Сергей Сергеев-Ценский - Горячее лето (Преображение России - 11)
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Горячее лето (Преображение России - 11)"
Описание и краткое содержание "Горячее лето (Преображение России - 11)" читать бесплатно онлайн.
Расправил короткую серую бороду вправо и влево и умолк.
- Все-таки, господин полковник, хотя мы и в резерве, какая же задача нам ставится? - попытался спросить за всех прапорщик Ливенцев.
- Задача? - переспросил Печерский. - Быть в резерве, - вот и вся задача. А получим приказ двигаться и куда именно, - тогда туда и двинемся, куда прикажут.
Ливенцев должен был признать, что сказано это было вполне определенно, но от командующего полком он все-таки ожидал большего; поэтому, пытливо глядя на темные холмы за извилистой речкой, обратился он к своему батальонному, подполковнику Шангину:
- Если два корпуса, наш и семнадцатый, должны грызть этот орех, значит, он крепкий!
- А разумеется, - чем дальше в лес - больше дров, - подхватил волновавшийся торопыга Шангин. - Должны же, конечно, и они со своей стороны, раз мы им на пятки наступаем...
Совсем было налаживалась беседа по существу предстоящей тактической задачи, но беспутный прапорщик Тригуляев, командир пятнадцатой роты, подошедший некстати, сорвал ее; расслышав только слово "пятки", он понял его по-своему и заговорил весело, перебивая Шангина:
- Что, о сапогах доклад? У меня в роте тоже на сапоги жалуются. Ни к черту дело: у кого пятки светятся, у кого носки каши просят... Вся Россия в солдатских сапогах ходит, - только у солдат сапог нет!.. Я уж им говорю: "Было бы своих сапог не пропивать, а теперь уж с мадьяр сапоги тащите, - у них крепкие".
Тригуляев о сапогах, а толстый и куцый командир шестнадцатой, корнет Закопырин бубнил об обеде, с которым действительно вышла заминка, вполне объяснимая, впрочем, так как дивизия не успела еще как следует даже и осмотреться на новом месте. Но если солдаты терпеливо все-таки ждали, когда наконец подъедут полевые кухни, то у самого Закопырина терпения было гораздо меньше.
После убитого в бою за Икву Коншина четырнадцатую роту принял другой прапорщик - Локотков, - худощекий, веснушчатый, долгоносый, с птичьими глазами. У него была перевязана левая рука, но он не покинул роты и на участливый голос Ливенцева: "Что, царапнуло?" - ответил залихватски: "Есть отчасти!"
- Теперь, однако, дело будет, кажется, посерьезнее: наступать приготовились четыре дивизии, - сказал Ливенцев.
Но столь же залихватски отозвался на это Локотков:
- Тем лучше, - подопрут и справа и слева!.. Может быть, и еще двадцать дивизий наших наступать будут по линии фронта завтрашний день, - тем веселее, конечно.
- А рука-то все-таки болит? - любуясь его молодым задором, спросил Ливенцев.
- Не то, чтобы очень болела, - поморщившись, ответил Локотков, - а, как бы сказать, задумалась над своим будущим.
- Вы кем же были до призыва в армию?
- Я? Помощником податного инспектора в городе Задонске.
- Это почти то же самое, что быть математиком, как я, - улыбнулся Ливенцев. - А как вы своих готовите к завтрашней атаке?
Ливенцев спросил так потому, что этот вопрос неотступно стоял перед ним самим, однако Локотков как будто даже обиделся вмешательством в его дело такого же ротного командира, как и он сам.
- Что же мне их еще готовить? - вздернул он и тон, и голову. - Как ходили в атаку, так и завтра пойдут... если только придется. А вернее всего, что без нас обойдутся, а мы только прогуляемся.
Ливенцев качнул головой, сказал: "Едва ли" - и отошел.
Это не было у него предчувствием, что его лично ждет там, за Пляшевкой, что-то непоправимо скверное, может быть даже смерть. О себе он не думал. Он просто хотел представить себе теперь, в этот ясный и тихий летний день, грохочущее и жуткое завтра, хотел невозможного, конечно, однако допустимого - в той или иной степени, как допустима для решения любая тактическая задача, хотя теория с практикой при этом во многих случаях не совпадает.
Для него задача эта была на уравнения со многими неизвестными; он не знал того, что удалось узнать о противнике штабу 101-й дивизии в штабе 3-й, стоявшей здесь с неделю; он не знал и того, что донесли посланные в сторону противника разведчики. Он только внимательно всматривался во все, что его окружало, стремясь угадать чутьем: успех или неудача ждет всю эту массу людей, с которой он связан неразрывно.
За неделю, когда не было здесь боев, австрийцы могли не только укрепиться, но и подвезти много пополнений: железная дорога в их стороне работала безостановочно. Только авиация могла бы помешать ей в этом, но Ливенцев не видел, чтобы с русской стороны в сторону австрийцев летела хоть одна воздушная машина, в то время как над русскими войсками на фронте и в тылу часто кружились самолеты противника: спустился даже аэростат с прокламациями для русских солдат.
