Григорий Гребнев - Серебряный век фантастики (сборник)

• Название: Серебряный век фантастики (сборник)
• Автор: Григорий Гребнев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-10182-9

Советская фантастика, долгое время развивавшаяся в отрыве от мировой, была совершенно уникальным литературным явлением. И если конец XIX - начало XX века принято называть "серебряным веком" русской поэзии, то для отечественной фантастики такой эпохой стали 60-70-е годы прошлого века. Именно тогда зазвучали имена братьев Стругацких, Ольги Ларионовой, Владимира Савченко и других замечательных авторов, чьи произведения вошли в этот том. По мнению его составителя Василия Головачева, каждый истинный любитель фантастики просто обязан прочитать эту книгу!

Содержание:

01 Григорий Гребнев. Мир иной (повесть), 8-89

02 Владимир Михайлов. Стебелек и два листка (повесть), с. 90-251

03 Аркадий и Борис Стругацкие. Пикник на обочине (повесть), с. 252-397

04 Михаил Пухов. Корабль роботов (повесть), с. 398-486

05 Владимир Савченко. Вторая экспедиция на Странную планету (рассказ), с. 487-514

06 Борис Штерн. Чья планета? (рассказ), с. 515-522

07 Вадим Шефнер. Круглая тайна (рассказ), с. 523-568

08 Александр Житинский. Часы с вариантами (повесть), с. 569-656

09 Ольга Ларионова. Леопард с вершины Килиманджаро (роман), с. 657-809

10 Аркадий и Борис Стругацкие. Малыш (повесть), с. 810-941

---

— Как, — говорю, — излагает?

— Компетентно.

— Ладно, — говорю, — сэр. В следующий раз захвачу словарь, сэр. — И тут меня словно током ударило. — Подожди, Кирилл, — говорю. — Ну-ка выйди сюда.

— Да я уже голый, — говорит.

— Выйди, я не баба!

Ну, он вышел. Взял я его за плечи, повернул спиной. Нет. Показалось. Чистая спина. Струйки пота засохли.

— Чего тебе моя спина далась? — спрашивает он.

Отвесил я ему пинка по голому телу, нырнул к себе в душевую и заперся. Нервы, чёрт бы их подрал. Там мерещилось, здесь мерещится… К дьяволу всё это! Напьюсь сегодня как лошадь. Ричарда бы ободрать, вот что! Надо же, стервец, как играет… Ни с какой картой его не возьмёшь. Я уж и передёргивать пробовал, и карты под столом крестил, и по-всякому…

— Кирилл! — кричу. — В «Боржч» сегодня придёшь?

— Не в «Боржч», а в «Борщ», сколько раз тебе говорить…

— Брось! Написано «Боржч». Ты к нам со своими порядками не суйся. Так придёшь или нет? Ричарда бы ободрать…

— Ох, не знаю, Рэд. Ты ведь, простая твоя душа, и не понимаешь, какую мы штуку притащили…

— А ты-то понимаешь?

— Я, впрочем, тоже не понимаю. Это верно. Но теперь, во-первых, понятно, для чего эти «пустышки» служили, а во-вторых, если одна моя идейка пройдёт… Напишу статью, и тебе её персонально посвящу: Рэдрику Шухарту, почётному сталкеру, с благоговением и благодарностью посвящаю.

— Тут-то меня и упекут на два года, — говорю я.

— Зато в науку войдёшь. Так эту штуку и будут называть «банка Шухарта». Звучит?

Пока мы так трепались, я оделся. Сунул пустую флягу в карман, пересчитал зелёненькие и пошёл себе.

— Счастливо тебе оставаться, сложная твоя душа…

Он не ответил — вода сильно шумела.

Смотрю: в коридоре господин Тендер собственной персоной, красный весь и надутый, что твой индюк. Вокруг него толпа, тут и сотрудники, и корреспонденты, и пара сержантов затесалась (только что с обеда, в зубах ковыряют), а он знай себе болбочет: «Та техника, которой мы располагаем, — болбочет, — даёт почти стопроцентную гарантию успеха и безопасности…» Тут он меня увидал и сразу несколько усох, улыбается, ручкой делает. Ну, думаю, надо удирать. Рванул я, однако не успел. Слышу: топочут позади.

— Господин Шухарт! Господин Шухарт! Два слова о гараже!

— Комментариев не имею, — отвечаю я и перехожу на бег. Но чёрта с два от них оторвёшься: один, с микрофоном, — справа, другой, с фотоаппаратом, — слева.

— Видели вы в гараже что-нибудь необычное? Буквально два слова!

— Нет у меня комментариев! — говорю я, стараясь держаться к объективу затылком. — Гараж как гараж…

— Благодарю вас. Какого вы мнения о турбоплатформах?

