Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

• Название: Девятьсот семнадцатый
• Автор: Михаил Алексеев (Брыздников)
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1931

«Старый большевик (член партии с 1914 года), проведший годы войны в царской армии рядовым пулеметчиком, активный участник Февральской и Октябрьской революций, деятель Красной армии — Алексеев имеет за своими плечами богатейший опыт, и потому совершенно естественна попытка его дать большой роман, охватывающий исключительную эпоху двух наших революций 1917 года. Нужно сказать, что попытка эта увенчалась успехом. Роман получился значительный и весьма нужный для широкой читательской массы, особенно же для нашей молодежи.»

---

— Трогай веселей, ребята! — продолжал надрываться голос фельдфебеля.

Пушка, зарядный ящик и люди, раскачиваясь, двигались в гору. За ними следовали резервные солдаты. Так они прошли саженей двадцать вверх.

— Ну, что стал? Нава-а-аливай! — крикнул фельдфебель.

— Ай, ой-й-й… — рвал звук его голоса ветер.

Но два передних солдата, тащивших канатом пушку, поскользнувшись на льду, упали под ноги другим. Взметнулся общий крик: Ах-ух!

Пушка качнулась, блеснула зеленым боком и рухнула всей тяжестью назад, увлекая за собой людей, топча их своим железным телом. Вот она со страшной силой ударилась о зарядный ящик, разбив его в щепки и разбросав снаряды. Снаряды, падая с большой высоты вниз, на острия камней, оглушительно взрывались. И люди, и пушка, и горы льда, скал, куски вдребезги разбитого зарядного ящика рухнули вниз, в обрыв, где скученно окопалась вторая рота первого батальона. Из людей уцелели немногие.

* * *

Тучи ушли в светлую высь и растаяли там в огненном зареве. Ветер несколько приутих. Потеплело. Но на смену холодной, ветреной буре, между двух горных хребтов заметались свинцовые вихри.

Тучи сизого порохового дыма окутали склоны гор. Завывания ветра сменились полетным воем снарядов, грохотом ударов и взрывом орудийной стрельбы. Звонкое горное эхо на тысячи ладов повторяло каждый выстрел, каждый взрыв и точно смеялось.

Бах, бах-ба-ба-х!..

Цепи N-ского полка шли в наступление на головокружительную высоту. Им навстречу жужжали тысячами смертей раскаленные рои пуль. Падали люди, одетые в серые, выбеленные в снегу шинели. Но им на смену шли новые десятки и сотни. Кое-где нестройно раздалось ура. А там, вверху, у самых границ неба, откуда падали тысячи свинцовых ливней, как рокот прибоя, слышался тягучий крик: А-а-ала-а! А-а-ала-а!

* * *

Молодой солдат Айрапет Шахбазов больше всех в отделении горячился и горел жаждой битвы. Он силился первым добраться к турецким окопам. Его мучила жажда мести и крови.

— А, свиное… ухо, — крикнул он на бегу, — проклятые!.. Буду кровь вашу пить… пока ни один не останется… Всех убьем. Всех… всех.

Ветер с силой рвал полу его шинели, точно стараясь сорвать ее с плеч. Грохот боя заглушал его голос.

У Айрапета лицо темное, с постоянным темным загаром, небольшой с горбинкой нос был в складках, горели глаза, узко поставленные, как у птицы.

— У, свиное… ухо! — продолжал кричать он, грозя кулаками вверх.

Ловко прыгая с камня на камень, он не падал, не спотыкался и только изредка задерживался, чтобы пострелять вверх по турецким окопам.

Ближе всех к Шахбазову бежал солдат, менее ловкий, мешковатый, широкоплечий, по фамилии Хомутов. Он бежал, держа винтовку наперевес, без всякого воодушевления. Его курносое, с редкой льняной бородкой лицо выражало только внимание.

— Ложись! — командовал взводный.

Заслышав приказ, солдаты припадали на снег, пряча головы и тела за камни и льдины. Шахбазов и Хомутов рядом припали за скалу. Шахбазов недовольно ворчал, и голос его звучал, как клекот птицы:

— Зачем остановили? Хочу добраться к туркам… Хочу кровь их пить… Чтобы ни один живой не остался.

— Ишь ты, кровопиец! — изумлялся Хомутов, силясь согреть руки дыханием. — И чего ты их так?.. Тоже народ. Хоть и Азия. Ух, ну и круча! Которые уцелеют, пока дойдут… И чего ты их так? Какая прибыль тебе?

— Эх ты, — гортанной скороговоркой ответил Шахбазов. — Враги они. Мать зарезали… Отца зарезали… Сестру зарезали… Братьев зарезали… Села сожгли… Вот за что. И тебя убьют… подожди.

— Ну-к что ж! На то война, чтобы людей убивать. А ваш брат Кинтоша тоже ихнего брата не жалеет. Сам видел. Вот оно что! Страсть как холодно. А ты все резать да резать!

— И будем резать! И будем… И еще как! — уже кричал Айрапет и, обращаясь к невидимому врагу, вдруг заорал во все горло: — А, свиное ухо!.. Вот доберусь, подожди…..

— Цепь, вперед! — послышалась команда взводного.

