Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров

• Название: Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров
• Автор: Юрий Брайдер
• Жанр: Научная Фантастика
• ISBN: 5-699-14843-4

На всей Земле осталось только одно место, где еще могут жить люди, и это место - Эдем. Отчаянные ватажники из забытого богом городка Талашевска рвутся туда через все препятствия теперь уже не в поисках счастья, а просто ради спасения человечества, остатки которого они ведут за собой. В итоге, хоть и несколько потрепанные в схватке с коварными аггелами, они все-таки находят в себе силы для противостояния веками копившемуся в недрах планеты вселенскому злу.

Содержание:

Щепки плахи, осколки секиры (роман)

Губитель максаров (роман)

---

— Ездок вы, конечно, отменный, никто не спорит, — сказал Смыков, поглядывая то на Цыпфа, то на Зяблика. — Да уж больно лихой… Скорость, наверное, постоянно превышаете, дорожные знаки игнорируете.

— Какие сейчас знаки, побойтесь Бога! А приличную скорость моя колымага только с горы развивает. Так что за жизнь и здоровье можете не беспокоиться. Буду беречь вас, как куриное яичко. — Жердев, очевидно, припомнил свой давний челночный промысел.

— Только пообещайте, что в дороге спиртное употреблять не станете, — заявила вдруг Верка.

— Вы, дамочка, говорите, да не заговаривайтесь! — обиделся Жердев. — У меня тридцать лет безаварийного стажа! Грамоту от Верховного Совета имел и двенадцать благодарностей от министерства. Во всем районе трезвее меня шофера не было.

— Лично я согласен, — сдался Зяблик. — Проверим, что у тебя лучше получается: машину водить или петуха готовить.

Через полчаса самоходное устройство Жердева, представлявшее собой уродливый гибрид пропашного трактора, мотоцикла и нескольких автомобилей разного класса, сопровождаемое почетным эскортом разъяренных псов, уже катило по узким деревенским улочкам. Хозяйки, выглядывавшие из-за заборов, истово крестились, и по губам их можно было прочесть: «Чур меня, чур меня!»

Машина, которую Жердев ласково называл «колымагой», являла собой доведенный почти до совершенства (или до абсурда) образец технического прагматизма. Все, что непосредственно не касалось вращения колес, маневрирования и торможения, было безжалостно отринуто, в том числе и такие привычные элементы автомобильной конструкции, как рессоры, кабина и кузов.

Сам Жердев восседал на мешке с соломой, а пассажиры вынуждены были цепляться за всякие выступающие детали рамы. Перед тем как тронуться, их предупредили о недопущении резких движений, которые могли нарушить центровку всего устройства.

По ровной дороге колымага делала не больше тридцати-сорока километров в час, но страха на седоков и зрителей наводила не меньше, чем гоночная машина, на предельной скорости несущаяся к финишу. А что касается шума и дыма, производимого колымагой, то здесь она могла переплюнуть даже знаменитый паровоз Стефенсона, в свое время ставший причиной умопомешательства многих достойных британских граждан.

На первом же спуске Жердев извлек из-под своего мешка бутылку с какой-то мутной жидкостью. Предваряя Веркино возмущение, он с самым серьезным видом объяснил:

— Проклятый гастрит замучил. Вот и приходится пить специальный настой, снижающий кислотность.

После нескольких добрых глотков бутылка наполовину опустела, зато скорость колымаги возросла почти вдвое. Зяблик, до того взиравший на Жердева с черной завистью, не выдержал и вцепился в недопитую бутылку.

— У меня тоже кислотность! — прошипел он, словно голодный кот. — Одна изжога от твоего петуха.

— Бывает, — добродушно согласился Жердев. — Видно, я цикуты передал.

— Чего? — удивился Цыпф. — Так ведь это же яд!

— Какой там яд, — Жердев великодушно уступил бутылку Зяблику и махнул освободившейся рукой. — В семенах, может, и есть яд, а корешки очень вкусные. Почти как морковка или сельдерей.

Зяблик тем временем сделал все возможное, чтобы рецепт целебной настойки остался для непосвященных тайной — сама жидкость исчезла в его чреве, а пустая бутылка улетела в кювет.

— Ну что, легче стало? — поинтересовалась Верка, протягивая Зяблику сухарь. — Пропала изжога?

— Подожди… — он гордо отстранил подачку. — Еще не подействовало…

По обе стороны от дороги простиралась голая и плоская торфяная равнина, на которой каждый кустик был заметен за километр. Впереди по обочине неспешно ковыляла парочка бродяг, каких в этих краях скиталось немало. Ничто, казалось, не предвещало беды. Просто наши герои забыли, что засады бывают не только стационарные, но и кочующие.

Когда до бродяг осталось совсем ничего — метров пять, — они вдруг разбежались в разные стороны, а поперек дороги остался лежать пожарный рукав, сплошь утыканный острыми гвоздями.

Тормозить или сворачивать было уже поздно.

Все четыре колеса выстрелили почти одновременно. Машину повело в сторону, занесло и опрокинуло прежде, чем кто-нибудь успел глазом моргнуть.

