх, как нас кидала молодость. Пьяный базар... Лохмотья времени... Обрывки пространства... Поезд...

Давай, давай, Зотов, развлекайся пока своим советским бэкграундом (в Болгарию? за йогуртом? привет Цветане!), - скоро, где-то через пару авторских листов, когда сюжет под горку покатится, тебе уже не до этого будет.

Нет, до своего вагона он всё-таки дошёл.

Вот же! Вот! - всё тот же мужик в тамбуре стоит, нервно курит, являя собой яркую иллюстрацию к ещё никем не написанному жестокому дорожному романсу: "Судьба подряд играет мизера, а у меня горы три тыщи двести..." Разрешите. Пардон.

Потом бычком и бочком добрался Зотов и до родного купе, а когда слегка шумнул роликами входной двери, то оказался невольным свидетелем тому, как соседка испугано закрыла нервным и неэлегантным движением пухлую голубую папку, содержимое которой осваивала в его отсутствии.

Вот, вот, вот - с этих-то папочек всё всегда нехорошее и начинается...

"Чего дёргаешься, подруга, - мысленно обратился подвыпивший Зотов соседке. У меня, милая, от своих дел голова чугунная, чтоб ещё в чужие расклады вляпываться". И ещё: "Все беды от баб". Тут он как в воду глядел.

Короче, высказался, ну и залез наверх, - подальше от чужих энигм.

Залез и набычился.

Энд со, - мужчина и женщина. На одной территории. Значит, вместе. Друг другом не интересуются. Значит, нет. Нет? Нет. А почему же воздух наэлектризован? А? Отчего возникло такое напряжение в противоестественной тишине? Хотя, никакая, собственно, не тишина: в купе гул стоит, как в трансформаторной будке, - шум тока молодой беспокойной крови не оставляет в покое барабанные перепонки.