Максим Горький - Жизнь Клима Самгина. "Прощальный" роман писателя в одном томе

• Название: Жизнь Клима Самгина. "Прощальный" роман писателя в одном томе
• Автор: Максим Горький
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-60557-6

«...Пишу нечто «прощальное», некий роман-хронику сорока лет русской жизни», - писал М.Горький, работая над «Жизнью Клима Самгина», которую поначалу назвал «Историей пустой жизни». Этот роман открыл читателю нового Горького с иной писательской манерой; удивил масштабом охвата политических и социальных событий, мастерским бытописанием, тонким психологизмом. Роман о людях, которые, по слову автора, «выдумали себе жизнь», «выдумали себя», и роман о России, о страшной трагедии, случившейся со страной: «Все наши «ходынки» хочу изобразить, все гекатомбы, принесенные нами в жертву истории за годы с конца 80-х и до 18-го».

---

— Перестань, — сказал Самгин, соображая, под каким предлогом удобнее отказаться от дальнейшего путешествия по унылым, безлюдным переулкам.

— Брюсов, Валерий, сочиняет стишки:

…вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.

Врет! Боится и ненавидит грядущих гуннов! И — не гимн, а — панихиду написал. Правда?

— Нет, — сердито сказал Самгин. — И вообще ты… — Он хотел сказать что-нибудь обидное Лютову, но пробормотал: — Я, кажется, простудился, прескверно чувствую себя. Пожалуй, мне следует…

Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень в шапке с наушниками, в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий живот, и закричал визгливым, женским голосом:

— Стойте! Кого хороните? Какого злодея?

— Ну вот! — тоскливо вскричал Лютов. Притопывая на одном месте, он как бы собирался прыгнуть и в то же время, ощупывая себя руками, бормотал: — Ой, револьвер вынула, ах ты! Понимаешь? — шептал он, толкая Самгина: — У нее — револьвер!

Самгин понимал, что сейчас разыграется что-то безобразное, но все же приятно было видеть Лютова в судорогах страха, а Лютов был так испуган, что его косые беспокойные глаза выкатились, брови неестественно расползлись к вискам. Он пытался сказать что-то людям, которые тесно окружили гроб, но только махал на них руками. Наблюдать за Лютовым не было времени, — вокруг гроба уже началось нечто жуткое, отчего у Самгина по спине поползла холодная дрожь.

Носильщики, поставив гроб на мостовую, смешались с толпой; усатый человек, перебежав на панель и прижимая палку к животу, поспешно уходил прочь; перед Алиной стоял кудрявый парень, отталкивая ее, а она колотила его кулаками по рукам; Макаров хватал ее за руки, вскрикивая:

— Прочь! Что вам надо?

Алина тоже что-то кричала, но голос ее заглушался визгом парня в лисьей шубе и криками его товарищей. Парень в шубе, болтая головою, встряхивая наушниками шапки, визжал:

— Почему без попа? Жида хороните, а? Опять жида? Бога обижаете? Нет, постойте! Вася — как надо?

Из-под левой руки его вынырнул тощий человечек в женской ватной кофте, в опорках на босую ногу и, прискакивая, проорал хрипло:

— Жид — жить, а мы его — бить! Эх, Игнаша! Ребята — поддерживай! Красота наша ты, Игнат Петров. Защита!

И еще человек пять разноголосо и отчаянно ревели:

— Командуй, Игнат! Поддержим! Э-эх… В толпе вертелся Лютов; сняв шапку, размахивая ею, он тоже что-то кричал, но парень в шубе, пытаясь схватить его пьяной рукою, заглушал все голоса пронзительными визгами истерического восторга.

— Из господ? Князь? Не допускаю — врешь! Где поп? Священник, а? Князей хоронят с музыкой, сволочь! Убили? Братцы — слышали? Кого убивают?

— Жидов, забастовщиков! — ответили ему. Кудрявый парень и Макаров тащили, толкали Алину на панель, — она билась в их руках, и Самгин слышал ее глухой голос:

— Пустите! Я его ударю… изобью…

Вдруг стало тише, — к толпе подошел большой толстый человек, в черном дубленом полушубке, и почти все обернулись к нему.

— Чего буяните? — говорил он. — Зря все! Видите: красных лентов нету, стало быть, не забастовщик, ну? И женщина провожает… подходящая, из купчих, видно. Господин — тоже купец, я его знаю, пером торгует в Китай-городе, фамилие забыл. Ну? Служащего, видать, хоронют…

— Врешь! — крикнул парень; человек в опорках поддержал его:

— Врет, толстая морда! Игнаша, защита наша, — не верь. Они все заодно — толстые, грабители, мать…

— Не сдавай, Игнат! — кричали в толпе.

— Снимай крышку! Жидягу хоронят из тех, что вчерась настреляли…

Человек в полушубке хлопнул ладонью по плечу Игната.

— Ты — что? Хулиган, что ли? Забастовщик? — спросил он громко, с упреком.

— Братцы, — кто я? — взвизгнул Игнат, обняв его за шею. — Скажите скорее, а то — убьюсь! На месте убьюсь! Братцы, эх…

Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по голове своей; Самгин видел, что по лицу парня обильно текут слезы, видел, что большинство толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека в опорках:

— Игнаша! Не сдавай Порт-Артур, бей чорта в лоб! Защита! Кр-расота моя, ты!

