Мигель Сервантес - Назидательные новеллы

• Название: Назидательные новеллы
• Автор: Мигель Сервантес
• Жанр: Проза

---

Окончив танец, Пресьоса сказала:

- Если мне дадут четыре куарто, я одна пропою вам премиленький романс о том, как госпожа наша королева Маргарита отправилась на послеродовую мессу в Сан-Льоренте в Вальядолиде ; уверяю, романс замечательный: автор его - один из тех поэтов, что у нас наперечет, все равно как батальонные командиры .

Едва она это сказала, как почти все, кто стоял вокруг, стали кричать:

- Пой, Пресьоса, вот мои четыре куарто!

И так посыпались на нее куарто, что у старухи рук не хватало подбирать. Собрав таким образом обильную жатву, Пресьоса тряхнула своим бубном и на особенно щегольской и шальной лад запела следующий романс :

Вышла с сыном к первой мессе

Та, что всех славней в Европе,

Та, что именем и блеском

Драгоценней всех сокровищ.

Чуть она подымет очи,

Души всех она уводит,

Всех, кто смотрит, очарован

Благочестьем и красою.

В знак того, что в ней мы видим

Часть небес, сошедших долу,

Рядом с нею - солнце Австрии,

Рядом - нежная Аврора.

А за нею следом - светоч,

Засиявший ночью поздно,

Тою ночью, о которой

И земля и небо стонут.

Если в небе колесницам

Звезды яркие подобны,

И в ее чудесном небе

В колесницах блещут звезды.

Вот Сатурн, летами ветхий,

Гладит бороду и холит,

И легко идет, хоть грузен:

Радость лечит от ломоты.

За Сатурном - бог болтливый

В языках идет влюбленных;

Купидон - в эмблемах разных,

Где рубин и жемчуг спорят.

Дальше Марс идет свирепый,

Восприявший стройный образ

Многих юных, чью отвагу

Тень ее сменяет дрожью.

Возле Солнца - сам Юпитер ;

Оттого что все возможно

Для того, чей сан высокий

На премудрости основан.

Свет луны горит в ланитах

Не одной богини дольной,

Венус скромная - в обличье

Тех, кто это небо создал.

Маленькие Ганимеды

Кружат, вертятся и бродят

В златоубранном окружье

Этой сферы бесподобной.

И чтоб каждый взгляд дивился,

Всё не только здесь роскошно,

Всё доходит до предела

Расточительности полной.

Вот Милан в богатых тканях,

Пышно убранный, проходит,

Индия с горой алмазов,

А Аравия с бензоем.

Там идет грызунья-Зависть

С теми, кто замыслил злое;

В сердце Верности испанской

Безбоязненная доблесть.

Всеобъемлющая Радость,

Разлученная со Скорбью,

По путям и стогнам мчится.

Буйной и простоволосой.

Для немых благословений

Отверзает рот Безмолвье,

И молоденькие дети

Песнопенью взрослых вторят.

Тот поет: "Лоза благая,

Возрастай, тянись и плотно

Обвивай счастливый ясень,

Вознесенный над тобою.

Возрастай себе на славу,

На защиту церкви божьей,

На добро и честь Кастильн,

Магомету на невзгоду".

А другой язык взывает:

"Здравствуй, белоснежный голубь,

Даровавший жизнь орлятам,

Венчанным двойной короной.

Чтоб изгнать из поднебесья

Стая хищников голодных,

Чтобы осенить крылами

Добродетель с сердцем робким".

Третий, тоньше и разумней,

Изощренней и ученей,

Молвит, источая радость

Как устами, так и взором:

" Перламутр Австрийский! Жемчуг,

Нам подаренный тобою,

Сколько замыслов рассеял!

Сколько обезвредил козней!

Сколько рушил упований!

Сколько ковов уничтожил!

Сколько создал опасений!

Сколько хитростей расстроил!"

Между тем она подходит

К храму феникса святого,

Что, испепеленный в Риме,

Для бессмертной славы ожил.

Перед ликом вечной жизни,

Перед госпожою горней,

Перед той, что за смиренье

Ныне шествует по звездам;

Перед матерью и девой,

Перед дочерью господней

И невестой на коленях

Маргарита произносит:

"Я твой дар тебе вручаю,

Расточающая помощь;

Там, где нет твоей защиты,

Изобилуют недоли.

Я несу тебе сегодня

Первый плод мой, матерь божья;

Пусть тобой он будет принят,

Защищен и приумножен.

Об отце его помысли,

Об Атланте, удрученном

Тяжким гнетом царств столь многих

И владений столь далеких.

Знаю, сердце властелина

Навсегда в руках господних.

И от бога ты получишь

Всё, о чем его попросишь".

По свершении молитвы

В новом гимне, ей подобном,

Хор величит божью славу,

Ныне явленную долу.

По свершении служенья,

В блеске пышных церемоний

Вспять вернулось это небо

Вместе с сферой бесподобной.

