Джейн Остен - Леди Сьюзен

• Название: Леди Сьюзен
• Автор: Джейн Остен
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0317-6

В сборник выдающейся английской писательницы Джейн Остен (1775–1817) вошли три произведения, неизвестные русскому читателю. Роман в письмах «Леди Сьюзен» написан в классической традиции литературы XVIII века; его герои — светская красавица, ее дочь, молодой человек, почтенное семейство — любят и ненавидят, страдают от ревности и строят козни. Роман «Уотсоны» рассказывает о жизни английской сельской аристократии, а «Сэндитон» — о создании нового модного курорта, о столкновении патриархального уклада с тем, что впоследствии стали называть «прогрессом».

В сборник вошли также статья Е. Гениевой о творчестве Джейн Остен и эссе известного английского прозаика Мартина Эмиса.

---

Роберт Уотсон служил в Кройдоне поверенным и был вполне собой доволен: во-первых, потому, что преуспевал в своем деле; во-вторых, потому, что ему удалось жениться на единственной дочери адвоката, в конторе которого он служил, получив за нею ни много ни мало шесть тысяч фунтов. Миссис Роберт была не менее супруга довольна этими шестью тысячами, а также превосходным домом в Кройдоне, уже перешедшим в ее владение, изысканными приемами, которые устраивала она в этом доме, и не в последнюю очередь своими модными нарядами. Наружность ее, впрочем, не представляла ничего особенного, а все поведение говорило об изрядном тщеславии и самонадеянности.

Маргарет, напротив, была недурна собой, ей скорее недоставало выразительности, нежели привлекательности. Ее изящное сложение и миловидные черты наверняка производили бы приятное впечатление, если бы не постоянное выражение недовольства и озабоченности на ее лице. При встрече с Эммой, которую она не видела много лет — как и всегда с новыми людьми, — Маргарет была сама нежность и умиление, а ее голос медлительно-тягуч, вкупе с ласковой улыбкой на устах — эта манера использовалась ею всякий раз, когда она желала кому-то понравиться. И сейчас радость Маргарет по поводу свидания «со своей дорогой сестренкой» была столь велика, что на каждое слово у нее уходило не менее минуты.

— Я знаю, мы станем лучшими подругами, — протянула она с большим чувством, подсаживаясь к Эмме в гостиной. Эмма так и не смогла придумать, что ответить на сие заявление, тем более что ответить в той же манере она бы при всем желании не сумела.

Миссис Роберт Уотсон разглядывала Эмму с откровенным любопытством и не менее откровенным состраданием, а ее мысли явно крутились вокруг утраченного тетушкиного наследства; насколько же лучше, всем своим видом словно говорила она, быть дочерью процветающего адвоката из Кройдона, нежели племянницей сумасбродной дамы, вздумавшей на старости лет броситься в объятия ирландского капитана.

Роберт, как подобает старшему брату, притом — человеку солидному, был рассеянно-благодушен, однако расчеты с форейтором — включая обсуждение возмутительно возросших цен на почтовые услуги вообще и одной сомнительной полукроны в частности — явно занимали его более, нежели встреча с сестрой; вдобавок эта самая сестра как раз недавно лишилась надежд на наследство и вряд ли теперь имела шанс когда-либо прибегнуть к помощи поверенного.

— Дорога ваша содержится из рук вон плохо, — объявил он Элизабет. — Даже хуже, чем прежде! Живи я тут поблизости, ей-богу, давно бы уже положил этому конец. Кто у вас сейчас досматривает за этим?

Элизабет же перво-наперво справилась о своей маленькой племяннице, к которой была нежно привязана; она искренне жалела, что малышка осталась в Кройдоне.

— Добрая ты душа, — отвечала миссис Уотсон. — Однако, доложу я тебе, оставить Августу в Кройдоне было не так-то просто. Пришлось сказать ей, что мы только ненадолго в церковь и тут же вернемся. Но взять ее с собой — без няни мы никак не могли, как ты догадываешься. Я всегда говорю: за ребенком постоянно должен быть хороший уход.

— Милая малютка! — с воодушевлением проговорила Маргарет. — Разлука с ней надрывает мне сердце!

— Тогда что же ты так спешила с нею разлучиться?! — воскликнула миссис Роберт. — Ах ты, негодница! Не я ли всю дорогу тебе за это пеняла? Слыханное ли дело — побыла всего ничего и уже домой захотела! А мы всегда так рады гостям из Стэнтона — приезжайте, живите у нас хоть по нескольку месяцев. Ну что ж, — на этом месте она лукаво улыбнулась, — видно, этой осенью Кройдон оказался для тебя недостаточно хорош.

— Моя дорогая Джейн, опять ты на меня нападаешь! Ты ведь прекрасно знаешь, что побудило меня спешить домой; так что, умоляю, оставь свои игривые намеки — право, я их не заслуживаю!

— Что ж, надеюсь, во всяком случае, ты не станешь настраивать против Кройдона своих сестер. Глядишь, Эмма согласится поехать с нами и погостить у нас до Рождества — если только ты ее не отговоришь.

Эмма тотчас выразила ей свою признательность.

