Сергей Юрьенен - Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи

• Название: Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи
• Автор: Сергей Юрьенен
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-94799-057-1

Книга Сергея Юрьенена, одного из самых тонких стилистов среди писателей так называемой новой волны, объединяет три романа: «Беглый раб», «Сделай мне больно» и «Сын Империи». Произведения эти, не связанные сюжетно, тем не менее образуют единый цикл. Объясняется это общностью судьбы автобиографического героя — молодого человека, «лишнего» для России 1970-х годов. Драматизмом противостояния героя Системе. Идеологической подоплекой выношенного автором решения/поступка — выбрать свободу. Впрочем, это легко прочитывается в текстах.

---

Дверь квартиры мог открыть кто угодно, теперь это уже не имело значения: пять в обойме, шестой в стволе…

На лестнице раздались шаги незнакомца. Он замер, а потом отложил огрызок на пол.

От стука входная дверь приоткрылась.

— Дома-то кто йо? — зычно спросили извне.

Под одеялом рука Александра перевела маузер в положение «Feuer»[178], после чего он ответил:

— Есть.

Дверь распахнулась, вошел мужик. Он прикрыл за собой дверь и повернулся. В руке у него был деревянный ящик, откуда (Александр сглотнул) торчала кверху рукоять топора.

— Кто йо-то?

— Я, — подал голос с пола Александр.

Мужик увидел его и оскалил серые металлические зубы.

— «Я»… Тебе что, гроши оставили? Батька где твой?

— На работе, — соврал Александр.

— А матка?

— А мама, — сказал он, — сейчас вернется.

— Обождем тады. — Мужик сел на табурет, выставленный мамой в коридор, сбросил прямо на пол шапку, расстегнул овчинный полушубок и, озираясь, стал сворачивать на колене самокрутку. Насыпал махорки в обрывок газеты, лизнул, склеил. Чиркнул спичкой и окутался вонючим дымом.

— Чего на земле-то лежишь? Что чужой войдет, боишься?

— Ничего я не боюсь! — сказал Александр. — Так, читаю.

И он показал мужику обложку толстой книги — «Война невидимок», Николай Шпанов.

— Читает, ишь… Батька военный небось?

— Это же ДОС. Тут у нас все военные.

— В чинах али так, лейтенант?

— Майор.

— Вот оно как. Гроши небось гребет лопатой?

Александр сжал винтовку.

— Оклад-то, говорю, большой у него? — Не дождавшись ответа, мужик ответил себе сам: — Да уж ить не малый! Тыщонки три, а то и все пять… — Он наклонился, извлек из ящика топор.

Александр перекатился за угол. Винтовка была еще накрыта, но палец уже лежал на спусковом крючке.

Сапоги мужика зажали топор, а он достал из своего ящика бутылку с мутным картофельным самогоном, вытащил зубами газетный жгут затычки, взболтнул, запрокинул бутылку и надолго присосался, подмигивая при этом вниз Александру.

— А как же? Защитнички, — заговорил он, отсосавшись. — Сперва от Гитлера нас спасли, теперь вон от Имря Надя спасают, а там, глядишь, спасут и от Слуг Народа. А? Вот я и говорю: пускай им плотят. Слугам Народа, тем урезать надо. Тут Микита прав. Но Червону Армию нашу ты не трожь! Не жнет она, не сеет и на горбу сидит у нас, но дело свое Червона Армия туго знает. Ать-два! Режь-коли!

Мужик выпил еще и поднялся.

Александр откинул край одеяла и вскинулся с колена.

— А ну стой! — крикнул он. — Ни с места!

Мужик засмеялся.

— Руки вверх!

Если эта глыба вот сейчас, немедленно не подчинится, палец выстрелит.

Мужик поднял руки — темные и огромные.

— Да я ж водички, — сказал он, — испить…

Александр принагнул ствол.

— Садись!

Не опуская рук, мужик сел.

— В лоб-то хоть не цель!.. — взмолился.

Мушка сползла ему на сердце.

— Ф-фу! Ты что, боишься, что ли?

— Разговорчики! — прикрикнул Александр. Руки у него стали дрожать.

— Покурить-то дозволишь? Оно ить даже перед казнью дозволяют.

— Кури.

Над ним горела лампочка, отсвечивая на лысине. Покручивая головой и вздыхая, мужик свернул «козью ножку». Нагнулся в сторону топора…

— Стреляю! — крикнул Александр, поджимая спуск к задержке хода, за которой выстрел.

Мужик топор не взял. Взял спичечный коробок из своего ящика. Раскурил, бросил обратно.

— А возьми я топор, убил бы? Эх, — вздохнул мужик. — Знать не можешь доли своей — верно поют. С утра вот намахался, получил гроши, захмелился малость. Ну? Мне бы к бабке своей, а я дай, думаю, забегу по вызову. Забежал вот! Ядри твою палку. Кто же тебя, голубь, напужал так?

— Разговорчики!

— Во дает! — поразился мужик. — Ладно тады. Помолчим.

Они молчали.

— Это… Глотнуть могу?

— Глотни.

Не спуская глаз с черной дырки, мужик опустил руку и поднял бутылку.

— Только бы ты это: опустил бы? Ты и не захочешь, а оно и пальни. Что тогда? Сейчас-то не поймешь, а потом… Всю ведь жизнь казниться будешь, сердешный, что деда старого по малолетству порешил. Я-то что? Свое я так и так прожил. А вот тебя мне жалко.

Дырка подмигивала ему.

— Ну ладно… — Мужик взболтал самогон. — Пил я тебя с братами, пил с друзьями хорошими. Приходилось и в одиночку. Ну а сейчас с Тобой, Костлявая, выпью!

На этот раз он выпил все до дна, запрокидывая голову все выше и взявшись для упора левой ладонью за шею. Но не удержался и упал с табурета. Поставил аккуратно бутылку у стеночки, придвинул шапку.

— Ну как ты там, дите? А я того — сморился. Посплю я. Сонного-то не застрелишь? Ну а застрелишь, Бог с тобой! Ныне отпущаеши…

Подложил под щеку локоть и закрыл глаза.

С облегчением Александр закинул на плечо винтовку и прокрался мимо спящего в уборную. Пописав, он стряхнул последнюю каплю, застегнулся и вдруг услышал истошный мамин крик:

— Человека убили! Человека убили! Да придите же хоть кто-нибудь!..

Он вышел. Взвел глаза.

Она взялась под левую грудь, показывая вниз:

— Так это ты его?…

— Да живой я, бисовы дети! — отозвался с пола мужик. — Дайте доспать.

И накрылся воротом овчины.

Генерал кавалерии

— Салават приехал! Салават приехал! — завизжала в прихожей Иля.

Александр поспешно закрыл и спрятал под себя учебник акушерства, жуткими картинками из которого воспользовалась для наглядности Иля, объясняя ему, что такое «аборт», на который легла его мама — в то время как Гусаров отсутствовал на зимних учениях. И так он, Александр, чувствовал себя неловко в чужом доме, а тут еще и брат Или. Который учится в самой Москве. И не где-нибудь — в МГУ, который Сталин нашей молодежи в наследство оставил на Ленинских горах.

— Ну, погоди, сестренка, погоди! — прекратил телячьи нежности студент. — Я так задубел, от вокзала идючи, что ничего не воспринимаю… Дай согреться.

Стукнул об пол портфель, и студент заглянул в гостиную. Все на нем искрилось от снега — и лисья меховая шапка, и ворсистое верблюжье пальто с широкими округлыми плечами. Ухватившись за кушак, он отступил в прихожую и спросил:

— А где же предки?

— Папа воздухом пошел дышать, а мама на рынок. Все баранину к твоему приезду ищет. Для плова.

— Неужели плов будет?

— Конечно, будет! Только со свининой, я так думаю.

— Да хоть с чем! Сто лет не едал!

Потирая руки, студент вошел в гостиную, и Александр приоткрыл рот. На брате Или был оранжевый пиджак, такой длинный, что почти до колен. Узкие брючки с широкими отворотами. А ботинки! Огромные, как утюги, и на толстенных подошвах. А под пиджаком, который студент МГУ неторопливо расстегнул, обнажился огромный галстук. Пестрый такой. С обезьяной. А точнее говоря — с орангутангом. Который ухмылялся… Девять лет уже прожил на этом свете Александр, но ничего подобного, одежды такой, не то что не видел, но и вообразить себе не мог.

— Это еще кто? — вдруг в бешенстве внезапном закричал студент.

— Одноклассник мой, — оробела Иля. — У нас сейчас живет.

Он привстал с учебника акушерства:

— А-александр.

— Хэллоу, май бой! — давнул ему руку студент. — Я имею в виду, почему у вас этот висит?

Александр оглянулся от стола. За ним, в простенке между пятнами окон, заиндевело-солнечно светящими сквозь тюль, висел портрет Сталина. В серебряной рамке. Исполненный мягким карандашом. Вождь был очень красив в своем белом мундире со звездами на погонах.

— Висит… — Иля озадаченно подняла брови, отчего на лбу ее еще заметней проступили следы от оспинок. — Он всегда ведь здесь висел. Или ты забыл?

— Палач усатый!

— Как это, «палач»? — опешил Александр.

— А так!

Александр с Илей переглянулись.

— Сколько он людей невинных погубил, знаете? Миллионы! До вас тут что, еще не дошло?

— Н-нет.

— И в школе вам ничего не говорили?

— Не говорили.

— Ничего, еще скажут. — Студент поднял руки и отцепил портрет. — Все, товарищ Coco! Кончилось ваше время!..

Он посмотрел туда-сюда, куда бы его деть, а потом вышел из комнаты. Прямоугольник свежей пустоты показывал, как сильно выцвели обои в гостиной. Александр взглянул на Илю, которая в ответ пожала плечами — в том смысле, что брату, как студенту МГУ, видней. На кухне лязгнуло накрытое портретом мусорное ведро, и студент вернулся — с хмурым лицом. А обезьяна с его галстука ухмылялась.

— Салават! — сказала Иля.

— Ну.

— Наверное, ты проголодался с дороги. Хочешь чайку? У нас даже зеленый есть.

— Хочу рюмку водки. — Салават сел за пианино и сорвал с крышки длинную салфетку. — Рюмку водки и хвост селедки, моя заботливая сестренка!