Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны

• Название: Счастливые слезы Марианны
• Автор: Хосе Антонио Бальтазар
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7107-0293-5

Дом Марианны и Луиса Альберто Сальватьерра — старая арена новых перипетий, происходящих вслед за событиями, показанными в известном мексиканском телесериале «Богатые тоже плачут».

В этом впервые публикуемом романе помимо старых героев появляются новые друзья и враги Марианны и Луиса Альберто.

Не только своим материальным благосостоянием, но и богатством своих душ делятся Марианна и Луис Альберто с теми, кто нуждается в их помощи и защите.

А рядом с ними набираются жизненного опыта Бето и ревнивая Марисабель...

---

«Дорогая и любимая моя жена Марианна,

вот уж правда: только разлука может показать, насколько люди привязаны друг к другу. Скажу откровенно: я места себе не нахожу, так хочу тебя увидеть и обнять!

У нас все более или менее в порядке. Марисабель, как всегда, нашла повод для ревности. На этот раз из-за Клаудии, которая, «проводя анкетирование» Бето на магнитофоне, позволила себе фривольные интонации, а Марисабель обнаружила эту запись. Впрочем, и наш сын хорош: отвечал студентке, как заправский жуир. Можешь себе представить, что было с Марисабель! Как всегда, «со всей прямотой» поставила на место и ее, и его наш несравненный дипломат — донья Чоле.

Очень серьезную догадку по поводу похитителей Бегонии выдвинули Пато и его сын Эстебан. По-моему, они нашли ниточку, ведущую… Впрочем, не будем загадывать.

А теперь я хочу напомнить тебе о существовании с древних времен такого литературного приема, как акростих. Помнишь, как мы переписывались с тобой? Попробую тряхнуть стариной и написать явное тайным способом:

Льщу себя надежной, что ты не задержишься долго…
Юноша хочет как можно скорее видеть свою девушку!..
Бето тоже тоскует…
Ловлю себя на мысли, что ты мне нравишься.
Юкатан — полуостров!

Теперь прочитай сверху вниз начальные буквы. Прости, что фантазии не хватает: силы уже не те.

Надеюсь получить от тебя такую же «шифровку».

Любящий тебя себялюбец Луис Альберто».

Марианна представила Луиса Альберто пишущим это послание и расхохоталась: седина в висках, а шутит как мальчишка!

Она услышала клаксон «порше» и сбежала вниз, вдыхая дивный вечерний воздух родных мест.

Марианна с удовольствием села в машину Джеймса. Праздник ей понравился, и она на нем себе понравилась. В Мехико она живет затворницей. Ей снова захотелось работать, принимать участие в делах за стенами дома.

Джеймс вел машину молча. А Марианна без умолку говорила, вспоминая общение с детьми.

— Джеймс, так печально, что есть дети-сироты, — волнуясь, сказала она. — Никому не понять это чувство, если он сам не побывал в положении ребенка, лишенного родительской любви.

— Я понимаю вас, донья Марианна. По существу мне с детских лет пришлось жить одному. Отец погиб, а мать… больше уделяла внимания светским раутам, чем мне.

— Похоже, дон Ласаро любит вас, Джеймс.

— Похоже, — ответил он тоном, позволявшим гадать, так это или нет.

Джеймс не знал о планах отчима, но что-то ему подсказывало: Ласаро неспроста уделяет такое внимание Марианне. Обычно прижимистый, он потратил немалые деньги на устройство благотворительного бала. Не надо было быть особо прозорливым, чтобы понять: вся эта суета — не столько из любви к детям, сколько из стремления ублажить Марианну.

Не могло это ускользнуть и от самой Марианны. Дон Ласаро не походил на умильного попечителя детей. Несомненно, он преследовал какую-то цель.

Беседуя дома с доном Бартоломео о предстоящем празднике, она не услышала ни слов поощрения, ни слов порицания. Он буркнул только:

— Смотри в оба, Марианна. Не прослыть бы тебе здесь пешкой. А ты ведь королева…

Ночь была темной и пасмурной. Марианна не могла понять, где они едут.

— Нам еще далеко? — спросила она.

— Я решил срезать путь, мы подъедем с другой стороны, — ответил он.

Наконец остановились.

— Но это не то место, где я была в прошлый раз.

— Да, конечно. Это загородный дом. У отчима их несколько, — ответил Джеймс, провожая ее от ворот ко входу в дом, где ее уже ожидал улыбающийся дон Ласаро.

Джеймс откланялся и тут же уехал.

Глава 30

Хуанита Толедо встретила Бласа на пороге дома, откуда он был изгнан по ее навету, где он жил со своей матерью, которая стараниями Хуаниты навсегда переселилась в город мертвых…

На оплавленном лице деятельницы культуры тускло сияла похожая на гримасу улыбка. Как ни противно было Бласу, он улыбнулся хозяйке дома.

