Вячеслав Рыбаков - Очаг на башне. Фантастические романы

• Название: Очаг на башне. Фантастические романы
• Автор: Вячеслав Рыбаков
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15273-3

В этот том вошла трилогия "Сага о Симагиных", рассказывающая о фантастической истории одной семьи, в которой отражаются ключевые моменты нескольких эпох. Роман "Очаг на башне" был награжден премией "Старт" в 1991 году, роман "Человек напротив" - призом Ассоциации русскоязычных писателей Израиля в 1997 году, роман "На чужом пиру, с непреоборимой свободой" - АБС-премией в 2001 году.

Содержание:

Очаг на башне

Человек напротив

На чужом пиру, с непреоборимой свободой

---

Заранее улыбаясь чудесной, солнечной своей улыбкой, она настежь распахнула люки своего убежища. Нет, все-таки она, наверное, нарочно к моему приходу причепуривается, в который раз подумал Симагин; не может девушка вот так сама по себе, одна, сидеть дома. Хочет нравиться. Ну да, наверное, в ее возрасте и с ее данными девочка всем хочет нравиться, это естественно. Длинные, пышные, явно только что чуть подвитые волосы благоухают молодой чистотой. По случаю наконец-то случившегося лета юбочка – длиной даже не как шорты; как купальник. Лифчиков Кира, похоже, отродясь не носила – во всяком случае, в симагинском присутствии, – и тугая тонюсенькая футболка обтягивала грудку с рекламной откровенностью. Симагин старался не смотреть. Сегодня это было бы особенно нехорошо. А все равно приятно.

– Андрей Андреевич, вот и вы! Добрый вечер!

– Добрый вечер, Киронька.

– У вас лицо усталое и озабоченное. Разувайтесь, вот шлепки… Что-нибудь случилось? Может, у вас дела и вам не до меня сегодня? Так вы скажите!

– Что вы, Киронька, все в полном порядке.

– Да вы разве признаетесь! Я уже ни одному вашему слову не верю! Все в порядке, все в порядке – а сами отработаете со мной и, наверное, бегом в больницу, куда, может, ночью жену с приступом увезли. А я сиди, как дура, с вами два часа и не знай, можно смеяться или нет.

– Разумеется, можно.

– Не знаю, не знаю… Бабу, Андрей Андреевич, не обманешь, баба – она сердцем видит! Вы со мной как с чужой, честное слово!

– Кокетка вы, Кира.

– Я? Я? Да побойтесь Бога! Да я сама простота!

– Ну, тогда сбацайте "Мурку".

– Да сбацала я вашу "Мурку"… Все, что вы задали, расщелкала, Фихтенгольца от сих до сих превзошла… Хотите – требуйте вдоль, хотите – поперек… Хотите – задом наперед. Все могу в любой позиции.

Вот так она с ним. Что прикажете думать? Может, молодежь теперь вообще этаким манером всегда разговаривает и, наоборот, считает полным и круглым дураком того, кто воспринимает текст осмысленно? Ну, как если бы я, услышав "Здрасьте, я ваша тетя!", начал всерьез размышлять о том, что у меня-де никогда не было такой тети, или, по крайней мере, я никогда не знал, что у меня есть такая тетя, и как же это моя тетя так хорошо сохранилась… Симагин засмеялся только.

Они прогулялись по квартире – не как по Эрмитажу, конечно, но на одно из крыльев какого-нибудь Монплезира обиталище уже вполне тянуло; уселись к теннисных размеров овальному столу возле широкого окна, выходящего прямо на тускло мерцающее оранжевыми и розовыми отсветами просторное зеркало Невы. За Невой царственно клубился сумеречный Летний сад. Доставая и раскрывая тетрадку и какие-то свои вспомогательные, промежуточные бумажки – Симагин всегда требовал все материалы до последнего листочка, чтобы прослеживать, как он говорил, этапы восхождения к истине, – Кира неловко сказала:

– Андрей Андреевич, вы извините, но я вас еще огорчу.

– Что такое? – удивился Симагин. – Меня пока еще никто не огорчил.

– Ну… тогда я буду первая. Мне же хуже. Понимаете, у нас ведь сегодня день выплаты, да?

– Да вроде… – ответил Симагин. Он и забыл об этом.

– Не вроде, а точно. Четвертое занятие после того, как я с вами последний раз расплачивалась. Я прекрасно знаю… вы не думайте, пожалуйста, – у нее даже голос задрожал, – что я буржуйка и мыслю на уровне французской королевы, дескать, если уж у народа и впрямь нет хлеба, то почему он не ест сладкие булочки…

– Да вы о чем, Кира?

Не поднимая глаз, она упрямо продолжала:

– И я прекрасно знаю, как у таких замечательных людей, как вы, всегда трудно с деньгами. Может, вам хлеба купить не на что. А у нас по сравнению с вами как бы куры не клюют. И вот сегодня, – совсем напряженным, без интонаций голосом закончила она, – я не смогу вам заплатить.

Она перевела дух. Самое трудное было сказано. Теперь она умоляюще взглянула ему в лицо и выкрикнула с отчаянием:

– Ну просто дурацкое стечение обстоятельств! Папа больше полугода шустрил и добился-таки, что ему предложили должность коммерческого директора в "Аркадии"…

– Поздравляю, – автоматически сказал Симагин, хотя, что такое коммерческий директор и, тем более, что такое "Аркадия", – ни малейшего представления не имел.

