Автор неизвестен Биографии и мемуары - Знаменитые авантюристы XVIII века

• Название: Знаменитые авантюристы XVIII века
• Автор: Автор неизвестен Биографии и мемуары
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00187-3

Книга о похождениях и приключениях знаменитых авантюристов XVIII века — Казановы, графа Калиостро, графа Сен — Жермена, барона Тренка.

---

— Мне надо только видеть вашу постель, — объяснил агент. — Вот она. Вы на ней спали, это ясно! Этого достаточно!

— Тысяча чертей! — загремел Казанова. — Что вам за дело до моей постели и какого дьявола вам вообще от меня надо?! Что это за наглое шпионство!

Но агент не удостоил его ответом, вошел вновь к г-же Блазен, подтвердил ей вновь, что она должна в суточный срок выехать из Вены, и затем ушел вместе со своим товарищем.

— Оденьтесь, — сказал Казанова своей спутнице, — отправляйтесь к французскому посланнику и расскажите ему обо всем.

Блазен съездила к посланнику, и тот совершенно успокоил ее, сказав ей, чтобы она спокойно оставалась в Вене, сколько ей нужно; он все брал на себя. Наши друзья порадовались, съездили по делам вместе, потом вместе же пообедали и после обеда сидели и благодушествовали до вечера. Часов в восемь вечера к ним вошел хозяин гостиницы.

— Сударыня, — сказал он, — я получил приказание от полиции перевести вас в другой номер, подальше от г. Казановы.

— Извольте, я переберусь с удовольствием, — с хохотом отвечала Блазен.

— А скажите, — спросил у хозяина Казанова, — барыня должна ужинать одна у себя в номере или мы можем поужинать вместе? На этот счет вами не получено никакого распоряжения?

— Нет, не получено, — рассмеялся хозяин.

— Ну, коли так, мы поужинаем вместе, угостите же нас хорошенько.

После того Блазен прожила в Вене еще четыре дня, и никто не беспокоил ни ее, ни Казановы; потом она уехала, а Казанова перебрался на частную квартиру. Он некоторое время жил очень спокойно, ходил в театры, видался кое с кем из знакомых, был весел, здоров, замышлял путешествие в Португалию. Еще будучи в Лондоне, он познакомился с какою-то португальскою аристократкою, которая очень звала его к себе на родину. Он теперь, должно полагать, рассчитывал поправить около этой дамы свои обстоятельства, хотя прямо об этом и не говорит в своих Записках. Но лукавый уже готовил ему новый сюрприз — один из тех, которые с ним неоднократно случались. Само собою разумеется, враг рода человеческого выслал вперед в виде застрельщика женщину. Эта особа заманила нашего героя в какой-то притон, в котором он очутился с глазу на глаз с неким своим соотечественником Поккини. В первый раз Казанова повстречался с этим Поккини еще в бытность на острове Корфу; тогда он там нищенствовал, и Казанова помог ему как соотечественнику, попавшему в затруднительное положение. Потом он встретился с ним в Штутгарте; тут Поккини что-то у него украл и скрылся. Третья встреча была в Лондоне. Там Поккини удалось заманить к себе Казанову тоже посредством каких-то девиц; но тогда он преспокойно отхлопал негодяя палкою. Теперь в Вене Казанова нарывался на этого соотечественника в четвертый раз. На этот раз, увы, сила была на стороне Поккини. Дело происходило в каком-то вертепе, звать на помощь было бесполезно, а Поккини припас себе на помощь пару здоровенных ассистентов, и все они были хорошо вооружены. Кончилось тем, что Казанова был вынужден вручить честной компании свой кошелек. После этого его выпустили здоровым и невредимым.

Казанова вернулся домой и начал вместе со своим закадычным другом Кампиони обдумывать, как бы накрыть негодяя и отобрать у него, если не поздно, кошелек с деньгами. Придумали изложить всю историю письменно и подать эту записку венскому обер-полицеймейстеру (Statthalter). Однако, прежде чем отнести записку к этому сановнику, Казанова хотел еще посоветоваться с адвокатом. Но его предупредили. К нему явился полицейский агент и передал приглашение от обер-полицеймейстера, графа Шротенбаха, пожаловать для объяснений. Казанова немедленно отправился по приглашению.

Он увидал перед собою толстяка, стоявшего посреди комнаты. Поодаль стояло еще несколько человек, очевидно, подчиненных. Толстый господин при входе Казановы вынул часы и, протянув их Казанове, просил его заметить время.

— Вижу, — сказал Казанова.

— Прекрасно. Так вот-с, если завтра в этот самый час вы будете еще в Вене, то я велю силою выпроводить вас за черту города.

— Но с какой же стати ко мне применяется такая несправедливая и произвольная мера?

— Я не обязан давать вам никакого отчета. Скажу вам только, что вы оказались виновны в нарушении закона, изданного ее величеством касательно азартных игр. А вам известны вот эти карты и этот кошелек?

