Генри Олди - Кабирский цикл

• Название: Кабирский цикл
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01762-3

«Утопия и чудеса, жестокость реальности и покой души, вихрь Бесед и неспешность мудрости, да приправить хорошей толикой юмора, и терпкое послевкусие: «Будь проклят день, когда оружию стали давать имена!» — говорил читатель о романе Г. Л. Олди "Путь Меча».

«Это самое-самое лучшее, что я когда-либо читала. Может, было особое настроение, или в моем сердце есть что-то, что откликнулось... Не знаю. Помню только свое состояние — как в трансе, как будто все это правда, и эти строки: "Нерожденные слова горло теребят. Я училась убивать, начала с себя...» — сказано про роман «Дайте им умереть».

«Перед нами — поэма. Блестящая аллегорическая поэма о человеке, отринувшем меч, чтобы войти в историю в качестве поэта. Силой обладает лишь песня; герой обретает настоящую жизнь, а поэт Олди окончательно побеждает фантаста Олди» — это уже про "Я возьму сам».

Воистину «Кабирский цикл" Г. Л. Олди в отечественной фантастике «спокойно стоит один, как меч, против неба».

---

Дождался.

Теперь Солнце проходит через него, и шахские змеи пьют солнечный мозг.

Аль-Беруни был карликом; и он был гением. Этот огрызок человека рассчитал базу для новой астрологии, которую он назвал «Иблисовой дюжиной» — потому что именно тринадцать созвездий, тринадцать Домов составляли ее основу.

* * *

— Знаете ли вы, дорогой мой, почему Иблис-Противоречащий отказался поклониться первому сотворенному Господом человеку?

Этот вопрос аль-Беруни задал мне через полтора месяца после нашего знакомства.

И, полуприкрыв свои жабьи глаза, процитировал:

— «И вот, сказали Мы ангелам: „Поклонитесь Адаму!“ И поклонились они, кроме Иблиса. Он отказался и превознесся, и остался неверующим».

Я снова вижу это, будто лишь вчера расстался с ним: карлик сидит, с ногами забравшись в старомодное кожаное кресло, жмурит глазки, и морщинистая рябь бежит по его огромному лбу, превращая кожу в осенний пруд.

— Отказался и превознесся, и остался неверующим… Дорогой мой, вы никогда не задумывались, почему был создан человек? Любая религия неизбежно приходит к концепции сотворения мира и сотворения человека, неважно кем и неважно из чего, потому что любую религию создает человек, живущий в мире. Но тем не менее до человека, если верить тем же мифам, превосходно существовали другие, гораздо более могущественные и жизнеспособные существа — ангелы, духи, дэвы, божества всех рангов и мастей… Зачем — человек? К чему — человек, прах земной? И почему двое: мужчина и женщина?!

Я пожал плечами.

Нам ли судить Творца?

— Тогда давайте зайдем с другого конца: любое предшествовавшее человеку сверхчеловеческое существо было гораздо менее ограничено в своих эволюциях. Но Адам с Евой покидают рай, века сменяются веками… Где они, дэвы и ангелы? Разве что в сказках, словно в резервациях. Те, кто мог летать в небе и дышать под водой, жившие сотни сроков и превращавшие цветы в звезды, а звезды — в красавиц! Где они?! Их нет! А человек — есть. Почему?

Я молчал.

— Мы живем в четырехмерном мире, дорогой мой, мы заперты в темнице этих четырех стен, и даже наши ученые мужи позволяют себе робкие намеки: дескать, первоначально измерений было существенно больше, но со временем… Со временем, заметьте! Со временем! Измерений четыре, а на самом деле их два — Пространство и Время! Адам и Ева! Последний росчерк Творца!

Чтобы скрыть усмешку, я отхлебнул вина.

— Увы, дорогой мой, это совершенно не смешно. Вы ловко рассчитываете связь жизни ваших клиентов с движением звезд и планет, но наотрез отказываетесь принимать во внимание наличие обратной связи. Звезды зависят от человека! Минуты и века зависят от человека! Фарсанги зависят от человека! Потому что именно человек и есть Время и Пространство, и именно поэтому Творец поначалу не хотел выпускать человека из рая! Из роскошной тюрьмы! Но, увы…

В тот вечер я стал посвященным в тайну Иблиса, отказавшегося кланяться Пространству и Времени.

* * *

Тише, господа… впрочем, вы и так молчите. Теория аль-Беруни заключалась в том, что каждый человек является носителем некоей частицы времени и пространства. Возможно, субъективного времени и субъективного пространства; но кто может предположить наличие чего-либо объективного в нашем мире? Я не возьмусь. Карлик утверждал, что измерения напрямую зависят от нас и человек подсознательно, год за годом, упрощал собственный мир, подгоняя его под свои потребности. Людей становилось все больше, они плодились и размножались как блохи, на каждую секунду грядущего года уже было по нескольку владык, на каждый клочок тверди и глоток влаги находилось множество правителей… и человек подпирал законами природы, которые сам же и придумал, стены выделенной ему темницы.

