Диана Чемберлен - Папина дочка, или Исповедь хорошего отца

• Название: Папина дочка, или Исповедь хорошего отца
• Автор: Диана Чемберлен
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-70416-3

Описание книги Маленькая девочка сидит на скамейке в «Макдоналдсе» и держит в руках записку: «Меня зовут Белла Браун. Моего отца зовут Тревис. Он меня бросил». Когда Тревис Браун принял решение растить свою дочь в одиночку, ему едва исполнилось девятнадцать. Его друзья ходили на вечеринки и свидания, а он сидел дома и отлучался только на работу. И ни разу не пожалел о своем выборе. Лишь теперь, когда он потерял все: родителей, дом, работу, — ситуация вышла из-под контроля. Тревис схватился за новое предложение подзаработать, как за спасательный круг. Даже если это означало оставить дочку на некоторое время одну. А как бы поступил хороший отец?

---

Хотел бы я, чтобы это и в самом деле было возможно!

Мама не была совершенством. Она курила, болела диабетом, была слишком полная и нисколько не заботилась о себе. Но она любила Беллу и была счастлива, присматривая за ней, пока я на работе. Выяснилось, что причиной пожара стала неисправная проводка, так что мне не в чем было обвинять маму, и это принесло мне облегчение. Я не хотел бы злиться на нее теперь. Я не хотел бы, чтобы это стало последним чувством, которое я испытал по отношению к ней. Вместо этого я чувствовал благодарность. Она отдала за Беллу жизнь. Я не мог вообразить себе эту картину — моя полная, задыхающаяся мама бежит в горящий дом спасать Беллу. «Бог через нее творил волю свою», — сказал священник на ее похоронах, и, хотя я был не в ладах с Богом, мне эта мысль понравилась. Я за нее уцепился.

Я никогда не представлял себе, насколько зависел от матери. Теперь Белла зависела от меня, и это пугало меня до полусмерти.

Мой босс нашел кого-то другого, чтобы закончить работу над кухонными шкафами в доме на набережной. До сотни парней только и ждали момента, чтобы занять мое место. Проблема была в том, что мне платили черным налом. Конверт с моей последней зарплатой хранился дома. Четыреста баксов, в буквальном смысле, вылетели в трубу. У меня в бумажнике было около сотни, когда сгорел дом. Это было все, что теперь спасало нас с Беллой от голода.

Опередившая меня Белла присела на корточки и подобрала что-то, чего я не мог разглядеть на расстоянии. Она подбежала ко мне, обеими руками прижимая к груди это что-то и свою овечку. Игрушка упала на песок, и, когда Белла нагнулась ее поднять, этот предмет тоже упал, и я не мог не рассмеяться.

— Помочь тебе? — спросил я, подходя к ней.

— Я сама могу, — сказала она, подбирая игрушку.

Я подошел еще ближе и увидел, что предмет, который она держала в руках, оказался огромным моллюском, самым большим, какого я видел на нашем пляже, а я видел очень крупных и достаточно много.

— Белла, да тебе выпал джекпот!

— Это моллюск, — сказала она. Не в состоянии удержать раковину и игрушку, она села на песок.

Я тоже сел и стал рассматривать раковину. Она была в полтора раза длиннее моей ладони и абсолютно безупречна, цвета утренней зари. Я обрадовался, что Белла нашла ее. Мы собирали ракушки на пляже с тех пор, как она только начала ходить, но все они пропали во время пожара, и теперь мы начинали снова.

— Ты помнишь, кто жил внутри? — спросил я.

— Улитка! — Она сидела, скрестив перед собой ноги, осторожно касаясь краев раковины кончиками пальцев.

— Правильно. Животное вроде улитки.

— Ну да. — Как и я, она любила послушать рассказы о морских жителях. Я чувствовал в себе отцовский дух, когда учил чему-нибудь Беллу на пляже. Мой голос был его голосом. Жаль, что они не знали друг друга, мой отец и Белла. Они бы хорошо поладили.

— Ему нравилось есть моллюсков! — сказала Белла.

— Очень хорошо. А что еще он любил есть?

Она нахмурилась, вспоминая. Носик у нее слегка порозовел. Я забыл надеть ей панамку.

— Грешков? — попыталась выговорить она.

— Гребешков. — Она никогда не могла произнести это слово правильно. Когда-нибудь она сумеет это сделать, а я с сожалением буду вспоминать, как она произносила его раньше.

Она погладила раковину, как щенка.

— Это здесь, папа, мальчики превращаются в девочек? — спросила она.

Я вздохнул. Фрэнни была права. Я давал ребенку слишком много информации. Ей не нужно было в трехлетнем возрасте знать о гермафродитах. В почти четырехлетнем. Мне было, наверно, семь или восемь, когда отец рассказал мне об этом.

— Правильно, — сказал я. — Положи ее в сумку, и давай поищем еще.

— Ладно.

Она вскочила на ноги и снова побежала впереди меня. Я старался держаться поближе к воде, заливавшей мне ноги. Между моим отцом и мной была одна большая разница, подумал я. Он был водопроводчиком и имел свое дело, которое успешно вел. Он кормил и одевал меня. Быть может, я рос и не в богатстве, но никогда не знал нужды. Он не подвел меня, как я сейчас подводил Беллу. Больше всего я хотел стать человеком, которым мой отец мог бы гордиться. Не очень-то я в этом преуспел на настоящий момент!