— Карт я не узнал, но кошелек узнаю, потому что это мой кошелек; правда, в нем теперь остается на вид не больше четверти того золота, что было, когда его у меня отняли.

И с этими словами Казанова подал штатгальтеру составленную им докладную записку, в которой было изложено все дело.

Штатгальтер пробежал бумагу, потом расхохотался и сказал Казанове, что в его остроумии и уменьи хорошо рассказывать нисколько и не сомневался, но что ему очень хорошо известно, что за птица Казанова, за что его выгнали из Варшавы, и т. д. Что же касается до истории, рассказанной в записке, то это очевидная нелепость, сплетение лжи и невероятностей. «Словом, — заключил градоправитель, — вы должны выехать из Вены, и мне желательно знать, куда вы направитесь».

— Я вам это сообщу, милостивый государь, когда я приму решение выехать отсюда.

— Как! Вы осмеливаетесь мне говорить, что намерены ослушаться моего приказания!

— Да ведь вы же сами оставили за мной свободный выбор: вы сказали, что я могу выехать добровольно или меня вышлют насильно.

— А, хорошо! Мне уже говорили, что вы человек с характером, только здесь ваш характер не послужит вам на пользу. Советую вам удалиться без всяких хлопот.

— Прошу вас возвратить мне мою записку.

— Ничего я вам не возвращу. Прощайте!

«Только подлая привязанность к жизни, — патетически восклицает Казанова, — помешала мне выхватить шпагу и проткнуть ею насквозь недостойного штатгальтера, который вел себя со мною не как судья, а как палач!». Надо было, однако же, к кому-нибудь обратиться с просьбою о заступничестве. Казанова вспомнил о графе Каунице, который его знал, и отправился к нему. У Кауница были посетители, и Казанова рассказал свою историю во всеуслышание при них. Закончив свой рассказ, Казанова просил Кауница замолвить за него слово императрице. Кауниц сказал ему, чтобы он написал прошение императрице, и брался передать его. Казанова выразил опасение, что пока императрица рассмотрит его прошение, его вышлют из Вены, а за него некому заступиться: он беглец, не имеет отечества и не может обратиться к своему дипломатическому представителю.

Услыхав это, один из посетителей Кауница, мужчина громаднейшего роста, подошел к Казанове. Это был саксонский посланник, граф Фицтум. Он сказал, что может принять Казанову под свое покровительство, потому что чуть не вся его семья (мать, брат) постоянно живут в Саксонии; мать его была там актрисой, а брат, художник, хранителем музея в Дрездене. Условились, что если резолюция императрицы на прошение Казановы запоздает, он может укрыться в доме Фицтума, где никто не посмеет его тронуть. Казанова тут же, у Кауница, написал следующее, не лишенное курьеза, послание к императрице.

«Государыня! Я уверен, что если бы в то время, когда ваше императорское и королевское величество изволите шествовать, какое-нибудь насекомое жалобным голосом сказало вам, что вы его раздавите, — вы отстранили бы стопу вашу, чтобы не причинить зла бедному созданью. Я именно такое насекомое, государыня, — насекомое, осмеливающееся молить вас о том, чтобы вы повелели штатгальтеру Шротенбаху отложить на восемь дней мое раздавливание туфлею вашего величества. Возможно, что по истечении этого краткого срока он не только не раздавит меня, но ваше величество возьмете из его рук августейшую туфлю, которую вы вручили ему для того, чтобы давить негодяев, а не венецианца, человека честного, невзирая на его бегство из свинцовой тюрьмы, и совершенно покорного законам вашего величества».

Это оригинальное послание произвело настоящий фурор. Даже холодный Кауниц улыбался во весь рот, читая его, и на вопрос кого-то из дипломатов, — неужели он передаст его императрице? — отвечал, что, конечно, пошлет немедленно, что такое прошение можно было бы подать не только королю, но самому Господу Богу. Многие просили у Казановы позволения списать для себя это прошение. Весь тот день только и разговору было, что об этом удивительном произведении. За обедом у Кауница тоже все время говорили о Казанове, о его бегстве из тюрьмы, о дуэли с Браницким. Венецианский посол, присутствовавший за обедом, на вопрос Кауница, за что Казанова попал в тюрьму, откровенно ответил, что не знает; это, конечно, было очень важное свидетельство в пользу нашего героя.

За него, очевидно, похлопотали, потому что императрица дала согласие на просимую отсрочку. Казанова воспрянул духом. Он немедленно засел за подробный доклад императрице, в котором рассказывал все свое дело. Он мечтал о том, что ограбивших его негодяев разыщут, накажут, кошелек ему возвратят, а штатгальтера с позором прогонят с места. Прежде чем подать доклад императрице, он надумал зайти к графине Зальмор, приближенной к Марии-Терезии особе, ежедневно видавшей императрицу утром и вечером. Он хотел рассказать ей свой казус и расположить ее в свою пользу, чтобы она подействовала на императрицу. Но почтенная дама встретила его сурово.