Генри Олди - Бездна голодных глаз

• Название: Бездна голодных глаз
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05960-1

Стоит в центре арены Бог-Человек-Зверь. Молчат, затаив дыхание, трибуны. Меч и трезубец против власти Права. Время пришло, время бьет в колокола! Содрогается вложенная в мир Пустота. Время пришло; Путь проходит через нас. Предтечи — человек-тигр Оити Мураноскэ, человек-чудовище Сергей, человек-бегун Эдди, человек-дельфин Ринальдо — вехи на последнем пути Человечества. Мы превращаемся...

...Мы были мудрым, сильным, гордым Сартом, чей удел — прокладывать тропу и ожидать на ее поворотах других, идущих следом; мы стояли на арене, облитой солнцем и голодной влагой глаз; наши обожженные сердца Живущих-в-последний-раз одолели нашу же вампирскую суть — мы вернулись к солнцу и вывели других... наши пальцы тронули струны лея, и взорвалось над нами Слово Последних.     

---

Ветер.

— Да. Я прав. И варк Эри был прав, войдя в круг Выбора, где рвали его на части умирающая правда человека и рождающаяся правда варка, — в грязи рождающаяся, в крови, и самим рождением своим неизбежно вводящая в круг Крови. Пряный круг — кровь, Эри, вкус ее, запах, сладкий страшный запах! и сладкие, страшные метания истерзанного существа в поисках третьей дороги, выхода, в жгучем кругу Поиска; разорванного ножом, вошедшим в грудь старого Шора, и Словом, Словом Последних, найденным и бессильным. Ложь, всюду ложь — и круг Лжи встретил обманувшихся; ты лгал, Эри — лгал Верхним своим покаянием, лгал мне, любой ценой прорываясь в Верхние, и ложь твоя стоила существований Третьему и Седьмому, ушедшим в Бездну Голодных глаз, чтобы вы могли занять опустевшие места; и, наконец, ты лгал самому себе, зная в глубине сердца, что никогда — никогда не согласится Верхний варк стать человеком, и нет среди Живущих способного заставить его!..

— Дождь, Сарт.

Сарт запрокинул лицо, и ласковые влажные руки тронули его разгладившийся лоб, звякнули бубенчиками колпака, взбили фонтанчики пыли под ногами.

— Да, дождь.

— Мокрый… Это незнакомец, Сарт. Совсем другой дождь сидел на подоконнике, когда Молодой стучался в мою дверь, и я оттаскивал рычащего Чарму.

— Да, Эри. Мы открыли Дверь. Слово Последних, Эри, Последних, а не последнего — одиночество, потери, предательство, выбор, кровь, поиск, ложь; путь Живущего в последний раз, путь ночного варка, путь Верхнего, и Слово замкнуло последний браслет.

Ты спаситель, человек Эри, спаситель, открывший Верхним дорогу через Бездну и впустивший их в рай, рай для варков — мир, где все живут в последний раз; и ты, человек Эри, и спутница твоя, вы проживете здесь свои жизни и умрете. Навсегда. Ты вошел в новый круг.

— Дождь, Сарт… Мир вокруг нас молод, и одна жизнь — это так мало; но Слова, Отец, Слова и Знаки, и, может быть, Вечным не долго осталось ждать изгнания из озверевшего рая. Я знаю, Сарт.

— Да. Ты знаешь. Девять ночей Верхние искали тебя, и ждала Лаик — я не ждал и не искал. Ты знаешь. И рай скоро озвереет. Девять выпавших ночей, девять желтеющих листков с дерева будущего… Возможно, и наш мир был молод, и люди в нем не сразу научились считать браслеты.

— Мы умрем, Сарт. Скажи мне, что — там?

— Я никогда еще не умирал, Эри. И я очень надеюсь, что когда-нибудь вы вернетесь, вернетесь через Бездну и ответите старому глупому Сарту на этот вопрос. Иначе… Я очень надеюсь, Эри.

— Дождь, Сарт…

— Дождь.

А упрямый маленький муравей все полз и полз по мокрому стволу сосны круг за кругом, черный блестящий странник, живущий в последний раз…

СТРАХ Повесть

Ночь проходит без сна.

Перед мысленным взором всплывают

Те глаза мертвеца,

Что меня поразили недавно.

В круглом зеркале у постели…

Нагацука Такаси

I. Выжженный взгляд

Орнамент

Хайя-алаль-фаллах иль алла — акбар! Да, это я, о мудрейший кади нашего благословенного Города, я, висак-баши у стремени великого эмира — прозванный людьми Алямафрузом, что значит «Украшение мира», и преданный…

Что? Увы, увы, о волос бороды пророка — каков мир, таково и украшение. Иблис, Иблис метет хвостом улицы и базары, Иблис смущает умы правоверных, и горько рыдают полногрудые гурии в садах Аллаха, видя прекрасные зрелые мужские души, идущие мимо красавиц прямиком в ад — а что взять тоскующей гурии с высохшей хилой души праведного седовласого шейха?!

О нет, нет, узел чалмы мира, я не для того отвязал джейрана своего красноречия, чтобы охотиться в рощах намеков, я лишь хочу объяснить, что привело меня, висак-баши зеленого знамени сунны, в квартал Ан-Рейхани к дому горшечника Нияза, обнесенному забором — вай, таким высоким забором, таким гладким забором, что лишь пери перелетит через него… а зачем пери нужны глаза Зейнаб, дочери Нияза, подобные ширазскому топазу, губы дочери Нияза, подобные бутонам дикой розы, плечи дочери Нияза, подобные… — и кто найдет, чему подобны плечи и иные достоинства красавицы Зейнаб?!

Вот и я говорю, досточтимый кади, что не нужны крылатой пери, порождению ифритов горы Каф, ни уста, ни плечи, ни прочие составные части красавицы Зейнаб, зато они очень нужны стоящему перед вами Алямафрузу; а горшечнику Ниязу именно поэтому нужен высокий забор, и необходим старому лысому Ниязу, да воссядет шайтан на его лысину, необходим свирепый зверь франкской породы Муас-Тифф, очень дурно воспитанный кяфирами и очень не любящий бедного висак-баши у стремени…

Хорошо, хорошо, о ходячее блюдо райского плова, я не буду утомлять иссушенные постом мозги великого кади своей болтовней, а сразу скажу — да, это я довел джинноподобного слюнявого Муас-Тиффа до прыжка, достойного горного архара, в результате которого проклятая собака и оказалась на улице, перед несколькими безымянными правоверными и случайными гяурами, как то: лекарь Джакопо Генуэзец из квартала Ас-Самак, излечивший меня некогда от некоторой болезни, о какой не принято упоминать в почтенном собрании, а также священник фра Лоренцо из секты пророка Иссы, и небольшое количество особ женского пола, не покрывших чадрой нечестивые, но прелестные личики.

Я уж было совсем собрался опустить на визжащих служительниц такого приятного порока плащ своей храбрости, но лохматый дикий гуль, уже вцепившийся слоновьими клыками в зуннар фра Лоренцо, неожиданно завизжал ударенным щенком и повалился на спину, захлебываясь кровавой пеной без видимой на то причины. Я полагаю, пророк Исса все-таки имеет немалый вес перед Аллахом, ибо отпустивший старика Муас-Тифф недолго бился в конвульсиях, уйдя с прощальным воем в ад — а худшего места трудно и представить, даже в опьянении, запрещенном истинному мусульманину, но совсем слабо запрещенном, если быть справедливым…

О сандалия халифа Али — причем правая сандалия! — я клянусь, что квартал Ан-Рейхани мгновенно наполнился топотом бегущих ног, а впереди всех несся, расправив плечи возраста, внезапно помолодевший фра Лоренцо, и я еще подумал, что если старый гяур при виде Разрушительницы дворцов и Разлучительницы собраний преисполнился силами цветущей юности, то сколь доблестны стали бы дряхлые последователи истинной веры, и лично мудрый кади нашего славного Города, если выпускать на них хотя бы раз в месяц любимых эмирских барсов с гор Тау-Кешт…

Да, о уста ангелов седьмого неба, я уже засунул язык своей дерзости в шаровары своей скромности, и если что и привлекло в тот день мое недостойное внимание, так это заявление Джакопо Генуэзца о неестественно расширенных зрачках ушедшей в небытие собаки, в стекле которых ясно читался невыносимый ужас — но какое дело висак-баши у стремени повелителя до страха в налитых злобой глазах дохлого франкского пса, когда из-за дувала мне уже улыбались звезды под покрывалом сумерек, дивные глазки красавицы Зейнаб, обещавшие влюбленному Алямафрузу все, что только может пообещать женщина — а пообещать женщина может многое, если захочет выполнить обещанное — ибо сказано в Коране: «Женщина вам пашня, пашите ее как угодно…»

Возможно, все было именно так. Или иначе. К примеру, в беседе веселого влюбленного Алямафруза с городским кади вполне могло оказаться больше или меньше причудливых пряностей Востока. Возможно… Но когда через многие годы Якобу Генуэзо снилась Книга, и непредсказуемость сна распахивала ее как раз на этой странице — Якоб вновь вглядывался в небрежный летящий почерк, вновь слышал иронию легкомысленного висак-баши, опять и опять замечал раздражение в строгом судейском голосе… и кому какое дело, так оно было или не так?!

Во всяком случае, как только сомнения закрадывались в душу лекаря, и память его начинала заново складывать из стекляшек свершившегося мозаику судьбы — зыбкий сон стремительно истекал мерцающими струйками, Книга Небытия скрывалась в тумане пробуждения, и последними исчезали неровные строки в правом нижнем углу сегодняшней страницы…

Разное думаем мы, забывая, что жизнь в этом мире есть всего лишь жизнь в этом мире…

1

…Город имбирных башен,

Мускуса и печали,

В тоске о морской прохладе,

Ты спишь, разметав по камню

Не знавшие гребня пряди…

Федерико Гарсиа Лорка

Якоб Генуэзо вышел на порог своего дома и полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух, несущий слабый запах моря, соли, смолы пеньковых канатов и серебра бьющейся рыбы. Значит, сегодня можно будет выйти к морю…

Это удавалось далеко не всегда. Собственно, как и многое другое в этом Городе. Иногда можно было битый час блуждать по знакомым и незнакомым переулкам, бежать на возникший совсем рядом плеск воды — но почему-то так и не выбраться на набережную. А в иные дни свернешь за угол — и вот оно, море, лижет древнюю кладку парапета, а у мола уже швартуются два-три чужеземных корабля, и бородатые капитаны удивленно протирают глаза при виде тонущего в рассветном тумане Города, не отмеченного ни на одной карте.