Дмитрий Гусаров - За чертой милосердия

• Название: За чертой милосердия
• Автор: Дмитрий Гусаров
• Издательство: «Карелия»
• Жанр: О войне
• Год: 2004
• ISBN: 5-7545-0898-0

---

Все понимали, что подсочинил Вася, и подсочинил крепко, особенно в отношении того, чтоб пули шапкой ловить, но было в этой придумке такое, во что хотелось верить, и поэтому верили. Ведь у большинства в отряде были на вооружении винтовки — или трехлинейка, или образца «Маузер». Должны же они иметь хоть какое-то успокаивающее преимущество в сравнении с автоматами противника.

А потом Чуткин пропал. Вернулся недели через три исхудавший, с обморожениями на лице. Как ни в чем не бывало плюхнулся, не раздеваясь, на топчан и два дня не вставал, отсыпался — даже ел лежа… В санчасть не пошел, врач сама приходила к нему. Где он был, что делал — товарищи могли только догадываться, и авторитет Васи в эти дни достиг высшей точки.

Но Чуткин сам же всё и испортил.

Когда все пообвыклись и Вася пришел в себя, стали товарищи у него понемногу выпытывать — как оно там, на другой стороне, как живут люди в деревнях и сильно ли финны лютуют… Вася долго отмалчивался, непонятно пожимал плечами, и на него никто не обижался: подобная разведка — дело секретное. Поговаривали, что не сегодня-завтра Васю вообще заберут из отряда, не зря его в наряды уже не назначают, пусть отдыхает парень, сил набирается.

Однако из отряда Чуткин так и не ушел. И вот по какой причине. Когда от него уже начали отставать даже самые любопытные, Вася как-то вечером, сидя на топчане, чему-то усмехнулся, головой покачал в сомнении и произнес:

— Сдавил я ей, паразитке, глотку, под пальцами что-то хрустнуло — слабо так… Забила она ногами по полу и затихла.

Все сразу примолкли, потянулись к нему с вопросами: «Кто? Где? Кому?»

Как всегда, добиться от Васи связного рассказа так и не удалось, но кусками — кусками, а картина выяснилась полная.

Был Вася в родной деревне. Пришел поздно вечером в свой дом. Старуха (так он называл мать) всё, что знала, выложила ему и говорит, что тебе, Васенька, оставаться в родном доме нельзя — финны часто приходят, один за Зинкой все ухаживает, целыми вечерами у них просиживает. «Где Зинка?» — спросил Вася, поднимаясь. («Зинка — это сестра, на год младше».) Старуха ответила, что на гулянке и скоро должна прийти. Вышел Вася на крыльцо, стоит раздумывает — куда же ему податься, где устроиться, чтоб задание выполнить?

А тут и Зинка идет. И вместе с ней финн этот — провожает. Вася — шасть под крыльцо и замер. Остановились они совсем рядом, руку протяни — достанешь. Стоят, хиханьки да хаханьки. Потом целоваться начали. Поднимутся на ступеньку — чмок-чмок. Поднимутся на другую — опять то же самое. Еле дождался Вася, пока финн уйдет. Вошел в дом, вызвал Зинку в сени и…

— …Сдавил ей, паразитке, глотку, под пальцами что-то хрустнуло — слабо так. Забила она ногами по полу и затихла, — равнодушно, слово в слово, повторил Вася и принялся свертывать цигарку.

Все сидели ошеломленные, не зная, то ли верить, то ли рассмеяться прямо в лицо Ваське. Чаши весов долго колебались, и вдруг одна медленно потянула вниз.

— А чего ж ты обоих из автомата не полоснул? Прямо там, на крыльце, раз решил расправиться с сестрой… Поди, с автоматом ходил?

Чувствовалось, что командир отделения Живяков уже поверил случившемуся и его беспокоила лишь Васина оплошность — упустил финна.

— Шум нельзя было поднимать…

— И это ты на глазах у матери? — сдавленным голосом, осуждающе произнес Иван Соболев — одногодок Чуткина, пудожский комсомолец, бывший детдомовец.

— Не-е, старуха уже спала…

Слух о Васином поступке быстро разнесся по отряду. Партизаны других взводов специально заходили в его казарму посидеть, покурить в рукав (курение в казармах запрещалось), никто уже ни о чем не расспрашивал, но все с каким-то странным удивлением смотрели на Васю, словно был перед ними совсем незнакомый человек. Политрук третьего взвода Спиридон Лонин, человек добрый и старательный, в силу своей доброты потрясенный услышанным более других, уже начал готовить специальную беседу «Нет пощады предателям», которую думал построить на рассказе Чуткина, как вдруг все переменилось.

Поздно ночью Чуткина вызвал в штаб командир отряда Александр Иванович Попов.

— Значит, хрустнуло под пальцами? — весело спросил он и улыбнулся куда-то мимо Чуткина.

Заспанный, ничего не понимающий Вася тоже улыбнулся и пожал плечами. Поначалу он не заметил, что в полутемном углу сидит помощник командира бригады по разведке, отправлявший его месяц назад на задание.

— Значит, и ногами забила по полу?

Вася молчал, глядя чуть в сторону.

— Почему же ты не доложил об этом, вернувшись?

Вася продолжал молчать.

Командир поднялся и во весь голос крикнул:

— Встань как следует! И отвечай, трепло несчастное! Ишь, у него, видите ли, «хрустнуло под пальцами…». Где только научился так складно врать. Вот уж воистину, один дурак семерым работу задаст. Знаешь ли ты, идиот, что из-за твоей болтовни людей на проверку пришлось отправлять, все твои другие сведения под сомнение ставить. Хорошо, хоть в деле не наврал, а то быть бы под трибуналом. Вот так: был ты представлен к награде, а теперь все отменяется… Будешь месяц нужники чистить.

Помощник комбрига приблизился к Васе и тихо спросил:

— Скажите, Чуткин, зачем вы все это придумали? Зачем вам понадобилось позорить свою сестру, да и себя, конечно?

Вася молчал. Что он мог ответить? Им легко спрашивать — зачем? А попробовали бы сами пойти в оккупированную деревню да пожили бы там хотя бы неделю — тогда узнали бы, зачем человеку приходится многое придумывать… За двое суток, пока шел через озеро и впереди ждало неизвестное, в голове всякое побывало. И хорошее, и худое. Даже не знал, живы ли вообще мать и Зинка, — восемь месяцев ничего о них не слыхал. Если живы, то как живут, чем кормятся? Подумаешь об этом — опять закорючка! Если плохо им — мать жалко, старая уже, а помочь-то нечем. Коль хорошо или сносно живут — еще хуже, разве честные советские люди могут хорошо жить при оккупантах?.. Да, многое пришлось обмозговать, и он остановился, как ему думалось, на самом худшем. И так свыкся в мыслях с этим, что кажется, все было на самом деле.

Разве ж виноват он, что в деревне всё оказалось проще и неинтересней. Живут люди. Впроголодь, конечно, но от голода никто еще не умер. Кто как может, переживают лихое время, своих ждут. Парни и девки, оставшиеся в оккупации, угнаны на оборонные работы и дома бывают только по церковным праздникам. Старикам и пожилым тоже без дела сидеть не дают — дороги расчищают, дрова заготавливают, паек отрабатывают.

Конечно, и он, и мать натерпелись страху за эти две недели, пока он таился в родном доме. В деревне стояла полурота финнов, а неподалеку на мысу — дальнобойная батарея с прожектором. Казармы в бывшей школе расположены, но в дом Чуткина солдаты заглядывали чуть не каждый день. То одно им надо, то другое — только успевай в холодный подпол прятаться.

Вот так все и вышло.

Случись что-либо необыкновенное, может, из сознания и выпало бы то, к чему готовил он себя, когда шел через озеро. Но ничего не случилось, и оно, это придуманное, так и осталось в нем самым глубоким и потрясшим его переживанием.

Вот теперь попробуй объясни — зачем он все это придумал? Да и какая же это выдумка, если он все это действительно пережил, и коль понадобилось бы, то поступил бы точно так, как рассказывал.

Вася молчал.

Командиры, так и не добившись толку, отпустили его.

Васина жизнь в отряде сделалась нелегкой. Уважение сменилось если и не полным презрением, то уж достаточно ядовитой насмешкой. Этого, вероятно, не произошло бы, если бы сам Чуткин повел себя по-иному. Другой постарался бы превратить случившееся в шутку, в розыгрыш. Но Вася и не умел, и не хотел этого. Он вел себя так, словно ничего не произошло. С еще большим безразличием к тому, что о нем говорят или думают, Вася в ответ на самые язвительные вопросы пожимал плечами и ронял свое любимое: «А мне чё? Сами просили…»

Многих это бесило, иные, пользуясь беззащитным Васиным положением, стали извлекать для себя выгоду. Внеочередные работы, всякие поручения, что потрудней, — теперь было на кого спихивать. Особенно старался его земляк, командир отделения Живяков, который чувствовал себя лично оскорбленным тем, что не только первым поверил рассказу Васи, но и своим одобрением как бы поставил его в пример другим. Он действовал по принципу: провинился — зарабатывай прощение товарищей. Внеочередные наряды сыпались на Васю за дело и без дела. Вася не роптал. Немудреную справедливость этого принципа он разделял и сам, но выполнял бесконечные поручения командира отделения не только в силу этого. Своей безотказностью он славился и раньше. Лениво, может быть, даже нехотя, но он всегда пойдет, принесет, сделает. Хитрецы и филоны (а такие всегда найдутся, раз есть простаки) охотно пользовались Васиными услугами и до этого, а теперь они получили как бы моральное право не стесняться. Совсем загоняли бы Чуткина, но было у того спасение — в любом деле он не переусердствует; не откажется, но и не разбежится; если возможно, сделает чуть меньше положенного. Может, это его качество развилось как средство защиты от желания других излишне часто прибегать к его услугам.