Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

• Название: Грехи наши тяжкие
• Автор: Сергей Крутилин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Сергей Крутилин, лауреат Государственной премии РСФСР за книгу «Липяги», представил на суд читателя свой новый роман «Грехи наши тяжкие». Произведение это многоплановое, остросюжетное. В нем отражены значительные и сложные проблемы развития сегодняшней деревни Нечерноземья.

Ответственность и долг человека перед землей — вот главная, всеобъемлющая мысль романа.

---

У них в бывшей церкви явилась чудотворная икона божьей матери-великомученицы.

По рассказам старожилов выходило, что сельцо это когда-то принадлежало Лопухиным, в семье которых родилась и выросла первая жена Петра — Евдокия. В селе правда каждая вторая семья — Лопухины.

По преданию, перед свадьбой Петр приезжал сюда и посадил в парке дуб. Петровский дуб и сейчас стоит возле старого барского дома. Ствол в три обхвата; древние побеги уже отмирают. Но все равно каждую весну они зеленеют, словно вспоминают о том времени, когда тут все было полно жизни. Были оранжереи, где круглый год цвели розы, пруди со стерлядью. Баре пили чай на террасе дома и гадали на картах.

Теперь каждое лето на этих местах ходят молодые люди, обросшие бородами. Смотрят они на остатки старого барского дома, на развалины теплиц, фотографируются на память под петровским дубом.

Но что сделал Петр Великий в этом селе? Какую память он по себе оставил? Посадил дерево? Прославил род Лопухиных?

Конечно, по тем делам, которые свершил Варгин тут, дел его больше, чем Петра. Однако молодые бородачи не ищут председателя, не хотят с ним сфотографироваться на память. Хотя Тихон Иванович пятнадцатый год в «Рассвете» и оставил о себе добрую память.

«И все только понукают мной, учат уму-разуму, — с горечью подумал Варгин. — Этого не делай, этого опасайся».

2

Комбайн между тем приближался.

Сначала завиднелась кабина; она слепила ветровыми стеклами, будто плыла поверх пшеничного поля. Затем стало видно, как вращались мотовила; пшеница, наклоняясь, ласково ложилась на полотно хедера.

Прошла минута-другая, как послышался стрекот работающего мотора, и «Нива» — узкая и потому высокая — величаво выплыла из-за поворота.

Наблюдая ее спокойное покачивание, Варгин не утерпел, побежал навстречу комбайну. Он бежал мелкими шажками.

От спелого пшеничного поля, спавшего свою последнюю ночь, веяло прохладой.

Подминая щетинистую стерню, Тихон Иванович спешил навстречу «Ниве».

Отец, бывало, за неделю до выхода в поле снимал с перекладины крюк, менял расшатавшиеся грабельки, отбивал косу и вешал на ракитовый куст. Как отец отвел свою кобылку, так отнес он и крюк на колхозный баз.

Где они, мужики эти, которые махали крюками — по сотне человек кряду? Их имена — на мраморных плитах, что в сквериках возле колхозных контор.

Осталось десятка полтора мужиков, с ними он сеет и убирает.

Было и такое: артельцы косили жнейками. Жнейки ходили по полю, махали красивыми крыльями.

Жнейки-то махали, а ветряки почему-то стояли, бездействовали, хотя бабы, после жнеек, подымали косовицу, вязали, заставляя поле крестцами.

Потом, перед самой войной, появились громоздкие «Сталинцы». Они были в МТС — что намолачивали, то и увозили.

«Да, все было, все пережито», — думал Тихон Иванович, вглядываясь в приближающуюся «Ниву». И не столько в самую машину, сколько в лицо комбайнера, стараясь угадать, кто идет первым: отец или сын?

Первым шел Ефим Аверьянович.

В двух шагах от Варгина комбайн остановился, обдав Тихона Ивановича разогретым мотором.

Варгин по лесенке поднялся к комбайнеру.

— С почином тебя, Ефим Аверьянович!

— И вас, Тихон Иванович!

Варгин пожал протянутую руку Ядыкина. Разговору мешал шум мотора, но Ефим Аверьянович понял, что сказал председатель.

— Как дела? — кричал Варгин.

— Ничего!

Они были одногодки — Варгин и Ядыкин. Вернувшись с войны, Ефим собрал С-6 и с грехом пополам работал на нем. Однако когда МТС были ликвидированы, Ядыкин, по слухам, хотел уйти в город. У Ефима — это знал Тихон Иванович — были золотые руки. Ядыкин все мог: он работал и шофером при надобности, и водопроводчиком мог, и варил не хуже других.

Придя в колхоз, Варгин первым делом позвал механизаторов. Пришел и Ядыкин — неказистый с виду, рыжий; волосы пострижены ежиком; лицо обветренное, не то что у самого Тихона Ивановича. В МТС Ефим был на хорошем счету, а в колхозе незаметен будто. Почему?

«Я работаю последний сезон, — ершась, сказал Ядыкин. — Больше не могу. Я уже договорился в городе. Пока обещают комнату».