Как только окончила Пресьоса свой романс, вся почтенная аудитория и строгий трибунал, ее слушавшие, слились в одном общем крике, гласившем: "Пой еще, Пресьоса, в куарто недостатка не будет!"

Больше двухсот человек смотрело тогда на танцы и слушало пение цыганки, и в самый разгар веселья случилось пройти теми местами одному из городских приставов. Заметив, что собралось столько народу, он спросил, в чем дело; ему ответили, что слушают, как красавица цыганка поет песни.

Подошел любопытный пристав, послушал минутку и, дабы не ронять своего достоинства, не дослушал романса до конца; а так как ему показалось, что цыганочка была выше всяких похвал, он велел одному из пажей сказать старухе цыганке, чтобы та вечером явилась вместе с цыганками к нему на дом; хотелось ему, чтобы послушала их жена его, донья Клара. Паж выполнил поручение, и старуха ответила, что придет.

Окончились танцы и пение, и перешли было на другое место, как вдруг к Пресьосе приблизился какой-то очень хорошо одетый паж и, протянув ей сложенную бумагу, сказал:

- Выучи, Пресьоса, вот этот романс. Он весьма недурен; а я тебе буду давать время от времени еще и другие, так что пойдет о тебе слава как о лучшей на всем свете исполнительнице романсов!

- Выучу, и с большим удовольствием! - ответила Пресьоса. - Только смотрите, сеньор, не забудьте принести обещанные романсы, конечно, при условии, что они будут приличны! Если вам угодно получить плату, сговоримся на дюжины: спели дюжину - и заплатили за дюжину; если же вы думаете, что я буду платить вперед, это дело невозможное!

- Если вы мне заплатите за бумагу, сеньора Пресьоса, - ответил паж, - я и на том скажу спасибо, и кроме того, если романс окажется нехорошим или нескромным, считать его не будем!

- Пусть за мной останется право выбора! - сказала Пресьоса.

После этого цыганки пошли дальше по улице. Из-за решетки одного окна их позвали какие-то кавальеро. Прижалась Пресьоса к решетке, находившейся невысоко, и увидела в хорошо убранной и прохладной комнате нескольких кавальеро: одни занимались тем, что прохаживались по комнате, другие играли в разные игры.

- Не хотите ли вы, сеньоры, дать мне магарыч? - спросила Пресьоса, говорившая как и все цыганки пришепетывая, причем это у них не от природы, а особая повадка.

При звуке голоса Пресьосы и при виде ее лица игравшие оставили игру, а ходившие - свое хождение, те и другие поспешили к решетке посмотреть на цыганочку - Ибо все уже о ней слышали - и сказали:

- Заходите, заходите, цыганочки: получите магарыч!

- Не выйдет ли только дорого, - возразила Пресьоса, - если нас тут станут щипать?

- Нет, вот тебе слово кавальеро! - сказал один из них, - Можешь быть спокойна, малютка, что никто у тебя ремешка на башмаке не тронет; ничего не будет, клянусь знаком ордена, который у меня на груди. - И он положил руку на крест Калатравы.

- Если хочешь войти, Пресьоса, - сказала одна из трех бывших с ней цыганок, - иди себе на здоровье, а я не хочу идти туда, где столько мужчин!

- Нет, Кристина, - ответила Пресьоса, - если чего и нужно бояться, так это одного мужчины и наедине, а не большого общества; потому что одно то, что их много, исключает страх и опасение обиды. Заметь, Кристина, и знай: если женщина захочет быть честной, то останется таковой среди целой армии солдат. Правда, всегда следует избегать опасных случайностей; но под ними следует разуметь тайные, а не явные.

- Ну, идем, Пресьоса, - ответила Кристина, - ты ведь у нас ученей ученого.

Старая цыганка их ободрила, и они пошли. Едва только Пресьоса успела войти, как кавальеро со знаком ордена заметил лист бумаги, находившийся у нее на груди; он подошел и выхватил его. Пресьоса ему заметила:

- Не отбирайте его у меня, сеньор; это романс, который мне только что подарили, я его еще не читала.

- А ты, красавица, умеешь читать? - спросил кто-то.

- И писать, - сказала старуха. - Я воспитала свою внучку как дочь какого-нибудь стряпчего.

Кавальеро развернул бумагу и, увидев, что в ней лежит золотой эскудо, воскликнул:

- Ай да Пресьоса!.. К письму приложена плата за доставку; получай эскудо, который находится при романсе!

- Ловко! - воскликнула Пресьоса. - Поэт принял меня за нищую. Честное слово, не то удивительно, что я

получаю эскудо, а удивительно то, что его дает мне поэт! Если все его романсы будут с подобным приложением, что бы ему переписать весь Romancero general и давать мне каждый раз по стихотворению! Уж я бы "пощупала" пульс его золотым и, как бы ни трудно ему было с ними расставаться, принимать их я буду очень легко!