Илья Афроимов - Город, где стреляли дома

• Название: Город, где стреляли дома
• Автор: Илья Афроимов
• Издательство: Приокское книжное издательство
• Жанр: Военное
• Год: 1967

Весь мир знает о подвигах партизан Брянских лесов. Но немногим известно о борьбе подпольщиков Брянска.

Автор документальной повести «Город, где стреляли дома» И. Афроимов встретился с десятками бывших партизан и подпольщиков, с семьями погибших, познакомился с архивными документами.

Большую помощь ему оказали бывшие партизаны и подпольщики М. И. Дука, В. Г. Новиков, Д. Г. Ларичев, О. М. Соболь, Ф. Ф. Репникова, П. П. Адамович, И. А. Кулик, О. И. Семенов, В. И. Иванов, И. В. Лебедев, В. С. Обухова и многие другие, а также писатель А. С. Козин, Н. С. Дубинин, работники Брянского областного партархива.

Книга И. Афроимова не претендует на полное освещение борьбы Брянского подполья в годы гитлеровской оккупации. Это взволнованный рассказ о героине-разведчице Вале Сафроновой, о секретаре горкома партии, организаторе и командире Брянского городского партизанского отряда Дмитрии Ефимовиче Кравцове, о мужественных подпольщиках Якове Андреевиче Степанове, Петре Лебедеве, Александре Черненко…

На страницах повести оживает беспримерный подвиг советских людей.

Литературная редакция А. С. Козина

---

Подобрал с земли толстый железный прут, стал подкрадываться. Тишина угнетала. Сдавали нервы, болели глаза…

Все тело охватил озноб. Превозмогая отвращение к убитому, он снял прежде всего шинель и оделся в нее, потом обул сапоги и зашел в цех. В два ряда стояли танки, задрав длинные хоботы пушек. «Хоть бы один из них уничтожить».

В кармане шинели Никитин нащупал зажигалку, укрыл ее в углу, чиркнул — горит! Теперь он действовал быстро, ловко, расчетливо. Открутил кран бензобака, приготовил факел на палке, зажег и поднес его к крану. Взметнулось пламя. Стало светло, как днем. И тут, Никитин увидел цистерны с бензином. Видимо, они предназначались для заправки отремонтированных танков. Не раздумывая, откинул люк цистерны и швырнул в него факел. Горячая взрывная волна отбросила его в сторону. Больно ударился о стену. Перед глазами поплыли зеленые круги.

□ □ □

Над Десной и заводом поднималось огненно-красное зарево. Город проснулся, ожил. Люди высыпали из домов. Брянск не покорился, Брянск борется! Это было шестого ноября 1941 года, в канун Великого Октября.

Новиков и Коля Горелов стояли на крыльце студенческого общежития, объятые шальной радостью. У соседнего дома толпились немцы.

— Диверсия!.. — услышал Новиков. Это слово любил Никитин. Где он? Почему не пришел на явочную квартиру?

В волчьей пасти

За последние дни Аверьянов немало сделал: собирал разведывательную информацию, пробирался к военным складам, следил за аэродромом, запоминал эмблемы войсковых частей, уходивших на фронт. Но все же он завидовал смельчаку, который устроил эту «иллюминацию» для октябрьского праздника.

В дверь постучали. Еще громче. Начали колотить и в окна, требовательно, нетерпеливо. Аверьянов вскочил с постели, открыл засов — в его живот уперлось дуло автомата. В комнату ввалились немцы.

— Одевайся, — по-русски скомандовал один из них, с тощим, как у покойника, лицом, по-видимому, переводчик. Зябко поеживаясь, Аверьянов натянул штаны, пиджак. Немцы обшарили дом, перевернули мебель, выпотрошили подушки.

— Где взрывчатка, оружие? — требовал переводчик, будто ему все уже известно.

Сникший было Аверьянов огрызнулся:

— Видать, не по тому адресу вы завернули, господин офицер. А в голове мелькнула мысль: «Кто выдал?»

Переводчик выругался, что-то по-немецки сказал солдатам. Они вытолкнули Аверьянова на улицу и повели в сторону Верхнего Судка. В овраге колыхался молочный туман. Медленно спускаясь по грязному скользкому склону, Аверьянов ждал выстрела в спину. Странное безразличие нахлынуло на него. Только в глубине души копошилась обида, что он так просто, по-дурацки уходит из жизни, не успев сделать ничего путного. «Даже ни одного фашиста не пришиб, а ведь мог…» Вспомнилась мать. Она не перенесет… В далеком Усть-Катаве стоит у станка и не знает, что ее сына ведут на расстрел. За спиной чавкали в грязи солдатские сапоги.

Виктор Аверьянов, подпольщик, а затем пулеметчик и минер городского партизанского отряда.

Внезапно Аверьяновым овладела злоба. Его, здоровенного парня, прихлопнут как муху. Нет, умирать так с музыкой, с треском, а не по-телячьи подставлять свою башку. Он замедлил шаг. «Сбить с ног переводчика, выхватить у него парабеллум… Но за офицером топают два солдата… Будь что будет… Последний раунд, до отчаяния безнадежный, но лучше умереть так…» Он собрался в комок. Покосился на конвоиров. Скучные, сонные, равнодушные, они, казалось, забыли про него.

— Смотри, не вздумай отпираться на допросе, — вдруг доброжелательно сказал переводчик.