Тихон Иванович смотрел на Ядыкина и не знал, что ему сказать. Он видел его впервые — орденская планка на груди помятого пиджака. Тоже есть орден Отечественной войны, что был и у самого Варгина. А медалей целая дюжина. Осмотрел Варгин медали — на многих фронтах человек побывал. Но все же спросил Ефима, где воевал.

«Начал я пехотинцем. Потом, после ранения, был все время артиллеристом. Начал на Курской дуге, а кончал в Праге».

«На Первом Украинском, значит?»

«Да».

«Я начал раньше, в Сталинграде».

«А-а… Мы переживали за вас: устоите или не устоите?»

«Устояли!»

«Двое детей. Свой дом. Огород», — думал Варгин тогда. Одно решил: не буду отговаривать. Тихон Иванович сказал только, что как получит он новый комбайн, так отдаст его Ефиму. Ядыкин остался в колхозе. Через год, когда Варгин получил новый комбайн, он позвал Ядыкина и, радостно пожимая ему руку, сказал: «Ефим Аверьянович, получай».

И за все это время Тихон Иванович не спросил его о том, что тогда побороло: дом или новый комбайн?

С той поры Ядыкин ходит в передовых комбайнерах. Сам ходит — и сына старшего, отслужившего срок в армии, к машине приучил.

Подъехал самосвал. Борта его, как и положено у хозяина, надставлены, обиты брезентом.

Зашуршал, грузя зерно, шнек.

Тихон Иванович заглянул в бункер: не пшеница, а янтарь, зерно к зерну.

— Хороша, а? — сказал он.

— Да, пшеница хорошая, — согласился Ядыкин; и видно было сквозь защитные очки, как улыбается. — Поехали, а то сын догонит.

Варгин встал рядом с помощником комбайнера. Помощник нажимал на педаль сброса соломы. Концы ее вырастали следом за «Нивой».

Комбайн покачивало. Самосвал ехал рядом, не отставая. Из шнека беспрерывным потоком сыпалось зерно. «Центнеров по триста вкруговую будет!» — решил Тихон Иванович, но вслух ничего не сказал: мотор работал с полной нагрузкой и, чтобы сказать, надо было кричать. Кричать не хотелось.

Было жарко, и Тихон Иванович подумал, что он напрасно вырядился как на праздник — в шляпе и при галстуке. Надо было бы галстук развязать.

Руки Ядыкина спокойно лежали на штурвале. Большие защитные очки закрывали глаза, и странно было видеть, что такая махина подчинялась малейшему движению комбайнера. Шли точно по краю прокоса. Комбайн, как живой, то задирал хедер, натружено гудя мотором, то опускал его.

Пшеница была чуть-чуть сыровата. Барабан часто забивался волглой соломой, и тогда мотор гудел как бешеный.

— Забивает! — крикнул Варгин.

— Ничего, мы косим на малой скорости.

С высоты виднелось Туренино. Городок только просыпался. Лишь на Быку, где Туренинка впадает в Оку, чернели рыбаки с удочками. «Горожане, встав, смотрят с удивлением на Лысую гору, — подумал Варгин. — Была пшеница, а лежат копешки соломы. А через неделю на вершине горы станет шапка — стог соломы. На поле будет пастись скот, и ничего уже не будет напоминать, что тут была густая пшеница, и еще недавно он, Варгин, болел за беспомощные побеги, срывал стебли, начинавшие колоситься, мял колос в руках, пробовал на зуб: еще течет молочко!

И какая-то тревога давила его. Тихон Иванович не понимал, а чуял сердцем.

3

У самой дороги, на повороте, Варгин увидел, что рядом с его машиной стоит другая «Волга», по виду райисполкомовская. От машины, с папочкой под мышкой, шли долговязый парень и девушка. Парень размахивал руками, давая знак, чтобы комбайн остановился.

«Наверное, корреспонденты! — решил Тихон Иванович. — Никто небось в районе не убирает озимые. Мы первые. Вот они и приехали поглядеть да описать».

Варгин попросил Ядыкина остановиться.

Комбайн стал. Тихон Иванович первым спустился на землю и, подойдя к парню, представился.

Парень был высокий, в очках. Девушка по всему виду — помощница. Она на ходу раскрыла папочку и, порывшись в ней, достала какую-то бумагу. Варгин заметил, что в папке было много бумаг, отпечатанных типографским способом. После допроса у следователя Тихон Иванович боялся всяких бумаг. Он боязливо посмотрел на парня и его спутницу.

— Нам комбайнера, — сказала девушка.

— Можно и комбайнера. Ефим Аверьянович, тебя спрашивают.

Подошел Ядыкин с равнодушным видом, говорившим за то, что ему не привыкать разговаривать с корреспондентами, — он посмотрел на парня. Тот взял из рук девушки бланк, присел к комбайну, готовясь записывать.

— Мы студенты из группы Грибанова. Мы проводим социально-экономический анализ.

— Понятно, — сказал Ядыкин, хотя впервые слыхал о какой-то группе Грибанова. — Но работа…