Джо Данторн - Субмарина

• Название: Субмарина
• Автор: Джо Данторн
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03492-4

Как начать с поцелуя и дойти до всего остального? Что делать с мамой, занимающейся бог знает чем со знакомым престарелым хиппи в отсутствие папы? Как спасти этого самого папу от депрессии, а брак собственных, вполне взрослых и самостоятельных родителей, — от развала? Как быть с отдельными частями своего тела, бурно реагирующими на любую красотку с журнальной картинки? И главное — как поскорее стать крутым парнем?

Дебютный роман уэльского автора Джо Данторна о 14-летнем подростке, его родителях, первых открытиях и чудачествах вдохновил режиссера (опять же дебютанта!) Ричарда Айоади на грандиозную экранизацию с британскими звездами в главных ролях. Фильм обласкан критиками и зрителями всего мира и получил премию «Золотой Грифон» как лучший фильм года на международном кинофестивале в Джиффони-2011.

Ранее роман выходил на русском языке под названием «Интимный дневник Оливера Тейта».

Блестящий первый роман молодого человека с беспощадным чувством юмора.

The Times

По терапевтическому эффекту сравнимо разве что с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Кстати, на взрослых тоже действует.

TimeOut Москва

Вместо того чтобы задуматься о пустотности бытия, читателю предлагается не без удовольствия сосредоточиться на своих сенсорных ощущениях.

www.krupaspb.ru

---

— Я приготовил ужин.

— Надеюсь, не камбалу.

Она неправильно сделала ударение в слове «камбала». Я не поправляю.

Джордана обходит стол кругом, оглядывая его, и напевает мимо нот. Я вспоминаю, что забыл романтическую музыку.

— Можешь выбрать музыку, — говорю я ей. — Стереосистема в комнате, где пианино.

— Нет, я лучше почитаю твой дневник, — говорит она и идет наверх в мою спальню.

Из чайника наливаю в кастрюлю только что вскипяченной воды и аккуратно опускаю картофель. В рецепте говорится «бросьте», но мне это кажется безответственным. Ставлю кастрюлю на конфорку.

Еда готова и разложена по тарелкам, а Джордана еще не спустилась. Спаржа выглядит идеально: поджаристая, с коричневой корочкой по краям. Котлеты хоть и вышли суховатыми, зато не развалились. Пюре густое, как гель для волос. Раскладываю тарелки в гостиной и сажусь. Джордана читает медленно, поэтому я решил начать есть.

Слышу, как она спускается по лестнице; ее потная ладонь издает неприятный звук, когда хватается за перила. Джордана останавливается в дверях, как ковбой у входа в салун.

— Почему ты не написал про то, как трогал меня на ковре? — интересуется она.

— Хм. Это потому, что я слишком тебя уважаю.

У меня бы хорошо получилось имитировать оргазм.

— Ну уж нет. Ты же должен писать о важных моментах в твоей жизни.

— Как только мы расстанемся, обязательно об этом напишу.

Она упирается рукой в бедро, смотрит на меня, прищурившись, будто я бессмыслицу несу, и делает обиженный вид. Ей хочется романтики.

Я отрезаю белок со своей яичницы, подцепляю его вилкой, отделяю кусочек котлеты, тоже насаживаю его, затем отсекаю головку у стебля спаржи и, уложив ее поверх яйца и котлеты, окунаю все это сооружение в пюре. Отправляя вилку в рот, я смотрю Джордане в глаза.

— Боже, — фыркает она, усаживается за стол и смотрит на тарелку с едой.

— Не нравится? — спрашиваю я с набитым ртом.

Она берет вилку левой рукой и перекладывает ее в правую. Нож не трогает.

— Оливер, — произносит она, протыкая желток — он растекается по краям котлеты и капает на тарелку, — зачем ты все это сделал?

Мой нож замирает в воздухе, я продолжаю жевать. Проглотить все это сразу тяжеловато.

— Потому что сегодня у нас будет секс, — отвечаю я.

Джордана опускает вилку и кладет мне ладонь на запястье, как медсестра старушке в доме престарелых.

— Нет, Олли, не будет.

— Где мы будем этим заниматься? — не унимаюсь я.

— Оливер. — Джордана смотрит мне в глаза с серьезным видом. — Нет.

Она подносит левую руку к свече и медленно проводит указательным пальцем сквозь пламя. Пламя моргает и трепещет. Мне кажется, она лжет.

— Мы могли бы сделать это на кофейном столике, — предлагаю я.

Подушечка ее пальца почернела.

— Может, в шкафу для белья? — продолжаю я. — Могли бы укрыться пляжными полотенцами.

Джордана берет руками слегка поникший стебелек спаржи.

— Под яблоней в саду, как Адам и Ева?

— Оливер, да заткнись ты. — Ей так идет, когда она ругается. Окунув кончик спаржи в желток, она делает движения, как при оральном сексе. Потом откусывает кусочек и улыбается. — Никуда не уходи, — командует она, и, когда открывает рот, я вижу пленку желтка на ее зубах. Джордана со скрипом отодвигает стул, встает и выходит из комнаты.

Она возвращается с моим дневником и ручкой.

— Надо хорошо описать самое начало, — решает Джордана.

Я не могу ответить, так как только что положил в рот большую порцию желеобразного пюре; у меня такой вид, будто мне по лицу заехали.