— Прекрасного, — говорю я, а сам нацеливаюсь точнёхонько в сортир.

— Что вы думаете о целях Посещения?

— Обратитесь к учёным, — говорю. И раз за дверь.

Слышу: скребутся. Тогда я им через дверь говорю:

— Настоятельно рекомендую, — говорю, — расспросите господина Тендера, почему у него нос как свёкла. Он по скромности замалчивает, а это было наше самое увлекательное приключение.

Как они двинут по коридору! Как лошади, ей-богу. Я выждал минуту: тихо. Высунулся: никого. И пошёл себе, посвистывая. Спустился в проходную, предъявил дылде пропуск, смотрю, он мне честь отдаёт. Герою дня, значит.

— Вольно, сержант, — говорю. — Я вами доволен.

Он осклабился, как будто я ему бог весть как польстил.

— Ну, ты, Рыжий, молодец, — говорит. — Горжусь, — говорит, — таким знакомством.

— Что, — говорю, — будет тебе в твоей Швеции о чём девкам рассказывать?

— Спрашиваешь! — говорит. — Они ж у меня будут таять, как свечки!

Нет, ничего он парень. Я, если честно, таких рослых и румяных не люблю. Девки от них без памяти, а чего, спрашивается? Не в росте ведь дело… Иду это я по улице и размышляю, в чём же тут дело. Солнышко светит, безлюдно вокруг. И захотелось мне вдруг прямо сейчас же Гуту увидеть. Просто так. Посмотреть на неё, за руку подержать. После Зоны человеку только одно и остаётся — за руку девочку подержать. Особенно когда вспомнишь все эти разговоры про детей сталкеров, какие они получаются… Да уж какая сейчас Гута, мне сейчас для начала бутылку крепкого, не меньше.

Миновал я автомобильную стоянку, а там и кордон. Стоят две патрульные машины во всей своей красе, широкие, жёлтые, прожекторами и пулемётами, жабы, ощетинились, ну и, конечно, голубые каски всю улицу загородили, не протолкнёшься. Я иду, глаза опустил, лучше мне сейчас на них не смотреть, днём на них мне лучше не смотреть совсем: есть там два-три типчика, так я боюсь их узнать, скандал большой получится, если я их узнаю. Повезло им, ей-богу, что Кирилл меня в институт сманил, я их, гадов, искал тогда, пришил бы и не дрогнул…

Прохожу я через эту толпу плечом вперёд, совсем прошёл уже, и тут слышу: «Эй, сталкер!» Ну, это меня не касается, иду дальше, волоку из пачки сигаретку. Догоняет сзади кто-то, берёт за рукав. Я эту руку с себя стряхнул и вполоборота вежливенько так спрашиваю:

— Какого дьявола цепляешься, мистер?

— Постой, сталкер, — говорит он. — Два вопроса.

Поднял я на него глаза — капитан Квотерблад. Старый знакомый. Совсем ссохся, жёлтый стал какой-то.

— А, — говорю, — здравия желаю, капитан. Как ваша печень?

— Ты, сталкер, мне зубы не заговаривай, — говорит он сердито, а сам так и сверлит меня глазами. — Ты мне лучше скажи, почему сразу не останавливаешься, когда тебя зовут?

И уже тут как тут две голубые каски у него за спиной, лапы на кобурах, глаз не видно, только челюсти под касками шевелятся. И где у них в Канаде таких набирают? На племя их нам прислали, что ли?.. Днём я патрулей вообще-то не боюсь, но вот обыскать, жабы, могут, а это мне в данный момент ни к чему.

— Да разве вы меня звали, капитан? — говорю. — Вы же какого-то сталкера…

— А ты, значит, уже и не сталкер?

— Как по вашей милости отсидел — бросил, — говорю. — Завязал. Спасибо вам, капитан, глаза у меня тогда открылись. Если бы не вы…

— Что в предзоннике делал?

— Как что? Я там работаю. Два года уже.

И чтобы закончить этот неприятный разговор, вынимаю я своё удостоверение и предъявляю его капитану Квотербладу. Он взял мою книжечку, перелистал, каждую страничку, каждую печать просто-таки обнюхал, чуть ли не облизал. Возвращает мне книжечку, а сам доволен, глаза разгорелись, и даже зарумянился.

— Извини, — говорит, — Шухарт. Не ожидал. Значит, — говорит, — не прошли для тебя мои советы даром. Что ж, это прекрасно. Хочешь верь, хочешь не верь, а я ещё тогда предполагал, что из тебя толк должен получиться. Не допускал я, чтобы такой парень…

И пошёл, и пошёл. