Пенни Винченци - Злые игры. Книга 2

• Название: Злые игры. Книга 2
• Автор: Пенни Винченци
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996

Это роман длиной в полвека, история целого клана англо-американской семьи. Герои книги живут так, как и полагается благополучным, богатым людям: удачная карьера, роскошные дома, великосветские развлечения, бурные романы. Но время от времени они попадают в такие трагические ситуации, что невольно возникает мысль - а не являются ли они просто фишками в чьей-то дьявольской игре?

---

Впервые за все годы, что она его знала, Энджи видела Александра по-настоящему рассерженным. Вся его фигура напряглась, лицо совершенно утратило свое обычное мягкое, немного рассеянное выражение, голубые глаза смотрели на Энджи враждебно.

— Вам не усечь, как вы любите выражаться. Вам этого абсолютно не понять. Это слишком тонкая, слишком интимная проблема, чтобы она оказалась вам доступной. И я уже сказал вам, я не хочу ее с вами обсуждать. В таком обсуждении просто нет никакого смысла. По-моему, Энджи, вам лучше уехать.

Энджи смотрела на него и искренне изумлялась. Подобного Александра она никогда прежде не видела. Она почувствовала, что сердце у нее забилось сильнее в каком-то радостном предчувствии.

— Не собираюсь я никуда уезжать, — спокойно ответила она. — Мне жаль, что вы так из-за всего этого расстраиваетесь, но, помимо всего прочего, я считаю себя обязанной защищать интересы Кендрика. Он мой, почти что мой приемный сын и к тому же очень хороший парень. Георгине здорово повезет, если они будут вместе. Назовите мне, если сможете, хоть одну причину, почему им нельзя пожениться?

— Должен сказать, ваше отношение меня поражает, совершенно поражает, — проговорил Александр. — Не говоря уже обо всем остальном, они родственники, Энджи. Родственники не могут вступать друг с другом в брак.

— Чушь, — отпарировала Энджи. — При такой степени родства, как у них, могут. Английская церковь это позволяет. Только сегодня утром наш викарий объявил о предстоящем браке точно такой же пары. Чушь вы несете, Александр, невыносимый вздор, просто как какой-нибудь самодур. Вы меня удивляете.

— Я бы просил так со мной не разговаривать, — холодно заявил он.

— По-моему, давно пора, чтобы с вами кто-нибудь поговорил именно так, — столь же холодно возразила ему Энджи. — Вы мне казались добрым, современным, любящим отцом, а оказывается, вы самый обыкновенный замшелый ветхозаветный тиран, только и всего. Ограниченный, набитый предрассудками самовластный тиран. Я вам скажу, лорд Кейтерхэм, что я обо всем этом думаю… — Какой-то внутренний голос предупреждал ее, советовал остановиться, подсказывал, что она ступает на очень опасную, смертельно опасную почву, но она была уже слишком возбуждена и слишком сердита, чтобы сдержать себя. — Мне кажется, вы просто ревнуете, ревнуете из-за того, что ваша любимая дочка влюбилась в кого-то еще, ревнуете к тому, что у нее с кем-то близость, что она живет нормальной сексуальной жизнью, ревнуете, потому что она хочет уйти от вас…

Александр стоял молча, не шевелясь, только глядел на нее; цвет лица у него стал пепельный, глаза ярко сверкали. Вдруг он сделал к ней шаг, и Энджи на мгновение почувствовала внутри ледяное дыхание даже не страха, а откровенного ужаса.

— Как вы смеете, — едва слышно проговорил он, — как вы смеете, как только вы смеете говорить подобные вещи? Немедленно возьмите свои слова назад, сейчас же.

— Я смею, потому что это правда.

— Это неправда.

— Нет, правда. Посмотрите на себя, Александр, и посмотрите на создавшееся положение, хоть раз в жизни заставьте себя взглянуть на вещи прямо и честно. — Хотя и смутно, но она сознавала, что заговорила уже о чем-то другом, раздвинула тему их разговора, осмелилась заставить его посмотреть иначе на нечто более масштабное и значимое. — Перестаньте прятаться от жизни, Александр. Пожалуйста.

— Ах ты, сука! — тихо сказал он, и Энджи вдруг почувствовала, как от него к ней словно устремился сильнейший эмоциональный поток; а затем совершенно неожиданно он вдруг схватил ее в объятия и яростно, сильно поцеловал прямо в губы. Поцелуй у него оказался очень чувственный и умелый: она ощутила его жаркие губы, крепкие, но и странно уступчивые, почувствовала, как его язык ищет встречи с ее языком, как его рука ерошит ей волосы, а потом нежно, мучительно ласково спускается на шею и поглаживает ее. Энджи как будто охватила изнутри мощная вспышка пламени; она прильнула к Александру, еле слышно шепча, скорее даже выдыхая его имя, все ее тело отчаянно напряглось, прижимаясь к нему, волна желания затопила ее, начисто вытеснив все иные ощущения и чувства.

— Пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, Александр, ну пожалуйста.

