Алексей Лосев - Мифология греков и римлян

• Название: Мифология греков и римлян
• Автор: Алексей Лосев
• Издательство: Издательство «Мысль» Российский открытый университет
• Жанр: Религия
• Год: 1993

А. Ф. Лосев "Античная мифология в ее историческом развитии", "Теогония и космогония". В конце книги - статья Тахо-Годи, посвященная изысканиям Лосева в области античной мифологии и история создания означенных текстов.

А. Ф. Лосев - Юбилейное собрание сочинений в 9-и томах. Том 5. Исходный PDF -http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3478966.

---

б) В художественном, или поэтическом, отношении век эллинизма представляет собой бесконечно разнообразную симфонию иной раз даже трудноуловимых оттенков мифологии Аполлона.

Прежде всего мы найдем здесь огромное количество произведений с очень ученой или во всяком случае с очень рассудочной поэтизацией аполлоновской мифологии. Уже ранних александрийцев Каллимаха и Ликофро–на можно понимать только при помощи множества всякого рода словарей и схолиастов. Ликофрон прямо блещет такими эпитетами Аполлона, которые никак не поймешь, которые неизвестно кто употреблял. Эта сложность, нагроможденность и ученость продолжаются вплоть до конца эллинистической поэзии, вплоть до Нонна, поэма которого не только больше «Илиады» в несколько раз, но которую тоже можно прочитать только во всеоружии античных реалий и всей античной мифологии.

Другая сторона поэтической обработки Аполлона, сторона чувствительности, эмоциональности, эффективности, тоже достаточно проявила себя в эпоху эллинизма. Этот строгий и важный Аполлон, почти чудовище, оказался втянутым теперь и в орбиту буколической поэзии, и в орбиту греческого романа, и в изысканные складки поэтических тонкостей тысячелетней антологии. С этой чувствительностью причудливейшим образом иной раз соединялся даже натурализм, так что об убитых Аполлоном и о его жестокости говорили здесь не меньше, чем в период классики, а может быть, и больше. Уже у Каллимаха (стр. 536) образ матери Аполлона Лето показан на фоне приключенческой поэзии; и возвышенность этого образа нисколько не мешала эллинистическим поэтам вносить его в самую гущу человеческих, и притом бытовых, отношений.

Морализм и эстетизм, эти вечные спутники развитой и цивилизованной личности на почве эллинизма, оставили в мифологии Аполлона самые яркие следы. Возьмите Аполлона у ритора Менандра (см. стр. 547) или Аполлона у ритора Гимерия (стр. 584), и вы согласитесь, что их эстетизм находится в гармонии с моралью. Аполлон — всегда пример для отменного человеческого поведения, а Плутарх (стр. 560) будет это обосновывать даже философски.

Но возьмите гимн Алкея к Аполлону, приводимый тем же Гимерием (стр. 468), или гимн Месомеда (стр. 551) к Аполлону — и вы поймете, что здесь эстетика имеет самостоятельное значение, что мораль здесь ни при чем, что Аполлон — просто принцип красоты, что это атмосфера музыки и пения, красивых речей и вообще искусства, что здесь отпадают все тяжелые и неразрешимые проблемы жизни, остается только сама красота. Но можно пойти и дальше. Кто читал Филострата Младшего (стр. 458), а именно — изображение у него Аполлона после победы над Марсием, тот воочию убедится, что Аполлон — это сфера вовсе не моральная и даже просто аморальная. Эстетика здесь взяла верх над моралью и не просто освободилась от нее, но активно попирает ее вопреки ее вечным и неотразимым требованиям. Так мифология Аполлона в век эллинизма прошла все ступени, ведущие от строгой морали к анархически настроенному и ничего другого не признающему эстетизму.

Другая противоположность развитой литературы, а именно положительно–философского и отрицательно–нигилистического отношения к мифу, также вполне нашла для себя место в эллинистической литературе. Сейчас мы указали только два крайних полюса художественного реализма в литературе. На самом же деле в эллинистической литературе мы находим по этой линии бесконечное количество разнообразных оттенков, которые часто иной раз даже трудно формулировать.

Поэзия положительного философского содержания представлена в мифологии Аполлона прежде всего орфическими гимнами (выше, стр. 603), а также и другими гимнами, и в частности гимном Прокла (выше, стр. 400). Далее, в эллинистической литературе мы находим достаточное количество риторических текстов, в которых авторы преследовали уже не столько цели положительного изображения мифологии Аполлона, сколько цель красноречивого изложения и в котором упражнялись в применении правил риторики и в демонстрации красивой и разукрашенной эстетики. Сама по себе риторика, конечно, не противоречит художественному реализму в мифологии и вполне с ним совместима. Но всякая риторика стремится к самодовлению, часто отрывается от реальной трактовки своего предмета и уходит в игру формалистическими приемами. А отсюда недалеко и до простого фразеологического употребления мифа, когда последний берется только ради красного словца, ради поговорки, ради той яркости и выразительности речи, которая пользуется мифологическими именами чисто трафаретно и совершенно беспредметно. Такой переход от риторики к чисто словесной фразеологии мы наблюдаем, например, у Либания (выше, стр. 588), да и у многих других писателей.