Обратите внимание: от мифа — к эпосу, от эпоса к легенде, от легенды — к сказке… Вы думаете, сейчас дети читают сказки? Вы неправильно думаете. Аналогично: от божества, тасующего многомерное мироздание, — к великому магу; от мага — к деревенской ведьме; от ведьмы — к вшивому экстрасенсу с дипломом в боковом кармане пиджака. Где божество? Где маг?

Мы убили их, господа, упростив их (и наш) мир.

Во всяком случае, так полагал аль-Беруни.

Но это не все.

«Иблисова дюжина», новая система астрологических таблиц, позволяла достаточно точно вычислить связь каждого индивидуума со временем; вычисление связи с пространством аль-Беруни не успел довести до конца — он умер от сердечного приступа.

Отдельный человек способен влиять на какие-то секунды (иногда — доли секунд) будущего года — разбросанные по всему году, они практически не отслеживаемы. У господина Али-бея дурной характер, и в году Крысы одна секунда пятого дня месяца Шахревар будет подсознательно раздражать очень многих, жизнь не будет складываться — но она пройдет, эта секунда, и никто даже не вспомнит о взявшемся из ниоткуда раздражении. Возможно, какой-нибудь лавочник в Оразме успеет в эту секунду съездить по роже своей супружнице и изменит тем самым ход своей судьбы, — да только придет ли в голову лавочнику связать это с раздражительностью дурбанского мушерифа Али-бея?

Вряд ли.

Но существуют люди, способные концентрировать субъективное время: люди-дни, люди-недели, месяцы, годы… Чаще всего это дети. И тут мы вплотную подходим к идее создания мектеба «Звездный час».

Госпожа Коушут, я уже говорил вам, что вы можете сделать с моей подпиской о неразглашении!

Повторить?

Хакимы с учеными степенями и учащиеся из влиятельных семей — это только… потолок? Ах да, спасибо, господин ар-Рави! Ну конечно же, крыша! Крыша, под прикрытием которой разыгрывается «Лотерея Иблисовой дюжины», «Лотерея Тринадцати Домов» — потому что их именно тринадцать, а не двенадцать, господа мои! Мы составляем прогнозы, к нам стекаются данные о множестве детей из самых разных мест, данные эти подвергаются анализу согласно тестам аль-Беруни — и дети-концентраторы так или иначе заманиваются в «Звездный час».

Хвала Господу, пряников хватает.

Хотя могу заметить: и у влиятельных родителей рождаются концентраторы. К примеру…

Глава двенадцатая Азат

Крики, лица, толкотня.
Застрелитесь без меня.

— Господин Ташвард!

Неизвестно, как всем обернувшимся на вопль к двери, а Карену сразу же становится ясно: гулям Махмудик очнулся! Почти сутки валялся где-то без сознания — и вот поди ж ты, жив-здоров, курилка, только вид изрядно пришибленный. Видать, треснулся затылком, когда падал…

Стоп. Ведь Махмудик еще ничего не знает!

— Господин Ташвард! Там с камерой творится… изображение пошло, а на нем…

— С камерой?! — Госпожа Коушут всегда отличалась прекрасной реакцией. — Показывает?!

— Ну да, госпожа…

— Но ведь в мектебе нет электричества!

— Вот и я удивляюсь: лампочка не загорается, а камера показывает! Только такое, что лучше не смотреть…

Зейри Коушут молча рванулась к дверям, выяснив уже на пороге, что Гюрзец ее все-таки опередил. Ну а следом гурьбой повалили остальные.

Лишь корноухий Руинтан остался мирно похрапывать в одном из кресел последнего ряда.

— На минуту отвернулся — а этот гад хвать черпак спирта и выхлебал до донышка! — словно оправдываясь перед Кареном, развел руками Усмар, проходя мимо. — И хоть бы хны, только уши лиловыми стали…

Сухая лапка невесомо легла на Каренову ладонь.

— Иди, Каренчик, погляди, что там… после расскажешь. Да иди же — ничего со мной не сделается! Кому я нужна, дура старая?

Уже в дверях он обернулся, кивнул бабушке Бобовай и застывшей возле нее Сколопендре с ржавым мечом в руках — и покинул зал.

Мониторы наружных камер находились в помещении охраны, и сейчас в комнатушку, рассчитанную максимум на трех человек, набились почти все пленники «Звездного часа». Нечего было и мечтать о том, чтобы из-за спинищи Фаршедварда разглядеть хоть край экрана, поэтому отставной висак-баши, недолго думая, взгромоздился на стоявший у входа стул.

А на Али-бея оперся.

Изображение на экране не двигалось. В этом не было бы ничего удивительного, если бы, во-первых, не знать, что мектеб обесточен и камера вообще не должна работать, а во-вторых…

Деревья вдоль дороги застыли безучастными постаментами — лист не шевельнется, веточка не вздрогнет; справа в экран вползал побитый синий «скарабей» мэйланьского производства — вползал, тужился и никак не мог вползти, будто уперся в невидимую преграду. У обочины стояла еще одна машина — мушерифская, с выключенной мигалкой на крыше; видимо, на ней-то и приехал хайль-баши. На капот лениво облокотился прикуривающий водитель. Оранжевый язычок пламени уже лизнул кончик сигареты — и тоже застыл, как на моментальной фотографии. Застыл и мушериф, словно окаменев под взглядом неведомого василиска.