Физическая бодрость не покидала Ливенцева, чему он даже удивлялся, ведь спать приходилось мало, урывками. Больных солдат в его роте тоже почти не было: он объяснял это общим подъемом после двух побед сряду.
Хозяйственный рядовой его роты Кузьма Дьяконов, разувшись, чинил свои сапоги медной проволокой провода, действуя при этом шилом искусно и споро. Когда к нему подошел Ливенцев, махнув ему рукой, чтобы не вставал, а продолжал делать, что делает, Дьяконов сообщительно и как бы в свое оправдание заговорил:
- Десь тута валялся дрота кусок, - взял я его в руки, а он до чего же мягкий, прямо, как дратва! Надо, думаю, подметки загодя прикрутить, а то уж отпадать зачали... Как через этую речку если вброд иттить, - а мостов же нету, - то кабы не отвалились совсем, ваше благородие.
- Я тебя к медали представил, Дьяконов, - вспомнил Ливенцев.
Дьяконов в замешательстве поднялся, не выпуская сапога и проволоки из рук, и проговорил одним выдохом, как учил его когда-то давно дядька-ефрейтор:
- Покорнейше благодарим, ваше благородь!
Подождал, не скажет ли еще чего ротный, и добавил:
- Вот бы бабе домой отписать, чтобы знала!
- Что ж, - завтра, после боя, возьми да напиши, - сказал Ливенцев.
Но Дьяконов крутнул головой:
- Завтра - это как бог даст, ваше благородие: чи живой буду или-ча нету.
- Ну, раз так мрачно думаешь, успеешь еще написать и сегодня - времени хватит, - наблюдая его и улыбаясь, рассудил Ливенцев.
Чуть дернув ответной улыбкой левый край толстых губ, Кузьма сказал на это:
- Нехай так и быть, уж заодно завтра напишу.
- Вот это другое дело, - и Ливенцев отошел от него, будто унося с собой какую-то нечаянную находку.
В боях в конце мая все полки дивизии понесли довольно большие потери, почему Гильчевский приказал влить снова в свои роты людей из учебных команд; несколько человек, новых для Ливенцева, появилось теперь и в тринадцатой роте. Не произведенные еще в унтер-офицеры, эти "вицы", как их называли, стали отделенными командирами. Все они были ловкие ребята, стремившиеся щеголять выправкой, и одного из них, Бударина, особенно отметил Ливенцев за его деловитость.
Это был, что называется, разбитной малый, способный сразу прилипать к любому делу в роте вплотную, как муха к липкой бумаге. Притом его не нужно было заставлять повторять приказания, как приходилось это делать с иными сплошь и рядом: он как будто все возможные приказания заранее знал наизусть, - с двух-трех первых слов понимающе кивал круглым, как яблоко, подбородком и выполнять приказание бросался со всех ног.
Кстати, ноги его оказались самые крепкие во всей роте: Ливенцев знал от подпрапорщика Некипелова, что свалить его с ног никто в роте не был в состоянии, несмотря на то, что ростом он был невелик и лицо у него было, как у подростка, а серые глаза совсем ребячьи.
В этот день, перед таинственной речкой Пляшевкой, с ее озерами и болотами, Ливенцев услышал от Бударина, что люди на походе выбрасывали патроны.
Это поразило его чрезвычайно.
- Как так патроны выбрасывали? Зачем? Может быть, стреляные гильзы? зачастил он вопросами.
- Патроны, ваше благородие, а ничуть не гильзы, - сам заражаясь его изумлением, повторил Бударин.
- Патроны? Неужели патроны? - почти испугался Ливенцев того, что сам он не предусмотрел такой скверной возможности.
- Так точно, ваше благородие, патроны, - и даже подкачнул подбородком Бударин. - Говорят: "Это же только верблюду двести пятьдесят штук патронов таскать! Пятьдесят обоймов, они, посчитай, - говорят, - какой вес имеют!"
Рота Ливенцева была уж теперь, после двух боев, далеко не полного состава, однако в ней оказалось четырнадцать человек, выбросивших во время перехода сюда больше половины своих патронов, как излишнюю тяжесть.
С этим Ливенцеву не приходилось сталкиваться раньше, - ни в прошлом году, ни в начале шестнадцатого года, когда он был на Галицийском фронте.
Он знал, что расход патронов с первого же дня наступления оказался огромным, что фронт потребовал от своего главнокомандующего уже на четвертый день несколько миллионов патронов для винтовок обеих систем, бывших на вооружении армии: и своих русских трехлинеек, и австрийских трофейных. И вот из этих миллионов, спешно присланных ради успеха хорошо начатого дела, около двух тысяч выкинуто совершенно зря, как сор, бойцами его роты.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Горячее лето (Преображение России - 11)"
Книги похожие на "Горячее лето (Преображение России - 11)" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Сергей Сергеев-Ценский - Горячее лето (Преображение России - 11)"
Отзывы читателей о книге "Горячее лето (Преображение России - 11)", комментарии и мнения людей о произведении.