Зяблик, кувыркавшийся вместе с колымагой, сумел каким-то чудом выхватить пистолет, но был почти раздавлен рухнувшей на него сверху тушей Жердева.

Слева и справа из заросших сорняками придорожных канав выскочили люди в самодельных маскировочных халатах и с целыми букетами болотных трав на голове. Спустя секунду в каждого из членов ватаги, как оставшегося в сознании, так и оглушенного падением, уперлось не меньше двух ружейных и пистолетных стволов.

Лица нападавших были скрыты матерчатыми масками, но по голосам, фигурам и ловким телодвижениям было понятно, что все это молодежь, почти ровесники тех сопливых рекрутов, которых сутки назад Жердев распустил по домам. Пленников быстро разоружили, оттащили к обочине и уложили в рядок лицом вниз. Все происходило быстро, молча, деловито, хотя и создавалось впечатление, что люди, устроившие засаду, несколько удивлены ее результатами. Время от времени раздавались реплики: «Смотри, и женщины с ними…», «А этому борову вообще лет шестьдесят…» Потом звонкий молодой голос строго спросил:

— Кто такие?

— А ты сам кто такой? — Зяблик ерзал брюхом по земле, стараясь определить, осталось ли при нем хоть какое-нибудь оружие.

В ответ прямо над ухом у него бабахнул выстрел, и острые осколки дорожного щебня обожгли щеку.

— Не шевелиться! Отвечать на вопросы! — приказал тот же звонкий голос, еще не осипший от курения и чрезмерных возлияний. — Документы есть?

— Только справка об отсутствии глистов, — ответил Зяблик. — Да и то не моя.

— Шутник… Как звать?

— Лично меня Русланом. А этого богатыря, — Зяблик покосился туда, где лежал Жердев, — естественно, Фарлафом. С той стороны, значит, Рогдай и Ратмир.

— Ага, — тот, кто вел допрос, похоже, усмехнулся. — Спутниц ваших, следовательно, зовут Людмилой и Наиной.

— Угадал! — обрадовался Зяблик. — Книжки почитываешь или бабку в детстве слушал?

— Отца. Бывшего директора Талашевской средней школы номер два Глеба Макаровича Гинтова. Слыхали, надеюсь, про такого?

— Слыхал, — подтвердил Зяблик. — Но до сих пор только одно хорошее. То, что отпрыск у него такой засранец, для меня, скажу прямо, печальная новость… Но ты все равно ему привет передавай.

— От кого?

— Скажешь, что от Зяблика. Он в курсе…

— Отца моего, между прочим, не так давно убили, — сообщило чадо Гинтова обыденным тоном.

— Что? — Зяблик проворно сел. — Где, в Степи?

— Нет. — Человек, стоявший над ним, стянул маску и оказался девушкой лет двадцати. Лицом она очень походила на отца, правда, в отличие от него брови имела одинаковые. — Здесь, в Отчине…

— Слушай, даже поверить трудно… Чтоб Глеб такую промашку дал!

— Во все наши зарубежные миссии поступило распоряжение о срочном сборе. Подписанное Львом Цыпфом, бывшим делопроизводителем при штабе. В назначенном месте ждала засада. Сначала отцу и другим предъявили ультиматум. Нужно было отречься от Талашевского трактата, присягнуть новой власти и делом доказать свою преданность. Как я понимаю, пройти крещение кровью… Согласились на эти условия лишь несколько человек. Почти все остальные погибли в бою.

— К-какая с-сука эту подлянку устроила? — заскрежетал зубами Зяблик. — Скажи, кто? Плешаков, аггелы?

— А что… этого Цыпфа можно сбросить со счетов?

— Еще бы! Левка, вставай! — заорал Зяблик. — Вон он Цыпф, собственной персоной… Тот, который под зека острижен. Его в Отчине, наверное, с год не было. Мы отсюда свалили сразу после того, как твой батька в Степь к нехристям вернулся… Еще и выпили перед этим на посошок…

— Ладно, такие разговоры посреди дороги не ведутся. — Дочка Гинтова, покровителя степняков, демонстративно сунула пистолет в кобуру, однако Зяблику оружие не вернула. — Ребята, поставьте машину на колеса… Вдруг да заведется…

Смыков и дюжина парней в маскхалатах навалились на колымагу, задравшую вверх все четыре спущенных протектора, Верка и Лилечка занялись бесчувственным Жердевым, а Цыпф, пораженный стрелой клеветы в самое сердце, упивался своим горем.

Среди врагов и соратников (хоть и немногочисленных, но преданных) дочка Гинтова была известна под кличкой Бацилла, а возглавляемая ею боевая дружина анархо-радикалов носила многозначительное название «Справедливая расправа». Созданная сразу после переворота, совершенного Плешаковым при поддержке каинистов, она уже прошла боевое крещение в целой череде мелких стычек и в серьезном сражении у Талашевска, когда накачавшимся бдолахом аггелам удалось рассеять противников нового режима.