Он глянул на нее сверху вниз и, кажется, наконец-то понял, кто это здесь с ним и чем он сам занимается; лицо его снова изменилось, теперь оно стало безжизненным и далеким, он отстранил ее от себя и сказал:

— Нет, нет, Энджи, нельзя.

— Да, можно, — возразила она, — давайте пойдем куда-нибудь, прямо сейчас, пожалуйста, я хочу, я не могу без вас, не могу.

Она раскраснелась, в глазах у нее стояли слезы, она крепко сжимала кулаки; он отвернулся от нее и почти бегом устремился к дому, она бросилась за ним, так они промчались через Ротонду, потом по коридору, потом Энджи услышала, как хлопнула дверь оружейной комнаты; она широко распахнула ее и вбежала туда вслед за Александром.

Он стоял у окна, спиной к ней.

— Нет, — произнес он, — нет, пожалуйста, оставьте меня одного.

— Не могу, — ответила она, — сейчас уже не могу.

И, подойдя к Александру, развернула его к себе, обвила его шею руками и наклонила к своему разгоряченному лицу его голову; глаза у нее расширились, стали огромными и потемнели от желания.

— Я хочу тебя, — выдохнула она. — Пожалуйста, Александр, ну пожалуйста, я тебя очень хочу, я так одинока, так несчастна, а Малышу это не причинит никакой боли, он вообще никогда ничего не узнает.

Александр посмотрел на нее с высоты своего роста и ответил:

— Нет, Энджи, нет, извини меня, мне очень, очень жаль.

Она тоже посмотрела на него — удивленно, озадаченно и чуть испуганно.

— Но почему, Александр, в чем дело, я не понимаю?

Лицо его приняло какое-то необыкновенно несчастное и жалкое выражение, и после паузы он с трудом проговорил:

— Должен наконец тебе признаться. Я импотент.

Глава 44

Вирджиния, 1960

Она посмотрела на него — удивленно, озадаченно и чуть испуганно; лицо его приняло какое-то необыкновенно несчастное и жалкое выражение, и после паузы он с трудом проговорил:

— Должен наконец тебе признаться. Я импотент.

Комната вокруг Вирджинии закачалась и куда-то поплыла; она изумленно посмотрела на него, потом откинулась назад, на подушки, инстинктивно всем телом отстраняясь от него, словно боясь коснуться, и с такой же быстротой отстраняясь от него и всеми своими чувствами.

— Я… я не понимаю.

— Я импотент, — снова повторил он.

Она села на постели, дотянулась до бокала с шампанским, взяла его. Выпила, чувствуя, как алкоголь переходит в кровь и успокаивает ее, вселяет в нее уверенность. Комната перестала плыть и встала на место, ощущение кошмара ненадолго ушло. Она протянула бокал.

— Можно мне еще?

— Конечно. — Он налил ей, потом себе, потом натянул на себя пижаму; больше она уже никогда в жизни не видела его обнаженным.

— Прости меня, — опять повторил он. — Мне очень, очень жаль.

Вирджинию передернуло. Тело ее, лишь несколько минут назад такое жаркое, преисполненное желания, вдруг сразу словно зачахло, ее зазнобило, как от холода.

— Ты замерзла, — проговорил он, — на, надень халат.

— Спасибо. — Она набросила халат на плечи, натянула на себя лежавшее на кровати покрывало. Зубы у нее негромко стучали.

— Дорогая. Дорогая моя… — Александр сделал движение в ее сторону; она поспешно отодвинулась.

— Не надо. Не прикасайся ко мне.

— Извини.

Наступила долгая тишина. Потом она попросила:

— Пожалуйста, ты бы не мог открыть ставни?

— Конечно.

Комнату залил теплый золотистый свет; Вирджиния молча смотрела в окно, на голубое небо, на мелькающих в воздухе чаек. Она прикрыла глаза, потом открыла их снова, как бы усилием воли отгоняя от себя кошмар. Но он не уходил. Александр сидел на постели и смотрел на Вирджинию, на лице у него были написаны нежность и озабоченность. Вирджиния почувствовала, что готова вот-вот впасть в паническое состояние, и постаралась задавить в себе его приближение. С большим трудом она заставила себя взглянуть в глаза Александру и проговорила:

— Полагаю, тебе бы стоило все объяснить.

— Попытаюсь. — Он поерзал, устраиваясь поудобнее, дотянулся до блюда с клубникой, предложил ей. Она отрицательно помотала головой: ей стало не по себе при мысли, что он считает ее способной что-то есть, жевать в такой момент.

— Даже не знаю, как начать, — сказал он. — Это так трудно.

— Для меня, в общем-то, это тоже не очень легко, — ответила она.

— Конечно. Конечно нелегко.

— Давай я буду тебя спрашивать.

— Хорошо.

— Сколько уже у тебя, как давно ты уже знаешь, что ты?..

— Импотент? Уже несколько лет. А в определенном смысле, пожалуй, знал всегда. Ну или по крайней мере с тех пор, как должен был бы начать жить нормальной жизнью.