Еще и поныне кое-где виднелись следы того пожара. Закопченный карниз, пузырящаяся черная краска из-под облупившегося слоя штукатурки.

Хуанита не замедлила достать бутылку рома и, налив себе и гостю, непринужденно развалилась в кресле.

Тревожно бегая глазами, она промямлила, что не может много пить, так как ей не позволяет здоровье, да к тому же они ведь приглашены сегодня на яхту к высокопоставленным лицам и надо быть в форме.

Блас сказал, что с удовольствием привезет еще раз на Кубу своих «озорниц», и попросил Хуану заранее сообщить о приемлемых сроках и условиях будущих гастролей.

— Дульсе Мария души в тебе не чает, — сказала она Бласу.

Аргентинка научилась «тыкать», вполне «обананилась», как говорят на Кубе о прижившихся там иностранцах.

— Похоже, она влюбилась в тебя, чико? Надеюсь, ты не женат? Я бы не отказалась стать твоей тещей! Впрочем, и женой тоже! — хихикнула она в присущей ей манере.

Бласа передернуло от этой пошлости, но он с удовлетворением отметил, что бокал у нее опустел: ее руки действовали автономно от разума. Он подлил ей рома. Она стала отнекиваться, и он сказал с вежливой улыбкой:

— Всем наливают одинаково, а каждый пьет, сколько захочет…

— Я и не хочу, а пью, — как бы извиняясь за то, что ее бокал так быстро опустел, призналась она. — Ты впервые на Кубе?

— У меня такое впечатление, что я уже бывал здесь, — повторил Блас почти с той же интонацией фразу, сказанную несколько дней назад Дульсе Марии.

— А я до сих пор не привыкну, — сказала она, помрачнев. — Все вспоминаю Аргентину, город Кордову, где я родилась… И все же мне кажется, что я где-то тебя видела.

Она поставила пластинку с любимым аргентинским танго. Это танго — «Adios muchachos!» («Прощайте, парни!») — было знакомо всей — Южной, Центральной и Северной — Америке!

Прощайте, парни,
полуночники шальные,
как мы шумели
в года иные,
пришла пора
с местами милыми
проститься
и заглянуть
в последний раз
в родные лица…

«Прощайся, прощайся, — зло подумал Блас. — Пошумела в года иные, вот и пришла пора с местами милыми проститься!»

— Тебе нравятся аргентинские песни? — вкрадчиво спросила она, закуривая сигарету.

— Нравятся… Но больше кубинские…

— Что в них хорошего? — Хуанита Толедо презрительно скривила губы. — Все чувства наружу!

Она стала подпевать неведомому певцу. Душещипательное танго прощания на заигранной пластинке волновало ее. У нее не было почти никакого слуха. Бласу показалось, что из ее горла вырывается противное кошачье мяуканье.

Прощайте, парни,
покидать мне вас
так горько,
да только с подлой
судьбой поспорь-ка,
навек прощаюсь я
с моей ватагой шалой,
душе усталой
утешенья нет…

«Действительно, шалая у тебя ватага, — продолжал ерничать про себя Блас. — И как ни горько тебе ее покидать, а уж придется! Будет сейчас твоей душе утешение!»

— Так о каком деле, чико, ты хотел со мной поговорить?

— Понимаете, донья Хуанита, мой друг в Мехико, он кубинец, попросил меня навестить одну могилу на кладбище «Колон» и установить на ней памятник…

А в памяти — зарницы,
видений вереницы,
прекрасные страницы
неповторимых лет,
и там моей старушке
всегда есть место,
и там моя невеста,
ее улыбки свет.
Всех краше и невинней,
прекраснее богини,
пресытившись любовью,
я отдал сердце ей,
но отнял Бог ревнивый
ее нежданно,
и слезы непрестанно
я лью по ней!..

— Кубинец? Эмигрант? — насторожилась бдительная революционерка, отхлебнув рома. — Почему он сам не приедет? Сейчас многим из гуманных соображений и в соответствии с правами человека позволяется приезжать на Кубу для общения с родственниками…

— Единственная его родственница — умершая мать. Он боится, что его не пустят к ней…

— Он «гусано»? Преступник?..

Суров Судья Всевышний,
и спорить с ним излишне.
Его законы святы,
на том я и стою,
меня Он обездолил
своею Волей,
взяв матушку на небо
и милую мою…

— Я не знаю, преступник ли он? Представьте, одна негодяйка написала на него донос, что он якобы… Ну, в общем, гнусность.

— Что он якобы кто? — Хуанита тряхнула головой, прогоняя дурман опьянения. — Говори, чико.

— Что он якобы «марикон»! Его выселили с матерью из дома, мать не вынесла позора и умерла… Вот он и хочет поставить ей памятник…