Протоиерей Александр Мень - ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ в 2 томах В поисках пути, истины, и жизни

• Название: ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ в 2 томах В поисках пути, истины, и жизни
• Автор: протоиерей Александр Мень
• Жанр: Религия
• Год: 2001
• ISBN: ISBN 5–86225–621–0

Александр Мень является автором семитомного исследования «История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни». Это повествование о духовных исканиях человечества. Читатель найдет в нем богатый материал о духовных традициях Древнего Востока, о религии и философии Древней Греции, о событиях библейской истории со времен вавилонского плена до прихода в мир Иисуса Христа.

Данное сокращенное издание, составленное на основе публичных выступлений о. Александра, предназначено для учащихся средней школы, гимназий, лицеев, а также для всех, кто только начинает знакомиться с историей религии. Книга может быть использована как самостоятельное учебное пособие и как дополнительный материал при изучении других исторических дисциплин.

Из электронного издания убраны приложения об исламе и современном иудаизме, написанные другими авторами и добавленные в печатное издание без согласования с автором.

---

Что же представляла собой древнегреческая религия и почему в сознании людей, почитавших Зевса, Афину и других олимпийцев, возникло стремление к чему–то новому?

Самые древние культы у всех народов мира были связаны с почитанием Богини–Прародительницы, а также стихийных сил природы. В истории большинства древних религий есть исключительно важный переломный момент, когда человек, впервые осознав священный характер мирового порядка, гармонии и разума, противопоставляет их иррациональным силам хаоса. Этот момент запечатлен в мифах о борьбе богов. Против стихийных демонов первобытного общества выступают божества человекоподобные, созидающие стройную иерархическую систему мира. В представлении эллинов боги–победители поселились на Олимпе, который стал уже не столько горой, сколько некоей небесной областью. Обитатели Олимпа мыслились как существа, во всем, кроме бессмертия, сходные с людьми. Мифы красочно рисуют их жизнь среди войн и соперничества, интриг и пиров, любви и ненависти. Победа олимпийцев над темными силами Матери–Земли отразила гордое самосознание человека–борца, человека–деятеля и устроителя жизни, узнавшего о своем превосходстве над природой. Триумф человекоподобных богов в примитивной форме заявлял о вере в высшую значимость духовного начала.

Однако победа Олимпа, как гласит сказание, не была полной: сразив титанов и чудовищ, боги не решились посягнуть на саму Богиню–Мать. Верховная власть осталась за ней. И над всем продолжала тяготеть неизбывная Судьба, которую невозможно было ни постичь, ни одолеть, ни умолить. Она представала все той же Богиней–Прародительницей. Именно здесь корень того фаталистического[43] чувства, из которого родилась античная трагедия, воспевшая тщетный поединок человека с Неведомым.

«Илиада» и «Одиссея» Гомера были для греков настоящей энциклопедией, откуда многие поколения эллинов черпали свои религиозные понятия. Главная тенденция гомеровской религии — очеловечение богов — находила живейший отклик среди жителей греческих городов–полисов.

Однако постепенное преодоление культа человеческого начала в древнегреческой религии позволяет ей подняться над простым антропоморфизмом. Бессмертие, поддерживаемое волшебным напитком, и необоримая сила олимпийских великанов являлись лишь чисто внешними признаками, отличающими богов от людей.

Процесс сближения между двумя мирами — Олимпом и родом смертных — прослеживается и в религиозном искусстве Греции VII—V вв. до Р.Х.

Появившиеся в начале этого периода храмы сооружались по образу жилищ и обычно отличались не очень большими размерами. Строя их, греки хотели предоставить Зевсу или Посейдону «дом» в пределах своего города. Возводя обиталища для богов, греки надеялись сделать бессмертных своими согражданами, покровителями полиса. Для грека вселение бога в храм было одним из средств очеловечения его, почти насильственного удержания бога в полисе. Бывали даже случаи, когда статуи богов приковывали цепями, чтобы помешать им покинуть жилище.

Эта же тенденция к стиранию границ божественного и человеческого наметилась и в культовых изображениях. Если от старых примитивных идолов веяло чем–то загадочным, сверхъестественным, то в дальнейшем мы видим образы все более земные, понятные, человечные.

Божество, изваянное из камня, наделенное прекрасным земным ликом, живущее в собственном доме, мыслилось в значительной степени как друг, защитник и сосед грека. Олимп и город оказались рядом; ведь недаром мифы постоянно говорили о любви и браках между бессмертными и людьми.

Слишком земные боги оказывались существами почти того же порядка, что и смертные. Между тем люди не могут долго довольствоваться идеалом, который не возвышается над их уровнем. То, перед чем человек может склониться, не унижая своего достоинства, должно превосходить его, а этого нельзя было сказать о гомеровских богах. Поэтому естественно, что взор мыслящих греков все чаще стремился проникнуть в таинственные небеса над Олимпом.