«Значит, еще будет допрос… Смерть получила отсрочку», — подумал Аверьянов, а вслух произнес:

— Я — человек откровенный. Врать не могу. Вы взяли меня по ошибке.

— Брось болтать, — отрезал переводчик.

Арестованного привели в четырехэтажное здание средней школы и втолкнули в один из классов. В потертом кожаном кресле сидел пожилой капитан с длинным лицом. Его черные бегающие глаза насквозь прощупывали Аверьянова.

— Фамилия?

— Аверьянов.

Офицер вытащил из стола скрепленные иглой бумаги, сделал какую-то отметку.

— Это ты собирался истреблять нас? — он ткнул пальцем в лист.

Аверьянов увидел знакомые фамилии бойцов истребительного батальона.

— По повестке нас призывали, но мы разбежались, — пожав плечами, ответил с совершенной естественностью Аверьянов.

Допрос продолжался долго. Капитан фон Крюгер, прекрасно говоривший по-русски, разными уловками пытался нащупать хоть какой-нибудь след к тем, кто провел на заводе диверсию. Ему казалось, что в этом должна была участвовать большая группа людей, о которой местные жители не могут не знать. Один за другим следовали вопросы.

Еще раз смерив арестованного взглядом, Крюгер сделал вывод: «Парень силен, как бык. Но не опасен».

— Твоя откровенность, истребитель, — это слово он произнес с издевкой, — смягчает наказание. Вместо виселицы я отправлю тебя в лагерь военнопленных. Если, конечно, не возражаешь. — Он смеялся своей шутке.

— Воля ваша, лагерь так лагерь, — поспешно согласился Аверьянов.

Показательный допрос

В оккупированном Брянске немцы создали генеральный штаб тыловой области, призванный обеспечить тыл танковой армии Гудериана. Условно этот штаб назывался Корюк‑532. Капитан фон Крюгер руководил отделом по борьбе с партизанами и подпольем и славился жестокостью.

После взрыва на заводе фашистские агенты рыскали по всему городу. Сотни людей оказались в тюрьме и среди них Иван Никулин. Ни к диверсии, ни к работе подпольщиков он не имел никакого отношения, расплачивался за то, что остался в своем доме, не убежал тогда вместе с Валей. Тюремные камеры были забиты, но виновники диверсии оставались неизвестными. Тогда фон Крюгер и решил устроить показательный допрос, продемонстрировать свое мастерство контрразведчика и тем самым рассеять недовольство в верхах, вызванное тревожным положением на Брянщине.

Он оповестил о своей затее. В Корюк прибыли начальник СД Хайнц Бунте, его заместители Фриц Шредер и Ганс Миллер, начальник абвергруппы 107 Шпейер и старший следователь Артур Доллерт, начальник контрразведки Корюка майор Кнель. На правах бедных родственников были допущены начальник русской тайной полиции Владимир Жуковский, его заместитель Николай Кандин, следователь абвергруппы 107 Дмитрий Замотин. Все вместе они держали в своих руках огромную вооруженную силу. Один только Корюк‑532 имел в распоряжении семьсот седьмую охранную дивизию, венгерскую королевскую дивизию, карательный батальон «Десна», несколько разведывательных группировок. Важное стратегическое значение Брянска заставило шефа имперской службы безопасности Кальтенбруннера направить сюда опытнейших контрразведчиков, искусных мастеров провокаций. На мутной волне нашествия в город приплыла всякая накипь, даже около пятидесяти белоэмигрантов. Быстро спевшись с местными предателями, они создали так называемую русскую тайную полицию.

На этот спектакль и угодил Иван Никулин. Перед ним за узким длинным столом сидели военные в блестящих мундирах. Фон Крюгер с явным неудовольствием покосился на неказистого Никулина. Слишком мелковат противник, но ничего крупней не было, и он решил сыграть мелкой картой.

Капитан считал себя знатоком русской души. Он родился и вырос в России в семье немецкого колониста, в его паспорте было записано «русский». Еще в годы первой мировой войны фон Крюгер усердно шпионил в пользу кайзеровской Германии, за что его удостоили дворянского звания. Подвизаясь в Корюке, он любил блеснуть «знанием психологии русских».

— Садись, Ванюша! — сладко улыбнулся Крюгер. И, точно впервые увидев Никулина, сочувственно покачал головой: — Ай, ай, ай, кто же это тебя разукрасил?

Никулин молчал.

Прошло две недели, как его арестовали. Почти каждое утро к нему приходил откормленный мордатый ефрейтор — Мартин Лемлер, ни о чем не спрашивая, пускал в ход кулаки.

И теперь Никулин чувствовал себя таким слабым, будто из него вытащили все кости. Боль пронизывала все тело. Разбитые губы и правый глаз распухли, нос сплющился, на волосах запеклась кровь.

— Тебе по ошибке досталось, извини, — осклабился Крюгер. — Мы воюем только с коммунистами. Простых людей не трогаем. Мы их даже награждаем. Ты имел корову? Отвечай, не стесняйся.

— Не, — мотнул головой Никулин.

— А землю?

— Семь соток.

— Семь соток! — презрительно протянул Крюгер и театрально поднял руки. — Большевики окончательно ограбили русский народ!

— Особенно крестьян, — поддакнул Кандин.

— Германия пришла в Россию, чтобы восстановить справедливость! — торжественно продолжал Крюгер. — Наш фюрер дарует тебе корову и пять гектаров земли… Генрих, дай сюда документы.