Gedzerath - Рождение легиона

• Название: Рождение легиона
• Автор: Gedzerath
• Жанр: Фэнтези

События, произошедшие во время праздника Теплого Очага счастливо разрешены. Большинство невиновных наказано, большинство непричастных награждено, и выжившие в замке Ириса отправились по домам. Но что же делать мелкой сталлионградской пегаске, поклявшейся себе не допустить повторения произошедшего и уберечь так понравившийся ей новый мир от древнего и мрачного наследия ушедшей эпохи войн и раздоров?

---

– «Эхмм… Эээээ…» – пожалуй, это была одна из самых коротких и лаконичных речей комиссара – «Ну тогда, в силу изменившихся обстоятельств… Думаю, мы должны… Ээээ… В общем, на нас лежит долг по спасению похищенных пони, и если путь присутствующей среди нас ученицы… Ээээ… А это точно? Эмм… В общем, если она держит путь в этот же замок, то мы должны немедленно… Всеми силами, не щадя врага…».

– «Что ж, позиция комиссара ясна. Тогда, слушайте мою команду» – подвел итог затянувшемуся спичу сотник. Поднявшись со щита, он вновь, привычным движением, накинул на себя плащ, после чего обернулся к уже вскочившим подчиненным – «Десятники, вывести отряд из вагона, распределить запасы еды и питья. Все ненужное оставить тут, готовность через десять минут. Барон, на ваш отряд возлагается безопасность оставшихся после нападения. Собирайтесь, tovarischi – мы выступаем в поход».

* * *

Наш путь лежал на север, в пограничье.

Воспоминания, оставленные мне духом, настолько тесно переплелись с моими, что я уже не понимала, где кончается «он» и начиналась «я». Мысли о суициде никогда всерьез не приходили ни в его, ни в мою голову, но в этот раз я просто поняла, что делаю шаг по дороге в один конец. Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие – каждое существо, будь оно пони или человек, при получении известия о скорой смерти, непременно проходит несколько этапов осознания этого факта, и наверное, я должна была бы выплакаться на плече старого знакомца, а может – сделать мужественную, яростную морду, как героиня любимых бестселлеров Рэйнбоу Дэш, и ломануться мстить своим врагам; а может, мне стоило бы написать письмо Селестии, поднять свою первую, и вроде бы пока единственную сотню Легиона, затребовать из Кантерлота войска… Я рассматривала все эти варианты отстраненно, словно зритель, понимая, что каждый из них был гораздо умнее того, что я делала на тот момент, но при этом, я не сделала ровным счетом ничего для того, чтобы претворить их в жизнь.

Эмоций не осталось – лишь сожаление от собственной беспомощности и ледяная уверенность в том, что я поступаю правильно. Что я поступаю как должно.

Естественно, после заявления Гридофта меня не могли просто так оставить в покое. Земнопони перешептывались за моей спиной, и где бы я ни находилась, всякий раз, я ловила на себе по несколько заинтересованных взглядов разноцветных глаз, разом связавших с разлетевшейся, словно лесной пожар, новостью и необычный цвет моих глаз, и огромные крылья, и столь редко встречающуюся, пятнистую шкурку.

Первым из тех, кто навестил меня, был, естественно, сам барон. Подсев ко мне, он старался как мог, пытаясь сбросить с меня ледяную отрешенность рассказав несколько забавных историй из своей молодости и историю знакомства юного тогда пажа захудалого грифоньего рода с повсеместно почитаемой богиней огромной страны и даже прочитал красивую эпитафию на смерть Графита, не потерявшую своего очарования даже в гортанном пересказе Гриндофта. Однако, он не добился ничего. Я вежливо кивала и даже пару раз пыталась растянуть губы в одобрительной улыбке, однако грифон быстро понял, что он старается зря. Так и ушел, опечалено посматривая на меня своим не по-стариковски зорким глазом.

Вторым посетителем был давешний комиссар. Оранжевый, словно апельсин, земнопони очень нудно, обтекаемо и довольно настырно пытался узнать у меня подробности моего «возвышения», как называл он ученичество у Принцессы Ночи. Я лишь кивала головой, отделываясь от него односложными фразами, сведя весь разговор к тому, что я явно была недостойна такой чести, и уж точно не имела никакого права говорить о таинствах богинь. Этот ушел от меня недовольным.

Колонна двигалась на север. Приняв решение, сотник, не мешкая, построил свой отряд и четко довел до своих подчиненных поставленную задачу – поиск и освобождение захваченных пони, в чем им должна была помочь сама, присутствующая здесь, ученица одной из богинь. А после этого, слово взял комиссар, и уже через несколько минут я поняла, для чего в воинстве прагматичных сталлионградцев понадобился такой, отдающий кровавым душком прошлого, персонаж.

Речь его впечатлила даже такого прожженного циника, какой, под влиянием старого Духа, сделалась я. Кратко подтвердив план сотника, комиссар отошел от привычных канцелярских штампов – расхаживая вдоль строя, он говорил о долге, он говорил о чести, он говорил о доблести. Внимательно вглядываясь в морды стоявших перед ним бойцов, он говорил о милости богини, призывающей нести добро и доблестно стоять на страже всех мирных пони, и от его возвышенных, но в то же время понятных любому слов заметно распрямлялись спины, расправлялась грудь и нетерпеливо притопывали кованые копыта, когда гордо стоявший перед строем офицер указывал ногой на окна, к которым приникли испуганные пассажиры поезда. И он добился своего. Сурово хмурящиеся сталлионградцы узкой колонной двинулись от станции сквозь лес, где, разбившись на десятки, резво принялись пробираться сквозь подлесок, практически сливаясь с густой, северной растительностью. Коричневые доспехи были практически незаметны даже с воздуха и лишь открытые поляны выдавали продиравшийся сквозь лес отряд.

Путь в небе был не намного легче. Легкий, докучливый дождь быстро промочил наши перья, и нашей летучей полусотне пришлось подняться повыше, чтобы ненароком не задеть мелькавшие под нами верхушки сосен. Медленно взмахивая мокрыми крыльями, я летела в окружении грифонов, даже в воздухе не выпустивших из лап алебарды и грозно поглядывающих по сторонам. Похоже, о зачарованном оружии, попавшем в лапы бандитов, знали уже все, и я то и дело ловила завистливые взгляды на белоснежной рукояти меча, торчащего из-под ременной сбруи. Полотняные ремни, нашедшиеся в мешке одного из воинов, были мне велики, но с помощью нескольких пряжек, скруток и упоминаний о копытах чьей-то матери, упряжь, наконец, была утянута настолько, что я смогла нацепить ее на себя без риска запутаться во всей этой ременной паутине.

Смотреть вокруг было особо-то и не на что. Островки сосновых лесов, наконец, слились в один огромный, шумящий таежный океан, чьи сосны становились все толще и выше, и временами, мы даже теряли скачущую по лесу сотню за густыми лапами веток. Докучливый дождь перешел в обложной, окончательно вымочив наши крылья, и вынудив всю крылатую братию спуститься с небес на влажную землю, присоединяясь к бодро скакавшим по лесным тропкам земнопони. Копыта пони были гораздо более приспособлены к резвому бегу практически по любой поверхности, и закинувшие алебарды на спину грифоны понуро прыгали вперед, сердито поглядывая на насмешливо фыркавших сталлионградцев, чьи ноги, подбрасывая в воздух комья земли, быстро превращали узкие звериные тропы в разбитые колеи.

Труся за бодро шлепающими копытами по раскисшей лесной подстилке земнопони, я молчала, не откликаясь даже на голоса десятников, периодически проводивших свои переклички. Холод в душе, холод в мыслях, эмоциональная тупость, уничтожившая все желания, уступившие место терпеливому ожиданию, наконец, полностью завладели моей душой. Я отчетливо понимала, что это дорога в один конец.

«Не знаю, что я буду делать, когда увижу твое тело, Графит. Ох милый, милый, ну почему все должно было закончиться вот так, даже не начавшись? Но я обещаю, я клянусь, что те, кто сделал это с тобой, все, кто были причастны – захлебнуться в собственной крови перед тем, как я лягу рядом с тобой».

Ни ответа, ни эмоции, ни чувств – лишь мокрая, разбитая сотнями ног и лап тропа да холод в душе, ледяным ветерком одобрительно щекочущий остывшее, убитое горем сердце.

Замок располагался недалеко от места нападения. Уже к вечеру, под докучливо моросящим дождем, мы укрылись в глубоком овраге, широкой, рваной раной выходящем к бурлящей реке, несмотря на близость лета, еще несущей откуда-то с севера истаивающие льдинки и клочья грязного, ноздреватого снега. Вековые сосны, грозными стражами взиравшие на нас в течение всего пути, уступили место молодой поросли, перемежающейся большими проплешинами палов[97], словно кто-то, каждый раз принимаясь расчищать пространство вокруг высокого холма, вынужден был бросать это дело, отвлекаясь на что-то другое.

Например, на строительство и ремонт замка, венчавшего этот холм.

Возвышаясь над редкими деревцами, карабкавшимися по склону крутого холма, серые каменные стены, сложенные из грубого бутового камня, казались изъеденными оспой, пестря многочисленными выбоинами и сколами. Огромные проплешины и дыры были заботливо заделаны вставками из светлого известняка, а многочисленные зубцы на стенах заменены на новые, выполненные из светло-серого кирпича, за которыми я отметила двух или трех наблюдателей, медленно прохаживающихся по парапету.