Честно говоря, будь сейчас жив отец Робин, я бы попросил у него помощи. Он был богат. В контракте, который он заставил меня подписать, говорилось, что я никогда не буду иметь дело с ней самой. И я по-прежнему был так зол на нее, что скорее обратился бы к кому угодно, только не к ней. Но, думаю, ее отец не был бы так жесток, чтобы отвернуться от родной внучки, если бы она голодала.

Впрочем, это уже не имело значения. Он умер. Мама всегда читала некрологи, чтобы убедиться, что ее друзья еще живы. Я словно вдруг онемел, услышав, что он умер. Мы с этим человеком не любили друг друга. Я понял его, впервые держа на руках Беллу. Я чувствовал необходимость и потребность ее защищать. Ради ее благополучия я пошел бы на все. Это и делал отец Робин. Защищал свою дочь. Тогда я его понял, хотя от ненависти не избавился.

Мы с Беллой понаблюдали за дельфинами и пеликанами, а потом собрались домой. Я испытывал такое удовлетворение на пляже, такую отстраненность от проблем, что автоматически направился к нашему сгоревшему дому. Но тут же опомнился, и мы пошли к дому Фрэнни. Сумка на моем плече стала тяжелее.

По дороге с пляжа возвращаться в реальную жизнь, мне казалось, гораздо тяжелее.

Глава 6 Робин

Доктор Макинтайр помог мне подняться со смотровой кушетки.

— Посидите в приемной, пока я поговорю с вашим отцом, — сказал он.

Я посещала его много лет подряд, и всякий раз он заканчивал осмотр разговором с моим отцом, но на этот раз я почувствовала что-то особенное. Папа открыл передо мной дверь, и, проходя мимо него, я подняла глаза и увидела лицо столетнего старика. Он еще не успел закрыть дверь, когда я услышала слова доктора Макинтайра: «Я нахожу ее состояние значительно худшим, чем оно было у вашей жены в ее возрасте».

Я прошла по коридору в приемную, с трудом передвигая ноги, словно на них налипли пуды грязи. Ответ отца я не слышала, да я и не могла его расслышать. Я была в шоке. Ведь я это знала. Разве в глубине души я не боялась, что судьба моей матери, умершей в двадцать пять лет, станет и моей судьбой? Я знала, что мне хуже, чем полгода назад. Я никогда не могла бегать так быстро, как мои друзья, или ездить на велосипеде. Но теперь от малейшего усилия я чувствовала одышку и головокружение. Вчера, когда мы с друзьями танцевали у меня в комнате, мне пришлось сесть через две минуты. Сидя на кровати, я смотрела, как они танцевали и смеялись, чувствуя, что они отдаляются от меня.

В приемной я опустилась в кресло и стала ждать. Даже если бы я не слышала слов доктора, я бы догадалась, что все плохо. Когда отец вошел в приемную, глаза у него были красные. Он жестом предложил мне последовать за ним и, когда мы выходили, крепко стиснул мою руку. Ни один из нас не произнес ни слова, пока мы не подошли к машине. Я думаю, мы просто не могли говорить.

— Я так тебя люблю, Робин, — сказал он, открывая дверцу. — И хочу для тебя всего самого лучшего.

— Я слышала, что сказал доктор, — призналась я. — Что с сердцем у меня хуже, чем было у мамы. Значит ли это, что я не проживу столько, сколько она?

Мне только что исполнилось пятнадцать. Стало быть, мне оставалось самое большее еще десять лет.

— Ты проживешь дольше, — быстро сказал отец. — Возможно, нормальный срок, потому что врачи разбираются в твоем состоянии лучше, чем десять лет назад, и многие теперь подписывают донорские карточки, так что, когда тебе понадобится сердце, ты его получишь.

Я была неглупа, знала, что все не так просто. Я села, отец захлопнул дверцу и обошел машину, чтобы сесть на водительское место.

— Я хочу, чтобы тебя совсем освободили от занятий спортом, — сказал он, включая зажигание.

Я уже и так часто сидела на этих занятиях в стороне, но мне была ненавистна мысль стать от моих друзей еще дальше.

— Я вроде бы там и так не слишком сильно напрягаюсь.

— И я буду отвозить тебя в школу.

— Но, папа, тебе же надо быть в университете раньше!

— Ничего страшного, изменю свое расписание.

— Какая разница, повезешь ты меня на машине или я поеду на автобусе?

Я чувствовала, что он отнимает у меня остатки свободы. Он всегда чересчур заботился обо мне. Теперь будет еще хуже.

— Тебе приходится идти до остановки пешком, и в автобусе слишком много… толкотни.

— Нет там никакой толкотни! О чем ты говоришь?

— Прошу тебя, сделай это для меня, ладно? Я хочу, чтобы твоя жизнь была легче и спокойнее, насколько это возможно.

Чего он на самом деле хотел, так это быть со мной каждую минуту, защищать и опекать. Душить меня. Скоро он прикует меня к себе цепями.

В ту ночь я впервые познала настоящий страх. Лежа в постели, я ощущала, как колотится о ребра мое сердце, слышала, как приливает к голове кровь, и боялась заснуть. Моя мать умерла во сне, у нее внезапно остановилось сердце. Поэтому я часами лежала без сна, прислушиваясь к каждому биению своего сердца, как будто, следя за ним, я могла продлить его работу.