Джордана отталкивает мою тарелку и кладет передо мной раскрытый на чистой странице дневник.

— Пиши завтрашнюю дату, — требует она и сует мне ручку.

Глотая пюре, я пишу дату в правом верхнем углу.

— Дальше, — говорит она, стоя надо мной.

— Что дальше? — смотрю на нее я.

— Представь, что сегодня первый день после того как ты потерял девственность, — заявляет она.

Я пишу:

Слово дня: партенолог — специалист по изучению девственников и девственности.

Дорогой дневник!

Чипс лишился девственности в общественном туалете бильярдного клуба «Райлиз».

— Это вычеркни, — приказывает Джордана. — Ты должен писать про меня.

Я зачеркиваю.

— Сейчас подскажу, что писать, — начинает придумывать она. — Джордана очень… — Она замолкает.

Джордана очень…

— Продолжай, — подбадривает она.

…очень симметричная. Теперь я могу это подтвердить.

— Еще чего! — Возмущается она. — Давай, у тебя еще один шанс.

Вырываю страницу и бросаю ее в плетеную корзинку у комода. Комок бумаги сразу попадает в цель. Думаю, это хороший знак.

Я читал, что женщины иногда считают сексуальным, если мужчина проявляет эмоции.

20.5.97

Слово дня: Джордана.

О дневник!

Я люблю ее. Я люблю ее. Я так ее люблю! Джордана — самый удивительный человек, которого я знал в жизни!

Я мог бы ее съесть. Выпить ее кровь. Она — единственная, кому я позволил бы уменьшиться до микроскопического размера и исследовать мое тело в маленькой подводной лодке. Она чудесна, прекрасна, чувствительна, смешна и сексуальна. Она слишком хороша для меня и для кого угодно на свете!

Прекращаю писать на минутку, ожидая, что она остановит меня и скажет, что лесть слишком уж грубая. Но она молча стоит и смотрит. Я продолжаю:

Я мог лишь признаться ей: «Я люблю тебя больше, чем можно выразить словами. А ведь я могу выразить словами что угодно». Это было банально, но я обнаружил, что, влюбившись в Джордану, стал часто говорить банальности. Я сказал: «Я с радостью готов ждать тебя вечно». (Признаюсь, мне на секунду пришло в голову, что вечное ожидание будет довольно бессмысленной растратой наших юных и крепких тел, тем не менее я готов был потерпеть.) Но мне безумно, интергалактически повезло, и она ответила, что готова сейчас. Мы занимались любовью, и это было идеально, безупречно. Мы потеряли нашу девственность, но не испытали чувства потери.

— Так, хватит. Здесь остановись.

Я смотрю на Джордану. Она моргает. Проходит секунда, в течение которой я думаю, о чем думает она, а она — о чем думаю я.

— Ладно, — говорит она, медленно поднимает палец и показывает на потолок. — В комнате твоих родителей.

Джордана рыщет в маленьком ящичке комода в комнате моих родителей.

Я пробую не думать о том, что ужин, который я приготовил, остывает, и в особенности о подернутом пленкой яичном желтке. Уговариваю себя, что если секс действительно так хорош, как говорят, то еда — не говоря уж о дыхании, разговорах, сне и так далее, — покажется не более чем скучной интерлюдией между занятиями им.

Джордана нашла пару маминых сережек, которые та хранит в коробочке на черном фетре. Они из бирюзы. Джордана подносит одну к уху и хлопает ресницами. Я готов как никогда.

Будильник на прикроватном столике показывает восемь часов четыре минуты. Комнату освещает лампа на ночном столике с маминой стороны кровати. Шторы не задернуты, но нас никто не увидит, разве что мы решим заняться сексом прямо у окна.

Я встаю рядом с Джорданой у комода. Мы отражаемся в овальном зеркале. Я хочу поцеловать ее, но она целует меня первой. Сейчас у нее вкус не молока, а яичного желтка. Спустя некоторое время я перестаю замечать запах или просто привыкаю к нему: это называется синтез. Наши зубы ударяются друг о друга.

Мои руки опускаются ей на талию, а она кладет свои руки мне на шею. Страстное объятие. Ее глаза закрыты, мои — нет. Когда смотришь в зеркало, кажется, что она любит меня больше, чем я ее.

Мы садимся на кровать и долго целуемся; мои губы, кажется, уже опухли, как будто я помидоров наелся. Она задирает мою футболку и кладет руку мне на живот, который скрутился четырьмя валиками, как шея толстой тетки. Она гладит меня по груди, задевая соски. У меня почти нет волос под мышками, а грудь вообще гладкая; зато у меня эрекция. Такое со мной уже было. Я целую ее в шею, отвечая на ласку. Ее рука лежит на внутренней стороне моего бедра. Рядом с ней, под голубыми джинсами и черными трусами живет мой пенис.

Закрытая банка клубничного варенья.

Она обеими руками задирает мою футболку. Я поднимаю руки и чувствую себя шестилетним карапузом, когда она стягивает с меня футболку через голову.

Придерживая одной рукой ее красную кофточку за воротник, другой я расстегиваю молнию. Она поводит плечами, и кофточка падает вниз со спины и рук, точно она проделывала это уже много-много раз. Ее плечи в веснушках; мне хочется взять ее за ключицы, как за ручки в автобусе.