Максим Кравчинский - История русского шансона

• Название: История русского шансона
• Автор: Максим Кравчинский
• Жанр: Музыка, музыканты
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40036-0

«История Русского Шансона» — первое масштабное исследование самого спорного и одновременно самого популярного в России жанра.

Читателю предстоит увлекательное, полное неожиданных открытий путешествие от городского и цыганского романса до песен Михаила Круга, Елены Ваенги и Стаса Михайлова.

---

На фасаде возрожденного увеселительного сада «Аквариум» в Петрограде красовался огромный плакат: «Все как прежде!».

В прессе публикуется реклама десятков ресторанов и кабаре: пивная «Биржа», ресторан «Мартьяныч», «Большое Ливорно», многочисленные «кабаре».

Илья Эренбург в книге «Люди. Годы. Жизнь» удивлялся:

Пооткрывалось множество ресторанов: вот «Прага», там «Эрмитаж», дальше «Лиссабон», «Бар». Официанты были во фраках (я так и не понял, сшили ли фраки заново, или они сохранились в сундуках с дореволюционных времен). На каждом углу шумели пивные — с фокстротом, с русским хором, с цыганами, с балалайками, просто с мордобоем. Пили пиво и портвейн, чтобы поскорее охмелеть; закусывали горохом или воблой, кричали, пускали в ход кулаки.

…Возле ресторанов стояли лихачи, поджидая загулявших, и, как в далекие времена моего детства, приговаривали: «Ваше сиятельство, подвезу…»

Здесь же можно было увидеть нищенок, беспризорных; они жалобно тянули: «Копеечку». Копеек не было: были миллионы («лимоны») и новенькие червонцы. В казино проигрывали за ночь несколько миллионов: барыши маклеров, спекулянтов или обыкновенных воров.

На Сухаревке я услышал различные песенки, они, может быть, лучше многих описаний расскажут читателю о «гримасах нэпа». Была песенка философическая:

Цыпленок жареный, цыпленок пареный,
Цыпленки тоже хочут жить…
Я не советский, я не кадетский,
Я только птичий комиссар.
Я не обмеривал, и не расстреливал,
Я только зернышки клевал…

Была песня торговки бубликами:

Отец мой пьяница.
Он к рюмке тянется,
Он врет и чванится,
А брат мой вор,
Сестра гулящая.
Совсем пропащая,
А мать курящая —
Какой позор!

Была бандитская, кажется, завезенная из Одессы:

Товарищ, товарищ, болят мои раны…
Товарищ, товарищ, за что мы боролись.
За что проливали мы кровь —
Буржуи пируют, буржуи ликуют…

Встретил я цыганку, которая до революции пела в ресторане. В 1920 году она каждый день приходила к Мейерхольду, требовала, чтобы он ей устроил паек. Всеволод Эмильевич ее направил в МУЗО. Улыбаясь, она рассказывала: «Четыре года кочевала. А теперь осела — пою в „Лиссабоне“…»

* * *

В Москве открылись частные театрики: «Острые углы», «Калоша», «Менестрель», «Заверни», «Ванька-встанька», «Театр веселых настроений», «Коробочка»…

Считается, что именно со сцены «Коробочки» куплетист Борис Борисов впервые произнес слово «нэпман».

«Тогдашний зритель предъявлял к эстраде специфические требования, — писал ветеран „легкого жанра“ Евгений Гершуни. — Нэпман желал забыться, не хотел слышать о советской действительности, старался не задумываться о завтрашнем, ничего хорошего не сулившем ему, дне. Как в пьяном угаре звучали с эстрады всевозможные „интимные“ песенки, возрождались псевдоцыганские романсы. В ту пору у зрителя пользовались большим успехом танцы апашей, манерные эротические танго, исполнявшиеся под тягучую музыку, как бы проникшую из кабачка на Пикадилли…

Пользовавшиеся огромной популярностью в царской России, „песни настроений“, „интимные песенки“, цыганские романсы практически без потерь пережили революцию и снова обрели полную силу в годы НЭПа».

В этот период попали на эстраду и такие, дошедшие с территорий, занятых белыми, «образцы» городского фольклора, как «Шарабан», «Цыпленок жареный», «Ботиночки».

«Обувной» хит безвестного мастера появился в период Гражданской войны.

Это хорошо видно по первой же строчке, где поется про «две настоящих „катеринки“» т. е. дореволюционные банкноты с портретом императрицы Екатерины достоинством 100 рублей.

Максимилиан Волошин в книге «Путник по вселенным», описывая события августа 1919 года в Крыму, пишет:

«В день приезда (…) из Екатеринодара в Феодосию я был у Новинского весь день. У него тогда жила певица Анна Степовая, которая прекрасно пела популярную в те времена песенку: „Ботиночки“. Под эту песенку, сделанную с большим вкусом, сдавались красным один за другим все южные города: Харьков, Ростов, Одесса. В Степовую был влюблен одесский главнокомандующий генерал Шнейдер» (ошибка, на самом деле — генерал Шиллинг. — М.К.).

«Ботиночки» оказались сшиты на совесть — их пели и даже издавали в виде нот в годы НЭПа, а полвека спустя лихо бацал под гитару юный Володя Высоцкий с товарищами по школе-студии МХАТ.

За две настоящих «катеринки»
Сшил мне мой миленочек ботинки,
А на те ботиночки он прибил резиночки,
Кругленькие, черные резинки.

Я ботинки страсть люблю,
Целый день я в них скриплю,
На ноги себе их надеваю,
В них по улице хожу,
И от счастья вся дрожу
Песенку веселу напеваю:
«Купили мне ботинки,
Они, как на картинке,
Барыней Маланья заживет!»

Я свои ботинки надеваю,
А потом гулять их отпускаю,
Их подметки новые улицу Садовую
Истоптали от конца до края.

Шлялись целый день мои ботинки,
Все равно блестят, как на картинке!
То ходили мы в кафе,
То валялись на софе,
То каталися на лимузине.

Ох, ботинки, зря мне вас купили,
Жизнь мою вы девичью сгубили,
Зря ботинки носятся, прогуляться просятся,
Говорят, что дома, как в могиле.

Уж давно ботинки постарели,
Тихо ходят ночью по панели,
И ходить им уж невмочь, дома нонче цельну ночь
Про судьбу несчастную скрипели.

Им давно уж спасть пора,
Но до самого утра я свои ботинки не снимаю,
И по улице хожу, вся от холода дрожу,
Со слезами песню напеваю:

Купили мне ботинки,
Они, как на картинке,
Жизнь мою сгубили навсегда!

Имена исполнителей цыганских романсов и жанровых песен разных оттенков густо заполняют афиши, публику интригуют названия вроде: «Песни печальной осени», «Песни любви и грусти», «Песни богемы»; на этих же афишах можно встретить помещенную рядом с именем артиста мрачноватую цитату из его романса: «Как часто по дороге к счастью любовь и смерть идут…»

Среди многочисленных «звезд» этого жанра выделялись цыганка Нина Дулькевич и ее коллега Валерий Валяртинский со своими «песенками паяца» и репертуаром, и исполнением, и даже фамилией, подражавший Александру Вертинскому.

В 1921 году на эстрадном небосклоне появляется новая звезда — Нина Загорская. Певица выступала с программой «Песни улиц» на центральных площадках столицы.

Рецензенты не раз отмечали «темпераментную и выразительную» шансонетку, но критиковали ее репертуар. Улица в песнях Загорской рисовалась темной, тайной, почти всегда скрывающей преступление. Мотивы жестокости, цинизма, безудержного разгула чередуются с тоской, раскаянием, нежностью, с утверждениями особой воровской чести.

Контрастность настроений усиливалась использованием лексикона городского дна. Типичными ее песенками были «Папироска моя, что не куришься», «Вьюга» или «Трошка» Николая Тагамлицкого:

Ну-ка, Трошка, двинь гармошку,
Жарь, жарь, жарь!
А вы, девки, звонче в бубны
Вдарь, вдарь, вдарь!
Есть ли счастье, нет ли счастья —
Все равно!
Были б только водка, да вино!

Любили слушатели «Квартет южных песен» Натальи Эфрон. Их песни подавались в комическом плане и с изрядной приправой черноморско-одесско-жаргонного стиля речи. По словам Л. О. Утесова, «Алеша, ша!» и «Мама, что мы будем делать» произвели в Москве большое впечатление своей оригинальностью.

Тогда же докатилась до Москвы из Одессы песенка «Ужасно шумно в доме Шнеерсона». О ней Константин Паустовский упоминал в повести «Время больших ожиданий»:

«Жил в Одессе еще талантливый поэт, знаток местного фольклора Мирон Ямпольский. Самой известной песенкой Ямпольского была, конечно, „Свадьба Шнеерсона“: Ужасно шумно в доме Шнеерсона…

Она обошла весь юг. В ней было много выразительных мест, вроде неожиданного прихода на свадьбу Шнеерсона (под гром чванливого марша) всех домовых властей:

Сам преддомком Абраша Дер-Молочник
Вошел со свитою, ну прямо словно царь!
За ним Вайншток — его помощник
И Хаим Качкес — секретарь.

Песенку о свадьбе Шнеерсона, равно как и продолжение ее — „Недолго длилось счастье Шнеерсона“ — мог написать только природный одессит и знаток окраинного фольклора.