– Да я не к тому! Понимаете, все бумаги уже подписаны, оформлены, он уже и заступил фактически, и тут всплывает, что по лукьяновской росписи от февраля девяносто второго для поста этой категории у батьки не хватает четырех месяцев партийного стажа! Представляете? Каких-то поганых четырех месяцев, он уж и сам забыл давно, когда именно вступал в эту Кэ Пэ Сэ Сэ – и вот такая плюха!

– М-да, – сказал Симагин сочувственно. – Партийные тоже плачут.

– Еще как! Ох, что тут вчера было! Я так жалела, что вы не видите… с ваших заоблачных высот на все это посмотреть – живот бы надорвали. Всю наличку, какая есть, сгреб подчистую – и ночным поездом в Москву, в комиссию партконтроля… чтоб ему там как-то приписали эти месяцы, что ли, или наоборот, его назначение переоформили более поздним сроком… я не знаю.

– А деньги-то ему там зачем? – спросил Симагин и тут же сообразил: – Подмасливать, что ли?

Она посмотрела на него даже с некоторым недоверием.

– Ну вы даете, – сказала она. – Конечно! Партконтролю же коммерческая деятельность запрещена, поэтому, скажем, взаимозачетом там ничего не сделать, они только наличку признают… Папка считал тут – человекам шести совать придется! Бумажки одна к одной по пачечкам раскладывает, по числу потенциальных получателей… а с самого пот градом, и на кончике носа капля пота болтается… И деваться некуда, он уже два документа как директор подмахнуть успел, теперь, если что – семь лет с конфискацией, как минимум! Представляете? – И она засмеялась, не испытывая, разумеется, ни малейших опасений. Ведь всевозможные законы – где-то вдали, а они с папой – здесь, в жизни.

– С трудом, – честно ответил Симагин.

– Я тоже. Поэтому дико даже подумать, тем болей сказать – но в доме ни копейки. Это буквально на пару дней, правда. Я в следующий раз расплачусь. Честное комсомольское! Если что – сама у ребят настреляю… стекляшку какую-нибудь заложу… или продам. Да если б не вчера все стряслось, а хотя бы позавчера, я бы уж как-нибудь раскрутилась и вам ни словечка бы не сказала!

– Да Кира же! – рыдающим голосом сказал Симагин. Он видеть не мог, как девочка убивается. – Да не принимайте вы это так близко к сердцу! Я совсем не бедствую!

– Не верю, – твердо сказала она.

– Ну хотите, я вас ссужу?

– Если вы будете так шутить, – ровным голосом предупредила она, – я разревусь.

– Вот только этого не надо. Давайте лучше займемся…

– Сейчас займемся, я… я только закончу. А то второй раз к этому возвращаться у меня смелости не хватит. Я ведь не зря насчет хлеба. Я из остатков былой роскоши сбацала плотнющий и вкуснющий ужин, мы с вами вместе поедим, и я вам еще с собой дам. – Ее щеки и даже шея стали пунцовыми. – И вот только вздумайте отказаться!! Буду с вот таким свертком бежать за вами всю дорогу до дома… кстати, узнаю, где ваш дом… и вопить благим матом: милый, любимый, ненаглядный, ты не доел курочку и трусы забыл. Вы меня еще не знаете. Я женщина без предрассудков, у меня не заскорузнет!

Симагин улыбнулся и чуть покачал головой, глядя на девочку с самой настоящей и ничуть не скрываемой нежностью. Кира сидела напротив него очень прямо и на него глядела прямо-прямо, и ее глаза сверкали, как звезды. Словно у Аси когда-то.

– Не отказывайтесь, Андрей Андреевич, – тихо сказала она. – Не обижайте меня.

– Меньше всего на свете, Кира, – так же тихо ответил Симагин, – я хотел бы вас обидеть.

Она опять облегченно вздохнула и улыбнулась тоже.

– Но вы меня не бойтесь, я не сумасбродка, – заявила она. – Я вас, вообще-то, во всем слушаюсь. С полуслова. Вот вы недели три назад обмолвились, что в моем возрасте обожали фантастику. Так я уж так на эту фантастику набросилась! Если у вас потом время будет, я и об этом хотела бы с вами поговорить. За ужином, например.

– Вы же знаете, что будет, – ответил Симагин.

Тут она вообще расцвела.

Без малого два часа они работали плотно и увлеченно. Умница, с умилением думал Симагин, какая умница… Вот ведь берутся же откуда-то такие в нашей суматошной и мелочной мгле. И сословие не искалечило ее. И нежное, милое личико, и эта фигурка прелестная, которую она показывает мне с такой гордостью, словно собственноручно проектировала ее и вытачивала, – ее не искалечили. Как это говорили китайцы про Тао Юань-мина: в грязи вырос лотос…

– Все, Киронька, баста, – сказал наконец Симагин. – Полный блеск. Старик Симагин вас заметил и в вуз сходить благословил. Когда начинаются вступительные?

– А они уже начались, Андрей Андреевич, – просто-таки сверкая от упоения собой, ответила Кира и принялась складывать бумажки. – Сочинение мы вчера писали.