Человек пять, тесно окружив Лютова, слушали его, смотрели, как он размахивает дорогой шапкой, и кто-то из них сказал:

— Обалдела Москва, это верно!

«Кончилось», — подумал Самгин. Сняв очки и спрятав их в карман, он перешел на другую сторону улицы, где курчавый парень и Макаров, поставив Алину к стене, удерживали ее, а она отталкивала их. В эту минуту Игнат, наклонясь, схватил гроб за край, легко приподнял его и, поставив на попа, взвизгнул:

— Сам понесу! В Москва-реку!

Лютов видел, как еще двое людей стали поднимать гроб на плечо Игната, но человек в полушубке оттолкнул их, а перед Игнатом очутилась Алина; обеими руками, сжав кулаки, она ткнула Игната в лицо, он мотнул головою, покачнулся и медленно опустил гроб на землю. На какой-то момент люди примолкли. Мимо Самгина пробежал Макаров, надевая кастет на пальцы правой руки.

— Уведи ее… что ты, не понимаешь! — крикнул он. А перед Игнатом встал кудрявый парень и спросил его:

— Схлестнемся, что ли?

— Бей его, ребята! — рявкнул человек в черном полу-шубке, толкая людей на кудрявого. — Бейте! Это — Сашка Судаков, вор! — Самгин видел, как Сашка сбил с ног Игната, слышал, как он насмешливо крикнул:

— Ну-ка, шпана! Храбро, — ну!

Человечек в опорках завертелся, отчаянно закричал:

— Игнаша, герой! Неужто сдашь, и-эхх! — и, подбежав к Макарову, боднул его в бок головою, схватил за ворот, но доктор оторвал его от себя и опрокинул пинком ноги. Тот закричал:

— Всех не перебьете, сволочи-и! Расстрельщики-и! Макаров толкнул на Самгина Алину, сказав:

— Второй переулок направо, дом девять, квартира Зосимова, — скорее! Я Володьку выручу…

Самгин, подхватив женщину под руку, быстро повел ее; она шла покорно, молча, не оглядываясь, навертывая на голову шаль, смотрела под ноги себе, но шагала тяжело, шаркала подошвами, качалась, и Самгин почти тащил ее.

Испуг, вызванный у Клима отвратительной сценой, превратился в холодную злость против Алины, — ведь это по ее вине пришлось пережить такие жуткие минуты. Первый раз он испытывал столь острую злость, — ему хотелось толкать женщину, бить ее о заборы, о стены домов, бросить в узеньком, пустынном переулке в сумраке вечера и уйти прочь.

Он едва сдерживал это желание и молчал, посапывая, чувствуя, что если заговорит, то скажет ей слова грубо оскорбительные, и все-таки боясь этого.

— Какие… герои, — пробормотала Алина, шумно вздохнув, и спросила: — Володьку изобьют?

Самгин не ответил. Его не удивило, что дверь квартиры, указанной Макаровым, открыла Дуняша.

— О, господи! Какие гости! — весело закричала она. — А я самовар вскипятила, — прислуга бастует! Что… что ты, матушка?

Ее изумленное восклицание было вызвано тем, что Алина, сбросив шубу на пол, прислонясь к стене, закрыла лицо руками и сквозь пальцы глухо, но внятно выругалась площадными словами. Самгин усмехнулся, — это понравилось ему, это еще более унижало женщину в его глазах.

— Уведи меня… куда-нибудь; — попросила Алина. Клим разделся, прошел на огонь в неприбранную комнату; там на столе, горели две свечи, бурно кипел самовар, выплескивая воду из-под крышки и обливаясь ею, стояла немытая посуда, тарелки с расковырянными закусками, бутылки, лежала раскрытая книга. Он прикрыл трубу самовара тушилкой и, наливая себе чай в стакан, заметил, что руки у него дрожат. Грея руки о стакан, он шагал по комнате, осматривался. На маленьком рояле — разбросаны ноты, лежала шляпа Дуняши, рассыпаны стеариновые свечи; на кушетке — смятый плед, корки апельсина; вся мебель сдвинута со своих мест, и комната напоминала отдельный кабинет гостиницы после кутежа вдвоем. Самгин брезгливо поморщился и вспомнил:

«Что хотел сказать Макаров в больнице?» Явилась Дуняша, и. хотя глаза ее были заплаканы, начала она с того, что, обняв Клима за шею, поцеловала в губы, прошептав:

— Ой, рада, что пришел!

Но тотчас же бросилась к столу и, наливая чай в чашку, торопливо, вполголоса стала спрашивать, что случилось.

— Она — точно окаменела, лежит, молчит, — ужас!

Сухо рассказывая ей, Самгин видел, что теперь, когда на ней простенькое темное платье, а ее лицо, обрызганное веснушками, не накрашено и рыжие волосы заплетены в косу, — она кажется моложе и милее, хотя очень напоминает горничную. Она убежала, не дослушав его, унося с собою чашку чая и бутылку вина. Самгин подошел к окну; еще можно было различить, что в небе громоздятся синеватые облака, но на улице было уже темно.