Но что они могли найти там? Из поэм Гомера им было известно, что боги бессильны перед решением Судьбы, а следовательно, она правит миром. Вселенная, таким образом, являет собой как бы систему всеобщей зависимости. Раб подчинен человеку–господину, человек — игрушка богов, боги подвластны Судьбе. Удел человека — рабство не только физическое, но и духовное. Человек как раб предстоит богам не с чувством смирения, а скорее как невольник. Смирение рождается из веры в благость высших сил, между тем никаких признаков благости Мойры[44] у Гомера нельзя было найти. Ее предначертания — лишь прихоть, не имеющая цели и смысла, которая превращает мир и действия человека в абсурд.

За красочными картинами гомеровского эпоса можно различить скрытую мысль об обреченности людей и народов. Оборона Трои бесполезна — ее жребий предопределен; Ахиллес знает о неизбежности своей ранней гибели, Одиссей — об участи своих товарищей. И что удивительного, если у певца, прославляющего могучих витязей, внезапно прорывается скорбное восклицание:

«Меж существами земными, которые дышат и ходят,
Истинно в целой Вселенной несчастнее нет человека!..»

Даже поэт Анакреонт, стяжавший славу своими игривыми стихами, неожиданно как бы проговаривается:

«Умереть бы мне! Не вижу никакого
Я другого избавленья от страданий».

Так греки пришли к мысли о том, что земная жизнь — это долина скорби.

Египтянам и индийцам были чужды подобные представления благодаря вере в бессмертие. Гомеровская же религия, говоря о страшной Преисподней, ожидавшей людей после смерти, внушала им лишь тоску и ужас. Перед лицом смерти человек переставал быть активным членом общества, оказывался беспомощным у края пропасти.

Дионис. Европейская Греция, ок. 650—550 гг. до Р.Х.

Древние греки любили повторять: «Мера, мера во всем». Но не являлось ли это частое обращение к «мере» результатом того, что они ощущали в глубинах своей души силы, совершенно противоположные разуму и порядку?

Эпоха, о которой мы рассказываем, была временем духовного брожения и зарождения духовной мысли. У греков этот период (VII—VI вв. до Р.Х.) ознаменовался тягой к мистическим культам. Человек, путешествовавший тогда по Элладе, не мог не заметить, что повсюду происходит нечто странное и непонятное. Горные леса стали временами оглашаться пением и криками: то были толпы женщин, которые носились среди деревьев с распущенными волосами, одетые в звериные шкуры, с венками из плюща на головах; в руках у них были тирсы — палки, обвитые хмелем; они предавались исступленным пляскам под звуки первобытного оркестра: визжали флейты, звенели литавры, поднимался дурманящий дым от сжигаемых конопли и смолы.

Ночью колеблющийся свет факелов освещал фантастические картины шабаша. Полуголые девушки с остекленелым взглядом рвали зубами мясо трепещущих животных. На этих диких лесных празднествах женщины, слишком долго жившие взаперти и порабощенные городом, брали реванш: насколько суровы были к ним общественные законы, настолько велик был энтузиазм их разнузданных радений. Едва раздавался призывный клич, как они переставали быть матерями, дочерьми, женами; они покидали свои очаги и прялки и с этого мгновения всецело предавались оргиям в честь Диониса (Вакха).

Дионисизм показал, что под покровом здравого смысла и упорядоченной гражданской религии клокотало пламя, готовое в любой момент вырваться наружу. Люди верили, что пляски вакханок принесут плодородие полям и виноградникам. В дни радений служительницы могущественного бога пользовались покровительством и уважением.

Приверженцы Диониса чувствовали себя снова, подобно своим далеким предкам, детьми не городской общины, а Матери–Земли. Дионисизм проповедовал слияние с природой, в котором человек всецело ей отдается. Когда пляска среди лесов и долин под звуки музыки приводила участников вакханалий в состояние исступления, они купались в волнах космического восторга, их сердца бились в лад с целым миром. Тогда упоительным казался весь мир с его добром и злом, красотой и уродством.

«Счастлив, если приобщен ты
Оргий Матери Кибелы;
Если тирсом потрясая,
Плюща зеленью увенчан,
В мире служишь Дионису».

Все, что видит, слышит, осязает и обоняет человек, — проявления Диониса. Запах бойни и сонного пруда, ледяные ветры и обессиливающий зной, нежные цветы и отвратительный паук -— во всем заключено божественное. Разум не может смириться с этим, он осуждает и одобряет, сортирует и выбирает. Но чего стоят его суждения, когда «священное безумие Вакха», вызванное опьяняющим танцем под голубым небом или ночью при свете звезд и огней, — примиряет со всем! Исчезает различие между жизнью и смертью. Человек уже не чувствует себя оторванным от Вселенной, он отождествился с ней, а значит — с Дионисом.