Иероним Ясинский - Васса Макаровна

• Название: Васса Макаровна
• Автор: Иероним Ясинский
• Жанр: Короткие истории

«На балконе был приготовлен стол для вечернего чая. Хозяйка дома, Васса Макаровна Барвинская, бросила на стол последний критический взгляд и нашла, что всё в порядке. Самовар, в котором ярко отражалась сбоку зелень сада, а сверху — ясная лазурь неба, блестел как золотой. Масло желтело в хрустальной маслёнке. Стекло стаканов, серебро ложечек, а также белизна голландской скатерти были безукоризненны. Васса Макаровна подумала, что хорошо было бы в сухарницу, вместо домашнего белого хлеба, уже несколько чёрствого, положить кренделей и вообще каких-нибудь вкусных печений, но сообразила, что гости, конечно, извинят, потому что где же достать всего этого, живя в семи верстах от города, и притом на хуторе. С этой мыслью она медленно сошла по ступенькам балкона в сад, чтобы разыскать гостей — брата с его женой и молоденькою свояченицей, соседа-помещика, да одного офицера…»

---

— Не знаю, матушка. Хотят уменьшить число кабаков. Но от этого возрастёт только беспатентная торговля.

Он с тоской щёлкнул пальцами, потому что живо представил себе Мошку-портного, как раз, может быть, в этот самый миг ущербляющего казённый интерес этим преступным способом. Плакудин целиком сказал наизусть передовую статью из своей газеты о кабачном вопросе. Статью он весь день изучал и произнёс её теперь с истинно профессорским апломбом. Акцизник одобрительно кивал головой, хотя в душе считал всё это «химерами» и «глупостями». Вообще он был убеждён, что умные люди всегда говорят глупости. Когда явились Гржиб-Гржибовский и Сашурочка к большому удовольствию Вассы Макаровны, то разговор принял другое направление.

Гржиб-Гржибовский был белобрысый армейский офицер с тёмными нафабренными усиками и заплывшими глазками, смотревшими добродушно и самодовольно. Выстрижен он был под гребёнку, и голова у него имела форму отчасти коническую. Руки он держал по обеим сторонам груди, как будто нёс себя, и громко звякал шпорами, которых, однако, по роду службы, ему не полагалось. Он ловко подвинул Сашурочке стул и сам сел, с не меньшею ловкостью, между ею и Вассой Макаровной, распространяя кругом запах табачного дыма и одеколона.

Васса Макаровна, подавая ему стакан чаю, спросила, с самой задушевной простотой, не хочет ли он сливок, и глубоко посмотрела ему в глаза. Плакудин заметил этот взгляд, и чувство ревности к Гржиб-Гржибовскому усилилось в нём до того, что он сразу возненавидел его. «Не я буду, — подумал он, — если не сделаю из него сейчас же самого великолепного дурака. Пусть эта толстуха полюбуется». Он стал придумывать разные, необходимые для этого способы. Гржиб-Гржибовский между тем обратил к Вассе Макаровне лицо и пленительно улыбнулся в благодарность за взгляд и за сливки и, в свою очередь, передал молочник Сашурочке, которая ухитрилась взять его двумя пальчиками. Гржиб-Гржибовский обратил лицо и к ней и тоже пленительно улыбнулся. Он улыбнулся так же точно Балабану и его жене и, наконец, Плакудину, как бы говоря: «Неправда ли, я — молодец?» Ему показалось, что утвердительный ответ на этот вопрос могли бы дать все присутствующие, и он принялся за чай с большим аппетитом, весьма одобряя масло, сливки и деревенский воздух.

— Это рай, — говорил он, постоянно подёргивая плечами, где на белом кителе блестели золотые погоны. — Васса Макаровна, вы счастливейшая из смертных! Когда я приезжаю сюда, то дышу этой замечательной атмосферой. О, какая ж это атмосфера! Не правда ль, Александра Капитоновна? В городе я всё время кашляю. Кашель у меня с детства. Когда я был маленький, то уже кашлял как старый. Знаете, такой очень продолжительный кашель и так, что даже грудь болит. Но вот, видите, теперь не кашляю. Ежели это не здешняя атмосфера, столь благодетельно действующая, то скажите мне, на милость Бога, отчего ж это происходит? Где тому причина?.. А какое чудное масло у Вассы Макаровны! Право, это масло такое… такое масло… — он намазал им ломтик хлеба. — Удивительное масло!.. — он положил ломтик в рот. — То крем, а не масло…

Он поперхнулся, потому что сделал неудачную попытку одновременно есть, пить и говорить.

Плакудин сказал ему:

— Атмосфера Вассы Макаровны и её кремоподобное масло не всегда, значит, благодетельно действуют на вас. Вы сейчас кашляли «как старый».

— О, то другая причина! — воскликнул Гржиб-Гржибовский с оживлением. — То кашель не злокачественный. Я имею очень широких два горла. Когда-нибудь я раскрою рот, и вы увидите, ежели вам угодно.

— Раскройте теперь…

— Ей-богу, я вам покажу… Отчего же?.. Мне будет очень приятно. Но однако же этого не надлежит делать при столь очаровательных дамах, — он звякнул шпорами. — Конечно, пища идёт из одного горла в другое, — продолжал он, — но ежели вдруг сделается наоборот, то выходит кашель… Нет, нет! — воскликнул он в заключение и обвёл глазами небо. — Здешняя атмосфера очень даже замечательная.