— Уверяю тебя, у нас в Кройдоне прекрасное общество. На балы я, правда, почти не езжу, там публика бывает довольно пестрая — зато мои вечера только для избранных. Поверишь ли, на той неделе у меня в гостиной было выставлено семь столов! Скажи откровенно: по душе ли тебе деревенская жизнь? Нравится ли тебе Стэнтон?

— Да, очень, — сказала Эмма, решив, что общий ответ будет всего уместнее, и тут же поймала на себе пренебрежительный взгляд: миссис Роберт Уотсон, до сего момента пребывавшая в сомнениях относительно размаха шропширского дома, в котором выросла Эмма, окончательно постановила для себя, что уж до шести тысяч фунтов Эмминой тетушке наверное было далеко.

— Как она мила! — шепнула Маргарет невестке самым томным своим шепотом.

Эмма — а именно к ней относилось последнее замечание — была немало смущена; скоро смущение ее еще усилилось, поскольку уже пять минут спустя Маргарет, оборотившись к старшей сестре, заговорила совсем по-другому, резко и насмешливо.

— Ну что, Пен тебе написала из Чичестера? Нет? А я на днях получила от нее весточку. Сдается мне, ничего из ее затеи на вышло. Вот увидишь, как уехала мисс Пенелопой, так мисс Пенелопой и воротится.

Вот таким, догадывалась Эмма, окажется настоящий голос Маргарет, как только первое умиление от встречи пройдет; и от этой мысли елейная чувствительность сестры показалась ей еще более отталкивающей.

Близилось время обеда, и всем дамам было предложено подняться к себе переодеться.

— Надеюсь, Джейн, комната покажется тебе достаточно удобной, — проговорила Элизабет, распахивая перед невесткой дверь гостевой спальни.

— Ах, милочка, к чему все эти церемонии, — отвечала Джейн. — Ты же знаешь, я всегда довольствуюсь тем, что имею. Уж два-три дня я как-нибудь перетерплю в маленькой комнатке, не доставляя никому лишних хлопот. Я всякий раз прошу: когда я у вас в гостях, обращайтесь со мною en famille[10]. Надеюсь, та не собираешься ради нас устраивать грандиозный обед? А ужинать, как ты помнишь, мы и вовсе не имеем обыкновения.

Маргарет, обернувшись к Эмме, торопливо сказала:

— Полагаю, теперь нам с тобой придется ютиться вместе; для самой себя у Элизабет всегда найдется отдельная спальня.

— Напротив, она предложила мне поселиться вместе с нею.

— Вот как? — Маргарет несколько сникла, явно разочарованная нечаянным устранением повода для досады. — Жаль, я буду лишена твоего приятного общества; к тому же одиночество для меня так тягостно.

Одевшись быстрее всех, Эмма спустилась в гостиную и нашла там только своего брата.

— Что, Эмма, — обратился к ней Роберт, — не очень-то сладко чувствовать себя чужой в отчем доме? Да, и учудила же твоя тетя Тернер! Ей-богу, нельзя доверять деньги женщинам! Я всегда говорил: сразу же после смерти супруга ей следовало переписать что-нибудь на тебя.

— Но тогда получилось бы, что деньги доверены мне, — возразила Эмма, — а я ведь тоже женщина.

— Но можно было закрепить их за тобой, оговорив, что до определенного возраста ты не вольна ими распоряжаться. А так — какой удар для тебя! Рассчитывала стать наследницей восьми, если не девяти тысяч фунтов — а приходится возвращаться под родительский кров без гроша за душой. Но может, тетя Тернер еще поплатится за свою глупость.

— Прошу, не нужно говорить о ней в таком неуважительном тоне! Она всегда была добра ко мне. Если же сделанный ею шаг окажется опрометчивым, ей самой придется страдать от этого много больше меня.

— Я вовсе не хотел тебя огорчать, но ведь ты и сама знаешь — твою тетку все почитают просто взбалмошной старухой. Одного не возьму в толк: как же сам-то Тернер допустил такую оплошность? Он как будто слыл человеком исключительно разумным — и вот дернул его черт составить такое завещание.

— Разве привязанность мужа к жене дает нам право ставить под сомнение его разумность? Моя тетя всегда была ему превосходной супругой; а люди самых широких и просвещенных взглядов нередко оказываются и самыми доверчивыми. Пусть в конечном счете все обернулось не лучшим образом — но мой дядя явил истинную любовь и уважение к своей жене, и от этого память о нем мне вдвойне дорога.

— Глупости! Он вполне мог щедро обеспечить вдову, не оставляя ей при этом всего своего имущества, движимого и недвижимого.

— Я допускаю, что моя тетя ошиблась, — горячо проговорила Эмма. — Возможно — и даже наверняка, — она совершила ошибку, но мой дядя вел себя безупречно. Я же ее родная племянница — поэтому он предоставил ей возможность обеспечить мое будущее, выделив необходимые для этого средства.

— Да, только, к несчастью, возможность сию она предпочла перепоручить твоему отцу, а средства перепоручить забыла — куда как хорошо! Держала тебя в своем доме столько лет, оторвала от семьи, воспитывала, надо полагать, в холе и неге и вот — извольте радоваться! — возвратила родственникам, которые тебя и в лицо-то не помнят, и ни гроша в придачу.