Наконец, эллинистическая литература создала немало и таких произведений, которые трактовали Аполлона вполне отрицательно, сатирически–пародийно и даже вполне нигилистически. Греческая антология дает весьма выразительные образцы такого отношения к Аполлону. Но конечно, наилучшими образцами прямой сатиры на Аполлона и прямого издевательства над его мифологией и религией являются знаменитые произведения Лу–киана (стр. 567 и сл.). С нигилизмом Лукиана в оценке Аполлона соперничает также и раннехристианская литература (выше, стр. 612). Таким образом, здесь мы находим любые оттенки дифференцированного поэтического отношения к Аполлону, гораздо более тонкие и гораздо более разнообразные, чем это можно терминологически зафиксировать в теории и истории литературы и чем это мы смогли сделать в нашем кратком очерке.

в) Описательный подход к мифологии Аполлона тоже нашел для себя большое место в эллинистической литературе. Описательство, коллекционерство, археология, музееведческая оценка, вполне беспристрастная и не заинтересованная в том или другом отношении, — все это выражено достаточно разнообразно. Конечно, Страбон (выше, стр. 546 и сл.), Павсаний (выше, стр. 576 и сл.), Плутарх (выше, стр. 556 и сл.), мифографы (выше, стр. 609 и сл.) и лексикографы (выше, стр. 615) побивают в этом отношении всякий рекорд. То более или менее объективно и разносторонне, то более или менее выборочно и кратко, но писатели эллинизма на все лады коллекционируют тысячелетнюю мифологию Аполлона.

Это коллекционерство касается самых разнообразных периодов Аполлона. Регистрируется и та начальная, страшная эпоха Аполлона, когда он трактуется в виде какого–то чудовища. О человеческих жертвах говорят и язычник Порфирий, и христиане Климент Александрийский и Евсевий Кесарийский (выше, стр. 614). О совмещении в нем врачебности и губительства вполне определенно говорит Фотий (выше, стр. 331). Уродство находил в нем также и Либаний (стр. 324). Об убийствах, чинимых Аполлоном, говорит почти любой эллинистический источник. Регистрируется здесь и эпоха классики, где постоянной особенностью Аполлона являются пророчество, врачевство, художество и стрельба. Эти черты явились для эллинизма каким–то трафаретом. Специально фиксируется и эпоха восходящей цивилизации (особенно у Диодора, выше, стр. 543), когда Аполлон занимал далеко не последнее место среди богов и героев как изобретатель и покровитель всякого рода наук и искусств.

Ученые–коллекционеры эпохи эллинизма не чужды и географического подхода к мифологии Аполлона. Указания на места культа Аполлона и на наличие в разных местах разнообразных статуй Аполлона буквально пестрят в этой литературе. Нужно только отметить, что описательная литература эллинизма весьма эклектична, так что ее данные трудно поддаются подведению под тот или иной принцип. Главные описатели мифологии Аполлона, Страбон и Павсаний, руководствуются исключительно географическим распределением своих объектов, но и в пределах той или иной географической местности уловить что–нибудь специфическое для Аполлона в большинстве случаев нам не удавалось. Но и в этом виде описательная мифология Аполлона, развивавшаяся в век эллинизма, отнюдь не остается для нас чем–то пустым и бессодержательным. Она дает широкое представление о распространенности мифа и культа Аполлона; и без этой описательной географии, без этих многочисленных сообщений о распределении мифа и культа Аполлона наше знание об этих последних было бы чрезвычайно неполным, а в значительной мере — даже абстрактным. Научное изложение мифологии Аполлона без этих описательных данных, собранных в век эллинизма, было бы невозможно.

г) Наконец, эпоха эллинизма не могла не дать и того философского разрешения проблемы Аполлона, которое, как мы знаем (выше, стр. 385), оказалось заданием, завещанным классикой последующей эпохе эллинизма. Философия хотела изучить и формулировать самый смысл Аполлона на основе новых потребностей дифференцированного субъекта. Само собой разумеется, ни о каком реализме мифа в наивном, непосредственном и буквальном смысле слова уже не могло быть и речи. Этого буквального реализма не было даже в период классики. Здесь же, в эпоху эллинизма, необычайно возросшая утонченность мысли должна была создать такую же утонченную трактовку и мифа.