Солдаты повыскакивали из-за прикрытий и, держа винтовки наперевес, снова побежали в гору. И опять Айрапет Шахбазов мчался впереди всех, размахивая винтовкой, крича угрозы.

* * *

Штаб полка решал оперативные вопросы, стоя на открытом снежном холме в версте от боя. Были тут командир полка, полковник Филимонов, пожилой мужчина с седой щетиной обледенелых усов, начальник штаба полка капитан Кобылкин, бородатый, краснощекий человек, с двумя георгиевскими крестами поверх дохи, и адъютант полка, моложавый, усатый подпоручик Ястребов.

Все они кутались в шубы и, ежась от холода, вели разговор.

— Досадное недоразумение, господа офицеры, — цедил сквозь ледяшки усов полковник. — Мы, оказывается, в потемках не разглядели как следует приказ из штаба бригады. Оказывается, нам приказано отступить по стратегическим соображениям, понимаете, не Айран занять, а отступить. Так и написано, вот смотрите, отступить на Тайран. А это верст сто отсюда, не ближе. А мы вот сейчас ведем атаку.

Офицеры молчали.

— А жаль… — продолжал полковник. — В принципе отступать не люблю, нужно по-суворовски… Ишь, как мчатся наши орлы. Прямо небо штурмуют. Пустяк занять Айран. — Пассаж, нечего сказать… Брр-р, холод!

Офицеры продолжали молчать.

— Ну и олухи, извините меня за откровенность, господа. — Олухи, говорю, сидят у нас в штабе бригады. Видите ли, растерялись! Там какие-то слухи из Петрограда идут — вот и растерялись. А что, если нам не послушаться приказа?

— Отрежут турки, господин полковник, — сказал начальник штаба, усиленно массируя и без того красную щеку. — А сил мало. Потери сегодня, по скромным подсчетам, человек триста, не считая обмороженных. Опасно, могут отрезать…

— Отрежут! Моих-то орлов отрежут? Да не будь я полковник Филимонов… Меня знают в армии… Меня сам Николай Николаевич знает… Да не будь я… что… что…

Офицеры молчали, отвернув в сторону головы.

— Хотя, действительно, отступить следует, — помолчав, заявил полковник. — У меня коньяк весь вышел. Скучища-то какая! Ну, что ж, подпоручик, отдайте приказ об отступлении. И догоняйте нас, мы с капитаном уже… уже отступаем.

— Слушаю-с, господин полковник.

* * *

Командир взвода поручик Соколов бежал впереди цепи, как хороший горец. Взвод еле успевал за ним. На ходу поручик кричал, поворачивая свою восторженную голову то в сторону вершины горы, где засели турецкие цепи, то в сторону взвода, размахивая наганом, и кричал:

— Ура, ребята!.. За Русь святую!.. За царя-батюшку!.. Не посрамим… Вперед, друзья, на нас смотрит вся Россия!

Слова его долетали к бойцам, но не вызывали подъема. Солдаты шли в атаку с таким видом, точно они исполняли неприятное, но нужное дело.

— Братцы, вперед! За Россию! Докажем туркам! Вперед, ура!

— Уррра, — лениво прокатывалось по цепи.

У небольшой скалы, точно грозящий кулак выпиравшей из-под земли, взвод неожиданно наткнулся на передовую засаду неприятельских войск. С криком «ура» бросились солдаты на красные фески и, не стреляя, штыками быстро прикончили их. А в конце схватки ранили поручика Соколова. Шинель офицера мигом покрылась кровью. Поручик пошатнулся, но в ту же секунду выпрямился и, раскачиваясь, зашагал вперед. Смертельно бледное лицо его вдруг загорелось румянцем. Заискрились черные глаза. Он левой рукой зажал свою рану, а правую высоко выбросил вверх и с криком: «Вперед… герои! Ура!» — рванулся вперед.

Взвод, воодушевленный примером бесстрашия и мужества своего командира, остервенело ринулся за ним. Бойцы, скользя по льдистым камням и спотыкаясь, точно на крыльях ветра, мчались ввысь. Вот передние солдаты поровнялись с окопом противника. Стрельба смолкла, как по команде, и бой штыковой закипел у камней и ям, где залегли турецкие янычары. Точно из-под земли вырастали десятки голов в красных фесках. Вопли раненых, стоны умирающих, крики «ура — алла» слились в один воющий крик «ай-а-а-а!»

Поручик Соколов, добежав к окопам противника одним из первых, почувствовал вдруг, что его оставляют силы. Тщетно пытался он зажать ладонями рану, из которой уж фонтаном била кровь. Тщетно старался он сохранять крепость в слабеющих ногах. Силы уже покидали его. Он, стоя на месте, шатался, как пьяный.

А между тем цепь противника была смята, враг уничтожен, и путь к Айрану оказался свободным.

Уже хотел поручик приказать своим бойцам двинуться в наступление дальше под командой замещающего его унтер-офицера Нефедова. Но в это мгновение, точно упав с неба, перед ним вырос связной из штаба полка. Он передал поручику небольшой пакет и остановился возле в ожидании приказа.

Дрожащими руками, уже весь обливаясь кровью, свободно хлынувшей из раны, поручик разорвал конверт, густо пачкая его окровавленными руками. Нахмурив брови, прочитал приказание. Потом смял его, зашатался и, точно позабыв обо всем, хрипло прокричал: