Василий Ян - Том 4

• Название: Том 4
• Автор: Василий Ян
• Издательство: «Правда»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989

---

Потом Касьяна толкнули в низкую дощатую дверь, и, когда она за ним закрылась, его охватил слепой, мертвенный, непроглядный сумрак, в котором сальным пятном выделялась часть стены, освещенная огоньком светильника.

Передний мужик спускался по небольшой деревянной лестнице. Касьян последовал за ним и оказался на квадратной площадке, где стоял присмотрщик.

— Айдай-ка, спускайся за мной, — сказал он, — да держись крепче, не оборвись и береги башку, вмиг отшибешь темечко.

С краю площадки чернела небольшая яма — в нее как раз только можно было пролезть человеку. В стене около ямы торчали железные скобы. Присмотрщик привычным движением ухватился за первую скобу, спустил ноги в яму, потом перехватился за нижнюю скобу и скрылся под землей.

Касьян оглянулся — деваться было некуда: бревенчатые стены, позади изба, полная казаков и присмотрщиков. Вспомнил переданный Аленкой наказ деда «крепиться, они-де с Наумкой его выдюжат», и ухватился за скобу. Его ноги болтались в темноте и нащупали что-то твердое. Это была узкая перекладина приставной лестницы. За ней последовала другая перекладинка. Придерживаясь руками, Касьян стал спускаться вниз и через десятка три ступенек очутился на следующей нижней площадке.

— Гляди в оба, а то шею свернешь! Берись опять за скобу — и айда дальше!

Слабый свет светильника нащупал опять небольшое квадратное отверстие в земле и новые скобы в стене. Касьян снова погрузился в яму и спускался все ниже по сырой скользкой лестнице. Он боялся замедлить — сверху за ним шваркали и спускались две ноги в тяжелых сапогах и сыпали комья сырой земли.

Таких площадок и приставных лестниц пришлось миновать около десятка. Всюду капала вода, откуда-то сильно дул ветер, и глубокий мрак подавлял безнадежной тоской. Касьян видел светлое пятно от светильника на уходившей вверх, покрытой плесенью и слизью толще темной земли и две перекладины, за которые он цеплялся.

Наконец под ногами захлюпала мутная бурая лужа, глубиной почти по колено. Вправо и влево шли ходы, дудки, низкие и узкие — двум человекам с трудом разминуться. Касьяну пришлось нагнуть голову, чтобы войти в эту дудку, где в тусклом свете слабо мелькала тень ушедшего вперед присмотрщика.

Пригнувшись, Касьян шел по жидкой грязи. «Посторонись!» — раздался окрик, и Касьяну пришлось шарахнуться в сторону и прижаться в выбоине в стене, чтобы пропустить рабочего, толкавшего вперед тачку, наполненную кусками красноватой руды.

Свернув в боковую дудку, начальник партии остановился и стал строить в ряд всех обреченных на подземный труд.

— Пожалуйте, гости дорогие! — раздался насмешливый голос. — Разве так волюшка приелась, что пришли сюда в смертоносный мрак?

Из темноты, гремя цепью, волоча тачку, вышел человек, завернутый обрывками бараньей шкуры, весь косматый и дикий. С половины головы свисали до плеч спутанные пряди волос, другая половина головы была когда-то выбрита, как у каторжника, и отросшие волосы торчали жесткой щетиной. Одна нога, также обмотанная шкуркой, была прикована трехаршинной цепью к тачке. Несмотря на грязь и сумрак, лицо этого обреченного поражало бескровной серой бледностью.

— Ипат Иваныч, наше вам почтеньице. Опять привели новых детушек к корыту крыс кормить?

— Ой, Изоська Неумытый, помалкивай! — ответил начальник партии. — Ты все еще не укротился?

— Как же, разве можно тебе перечить? В кротости держава, кротость и зверя смиряет.

— То-то же, а то смотри, опять постегаю тебя.

— С постеганием, Ипат Иваныч, пожалуй, и отопиться нечем будет, и на лучину не добудешь.

— Полно лясы точить!

— Не лясы, не лясы, а ребятам поучиться надо у старика Изоськи. Сказано в книгах: «От отца-матери иди, не в один, а в оба гляди!» А я, кажись, не в подворотне свет видал, где только не побывал, даже теперь в ад преисподний живьем спустился.

— Довольно! — строго прикрикнул Ипат Иваныч. — Почему у тебя огня нет? Верно, на боковую залег, лодырь?

— Где же мне на боковушку? Спасти бы только свою душу, а то крысы уши и нос чуть не отъели, не только сальную свечку, а и трут и кремень слопали. Чем же мне было лучину разжечь?

Касьян, оглядевшись в полумраке, стал присматриваться к стоявшим рядом с ним рабочим. Тут были и старые бородатые мужики, были и молодые парни, одни позажиточнее, другие в лохмотьях. У каждого был мешок за спиной и чугунный или глиняный светильник в руке.

— Слушай, ребята, — сказал начальник партии Ипат Иваныч. — Вот там, в сторонке, свалены тачки. Каждый выбирай себе тачку посподручнее. Когда тебя обвенчают с ней, то поздно потом жаловаться, что закадычная не по нраву. Будете получать хлеба печеного по фунту в день и соли фунт на три месяца. А если кому еще поесть охота, так пущай сродственнички подкармливают.

Рудокопщики разобрали валявшиеся тачки, и два кузнеца приковали каждого трехаршинной двенадцатифунтовой цепью к тачке. Тупо звучали молоты в низкой пещере с влажным, неподвижным воздухом.

Когда все были прикованы, Ипат Иваныч разделил рабочих на три партии, по четыре человека, и каждую увел в разные тупики. Там он приказал сейчас же начать выламывать руду. Он объяснил ежедневный урок каждого, и за выполнение его должны были отвечать все четверо по круговой поруке.

9. ПРИКОВАННЫЕ К ТАЧКАМ

Касьян попал в четверку вместе с подземным старожилом Изоськой, по прозвищу Неумытый, и двумя бородачами, оказавшимися раскольниками, бежавшими на «вольные места» в Сибирь. Когда все четверо оказались в конце низкого мрачного тупика с душным и парным, как в бане, воздухом, они остановились и невольно замолчали.

— Ну что же, начнем, что ли? — сказал один из кержаков.

— Куда торопишься, милай? — протянул Изоська Неумытый. — Сперва сядем рядком да послушаем, что я здесь надумал.

Он уселся на своей тачке, и трое остальных расположились вдоль дудки. Присмотрщик, зевая, стоял в стороне. Изоська подмигнул на него:

— Овин горит, а молотильщики обедать просят. Это значит: надо подарки пообещать ему. — И старик обратился к стражнику: — Послушай, служивый, тебе будет муки фунта два с походом и еще кое-что. А ты уходи подальше да прогуливайся, а ежели станешь много говорить, то заставим тебя лягушек ловить, сиречь в яме утопим.

— Ну, ин ладно: я покуда пройду, — ответил присмотрщик и, позевывая, медленно пошел, пригнувшись, по коридору, раскачивая фонарем из промасленного пузыря.

— От нас, ребятушки, хотят, чтобы мы руду им копали не меньше каждый день, сколько урок положен. Это, ребятушки, немалый труд, придется работать до седьмого поту. Бей во все, колоти во все, но и того не забудь, что в кашу кладут.

— А где спать будем? — мрачно спросил один кержак.

— А чем тебе здесь не по нраву? Соломки наскребем, тяп да ляп, тачка в угол, калачом свернулся — вот те и печка.

— А когда здесь день, когда ночь? — спросил другой кержак.

— Когда вислоухий нас стережет — это день, а когда он уйдет храпеть — тут не теряй времени и начинай работу. Я не вор и не тать, только на ту же стать, и здесь до конца веку сидеть не стану, да и вам не пожелаю. Всю ночь, пока вислоухий не прочухается, нужно цепь засапожным ножом пилить. А когда стража пришла, тут я согнулся дугой и стал другой, будто и не я. Мы вольные казаки, и нас не удержат никакие замки…

Так, пересыпая речь прибаутками, говорил Изоська и шепотом объяснял план, как убежать из подземной шахты.

— Руду нам придется возить в рудоразборную светлицу. Это такая же дудка, как та, где мы свои тачки раздобыли. Там идет сверху вниз, как колодец, прямая и широкая труба, глубиной сажен сорок. В ней на цепях и канатах движутся две бадьи, когда одна идет вниз, другая подымается кверху. Мы должны эту бадью насыпать рудой, а рабочие наверху бадью подымут. Так вот в этой бадье мы и подымемся обратно в мир…

Старик хотел продолжать рассказывать свой план, да в дудке послышались шаги присмотрщика, и все четверо принялись за ломку руды. Изоська притащил в своей тачке пук длинных лучин, завернутых от сырости в рогожу, и приказал затушить фонари:

— Сальных свечек нам не часто дают, да и крысы больно до них охочи.

Он воткнул в мягкую стену острую рукоятку железной сковороды с топленым салом, с которой свешивался зажженный фитиль. Рядом в поставце горела дымная лучина.

Касьян схватил кирку и принялся за работу.

Рабочие, сильно замахиваясь киркой или ломом, вонзали острие в породу, вытаскивали и опять вонзали, пока не отваливались глыбы руды. Затем обивали глыбы молотком и освобождали чистую руду от ненужной земли или другой породы.

Руда складывалась в тачки и отвозилась в рудоразборную светлицу, где нагружалась в бадью. Когда бадья была засыпана, забойщик кричал в шахтенную трубу (колодец), и верхние рабочие воротом вытаскивали ее на поверхность земли.