Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

• Название: Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой
• Автор: Юрий Брайдер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13483-2

Чудовищный катаклизм взорвал спокойную жизнь провинциального городка Талашевска, имеющего единственную достопримечательность - зону для особо опасных преступников. Чудом выжившие горожане словно волки сбиваются в стаи и ведут борьбу за выживание с загадочными варнаками, дикими кочевниками и безжалостными инквизиторами. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба жалкой кучки робинзонов, если бы на их пути не встретился странник через миры по имени Артем...

Содержание:

Миры под лезвием секиры (роман)

Между плахой и секирой (роман)

---

Смыков между тем продолжал:

— Белый Чужак заявил, что людям он не враг и сам, по-видимому, является человеком.

— По-видимому или является?

— Цитирую дословно: я, то есть он, родился человеком.

— Что он еще сказал?

— Посоветовал оставить в покое одну особу, предположительно имевшую контакты с варнаками.

— А какой у него к этой особе интерес?

— Не знаю.

— Про аггелов ничего не говорил?

— Нет. Мы и поговорили-то всего пару минут. Но аггелы, кстати, в Талашевске завелись. Хотя раньше о них слышно не было.

— Ходят они за Белым Чужаком, как цыплята за наседкой, — сказал одноглазый. — Но не в открытую ходят, а хоронятся.

— Зяблик, а какое у тебя впечатление от этого фрукта осталось? — болезненно морщась, спросил раненый.

— Мужик свой в доску. Верке понравился.

— А тебе?

— Я таких шустрых не люблю. На ходу подметки режет.

— У кого какие предложения? — Цыпф требовательно постучал мелком по грифельной доске. — Никаких? Тогда разрешите мне… Как вы убедились, в настоящий момент интересы варнаков и Белого Чужака сосредоточены в одной географической точке — городе Талашевске. Считаю целесообразным оставить там группу Смыкова, тем более что первое знакомство уже состоялось. Задача прежняя: наблюдать за перемещениями как тех, так и другого. При возможности задержать, при невозможности вызвать на откровение. Одновременно прощупать аггелов. Может, те что-нибудь знают. Возражения, дополнения есть?

— А как же! — воскликнул уже почти протрезвевший делегат Хохмы. — Предположим, зажмут они Белого Чужака в угол. Завяжется у них милая беседа. А что дальше? Зяблика я уважаю, но что он может сказать дорогому гостю? Обматюгать разве что с ног до головы… Смыков начнет уголовный кодекс цитировать, который давно на подтирку пошел. Верка, конечно, может поговорить красиво, но уже после всего… («С тобой, козел, я ни до, ни после говорить не собираюсь!» — огрызнулась Верка.) Остается Чмыхало. Может, мы ему переговоры с Белым Чужаком доверим?

— Не понимаю, куда вы клоните, — заерзал на своем месте Цыпф.

— Сейчас поймешь… Предлагаю усилить группу Смыкова нашим нынешним председательствующим. Левка все науки превзошел, да и язык у него без костей. Кому еще с Белым Чужаком лясы точить? Уж Левка-то в грязь лицом не ударит… А если ударит, пусть на нас не обижается. Мы потом по этому личику еще добавим.

Поднялся одобрительный шум, как будто бы в зал вкатили бочку пива. Кое-кто даже в ладоши захлопал. Неудовольствие публично выразил один Зяблик:

— Вы нам баки зря не вколачивайте! На хрена нам такой баклан, да еще перед горячим делом. Он, наверное, даже пушку в руках держать не умеет. Сам загнется и нас под монастырь подведет. Не, мы только проверенных людей берем…

— А Верка? — спросил кто-то.

— Что — Верка? Верка в сторонке никогда не отсиживается. Если придется, любого удальца может на шарап взять.

— Ты, Зяблик, особо не разоряйся, — сказал рассудительный Глеб Макарович.

— Как общество постановило, так тому и быть.

Зяблик зыркнул по сторонам и, не встретив ни одного сочувствующего взгляда, сдался.

— Ладно, но тогда пусть хоть влазное поставит… Не меньше литра…

Возле невзрачной цементной стелы, неоднократно использовавшейся в прошлом как мишень для стрельбы крупной дробью, но тем не менее продолжавшей хранить уже не всем понятные граффити (Граффити— древние надписи на стенах, камнях и сосудах, обычно носящие бытовой характер.) полузабытой прошлой жизни «Кол…о… З…ря», Чмыхало затормозил. Дорогу перегораживали опутанные ржавой колючей проволокой рогатки, а дальше на холме торчало ажурное бревенчатое сооружение в виде высокой арки, горизонтальную часть которой украшали три аккуратно завязанные петли-удавки.

— Дальше лучше не соваться, — сказал Зяблик. — Свинопасы сиволапые и мину заложить могут.

— Откуда у них мины? — удивился Лева Цыпф, у которого после вчерашнего распития «влазной» веки поднимались с таким же трудом, как у пресловутого Вия.

— На толчке купили. Там за гранату бычка просят. Дешевка. А из гранаты да куска проволоки любой дурак мину сварганит… Смыков, пора народ тревожить. Стреляй, не жмись.

Смыков неизвестно откуда — не из рукава ли? — извлек свой до утери воронения затертый «Макаров», с сожалением глянул на него, направил ствол в небо, но в последний момент передумал и сбил выстрелом верхнюю закорючку буквы «З».

Теперь оставалось только ждать. Чмыхало вылез из драндулета и стал привычно обстукивать ногой баллоны. Зяблик впал в спячку. Верка принялась втолковывать Цыпфу методы борьбы с тяжелым похмельем, а Смыков погрузился в раздумье, обхватив голову ладонями, как будто хотел выдавить из нее какую-то важную мысль — так иные давят губку, выжимая воду.

Спустя четверть часа со стороны зловещей арки показалась молодуха в резиновых сапогах и бурой тюремной телогрейке.

— Дошла до них, похоже, наша почта, — сказал Зяблик.

Вблизи молодуха оказалась чудо как хороша: круп ее по ширине равнялся шести хорошим кулакам, зато офицерский ремень был затянут на талии едва ли не в два нахлеста. Грудь распирала застиранную камуфляжную гимнастерку, но только в верхней ее трети. Лицо суровой богини-воительницы не портили даже мазок сажи на виске и следы борща на подбородке. Чувствовалось, что она может все: вспахать ручным плугом гектар поля, без пачек и пуантов станцевать любое па-де-де, вышить гладью гобелен размером три на четыре метра, дать (и не без собственного удовольствия) целой роте. С таких женщин когда-то ваяли кариатид и валькирий. В разное время и разными художественными средствами их воспевали художник Микеланджело и поэт Некрасов.

— У нее обрез под полой, — тихо сообщил Зяблик.

— Вижу, — ответил Смыков, пряча пистолет между коленок. — Если что, я ей в лоб…

— В лоб не надо. Лучше в плечо. Нравятся мне такие бабы.

— Что надо? — неласково спросила молодуха, остановившись у бетонного торчка.

— Тебя, ласточка… — начал было Зяблик, но Смыков перебил:

— Вроде бы вы нынче в сторожевую службу назначены?

— Я в святцы не заглядывала, — молодуха стерла следы борща с подбородка и облизала палец. — Может, и мы.

— Город надо от всякого сброда почистить. Людей дайте. Дружинников.

— Людей тебе? — в голосе молодухи звучало законное презрение трудового человека ко всяким там забубенным тунеядцам. — А сами вы что, малахольные?

— Город большой. Одного поймаем, а дюжина разбежится. К вам же потом и придут.

— Как придут, так и уйдут, — молодуха кивнула головой в сторону виселицы.

— И скольких же вы гостей пеньковым хлебом и свинцовой солью встретили? — поинтересовался Зяблик.

— Вы первые будете. Другим и показа хватает. Только глянут и сразу назад поворачивают.

— Суд Линча, стало быть.

— Почему Линча? Ивана… Ее Иван Сошников ставил.

— Значит, вы никого к себе не принимаете? — спросила Верка.

— Принимаем… Детей малых принимаем. Даже арапчат. Мужиков пара пригодилась бы. Работящих И на передок крепких. Но среди вас, я гляжу, таких нет. Басурмана вашего могли бы принять, если бы с конем в придачу… Ты докторка?

— Да.

— Оно и видно. От йода пожелтела вся. Докторку бы мы без разговоров взяли.

— Хватит горбатого лепить! — не выдержал нетерпеливый Зяблик. — Гони сюда своих дружинников, да только с оружием.

— Прикуси язык, мурло небритое, — спокойно ответила молодуха. — Если бы нас самих шушера городская не донимала, не видать бы вам помощи. Самая страда, все в поле. Но, как видно, судьба нам сегодня другое ворожила.

— А ты баба скипидарная, — с уважением заметил Зяблик. — Как хоть звать-величать?

— Виолетта я, — молодуха потупилась.

— Не-е, на Виолетту ты не похожа. Я тебя буду Домной звать.

— Зови как хочешь, а я все равно не отзовусь… Ожидайте здесь, пока мы не соберемся. С места не двигайтесь, а еще лучше — машину свою назад откатите. Тут прямо перед вами ловчая яма замаскирована. Еще немного — и кувыркнулись бы. Доставай вас потом…

С собой Виолетта привела шесть человек — двух матерых мужиков, трех парней призывного возраста и младшую сестру Изабеллу, хоть и худую, но бедовую. Кроме топоров и самодельных пик, на вооружении дружинников состояли два ружейных обреза и автомат Калашникова.

Изабелла залезла в драндулет на колени к Смыкову, остальные разместились в телеге на резиновом ходу, запряженной парой мышастых степных коньков. Ехать решили дорогой хоть и дальней, но скрытной — через Мезеновский лес, плотину и пригород Шпильки.

В пути Изабелла вдоволь накурилась дармовым самосадом (дома сестра не позволяла) и поведала о житье-бытье общины.