Последнюю фразу он произнёс с большим глубокомыслием и молча, в три приёма, осушил стакан.

— Благодару вам! — сказал он вдруг с еврейским акцентом, обращаясь к Вассе Макаровне, и весело засмеялся, подвигая ей стакан.

Дамы тоже засмеялись.

— Вы умеете представлять жида? — спросила его Васса Макаровна с ласковым участием. — Скажите-ка ещё раз… Как это вы сказали…

— «Благодару вам», — повторил Гржиб-Гржибовский.

— Прелесть! — воскликнула Васса Макаровна.

Плакудин нахмурился в сторону офицера, а тот повернул к нему своё лицо и опять произнёс: «благодару вам!», и кивнул ему головой.

— Я умею представлять жида! — начал он с хохотом. — Я все рассказы Вейнберга знаю. Ах, что это за рассказы! Какой талант!.. Что Гоголь! У Гоголя ничего нет такого смешного… Никто ещё так не писал, никогда, нигде, ни в «Стрекозе», ни в «Будильнике»! То просто умора, я вам скажу… Александра Капитоновна, не правда ли? Слыхали вы этот изумительный рассказ, как жид продавал ружьё с согнутым стволом? Ах, какая верность природе, ах!..

Васса Макаровна подала ему стакан чаю и попросила его что-нибудь рассказать. К её просьбе присоединились Юлия Капитоновна и Сашурочка.

Он не заставил себя долго просить и начал рассказывать, а когда кончил, то вызвал всеобщий восторг, причём даже на губах Балабана расцвела приятная улыбка; только Плакудин сидел с самым насмешливым выражением глаз. В душе его кипело негодование. Он думал, как ничтожны люди, на которых какой-нибудь офицер может производить впечатление. Видя, что Васса Макаровна сияет, он пуще прежнего горел желанием утопить Гржиб-Гржибовского в ложке воды. Но чем ничтожнее казался ему молодой человек, тем он был неуязвимее. Сделать из него «великолепного дурака» мог бы только разве покойный профессор, к тени которого теперь мысленно и взывал Плакудин.

Офицер между тем был в своей тарелке. Рассказы следовали за рассказами. Когда же запас их истощился, он стал свистать как соловей и исполнил вальс, звонко щёлкая себя по затылку и темени большим и указательным пальцами. Он был душою общества, и губы его понравились в этот вечер хозяйке дома более, чем когда бы то ни было.

Но губы его, кроме того, произвели значительное впечатление и на Сашурочку. Васса Макаровна живо почувствовала это. Сашурочка едва вышла из детского возраста. Она была тощее создание, с волнистыми белокурыми волосами, красиво обрамлявшими её продолговатое розовое личико. Она не умела скрывать своих чувств и с восторгом смотрела на офицера, находя его «миленьким», «славненьким» и «прелесть каким».

«Дура уже влюбилась», — соображала Васса Макаровна и с удовольствием выдрала бы её за уши и поставила в угол. Тревога её особенно усилилась, когда после чаю Гржиб-Гржибовский, увлекаясь «замечательной атмосферой», пригласил Сашурочку побегать с ним по саду. В этом занятии Васса Макаровна никоим образом не могла принять участия. Васса Макаровна только завистливо улыбнулась и сказала:

— Ах, молодость, молодость!

Плакудин насмешливо взглянул на неё.

— Гржиб-Гржибовский, кажется, таки серьёзно ухаживает за Сашурочкой! — произнёс Балабан.

Васса Макаровна встрепенулась, но сделала вид, что это её мало интересует.

— Она очень молоденькая, — сказала Юлия Капитоновна. — Да я и сама вышла замуж, когда мне до шестнадцати лет нескольких месяцев недоставало. Уж эти мужчины-тираны! — прибавила она и жеманно взглянула на мужа.

— Для молоденькой девушки благодеяние, если на ней рано женятся! — произнёс Балабан тоном благодетеля.

— А есть у неё приданое? — спросил Плакудин.

— У Сашурочки ничего нет, — сказал Балабан. — По моему, пусть себе выходит за Гржиб-Гржибовского. Он уже в законных летах, и она ему пара.

— Зачем так спешить, братец? — произнесла Васса Макаровна.

— Чтоб не вышло чего худого. В тягость нам Сашурочка. Извольте углядеть за такой козой!.. Нет, покорно благодарю.

— Если она — бесприданница, — сказал Плакудин, — то я уверен, что он на ней не женится. Гол как ощипанный цыплёнок!

— Уж будто?

— Он, кажется, такой идеалист! — заметила Юлия Капитоновна, мечтательно глянув в пространство.

— На нём сапог нет, разве вы не заметили?

— Как нет?

— Всё равно, что нет. — Так искривились, что когда он стоит, то напоминает Пизанскую башню. Того гляди, упадёт…

— Ну, что это, право! — сказала Васса Макаровна.

— Я не шучу. Затем на нём, кажется, нет белья.

— Как нет?

— Неужели не заметили? — спросил Плакудин и пожал плечами. — Загляните ему в рукав.

— Да это такая военная форма!.. Оставьте уж, Илья Кузьмич! — сказала Васса Макаровна. — Что за шутки!

— Уверяю же вас, я не шучу. Но пусть это будет военная форма. В таком случае потрудитесь спросить у него, который час?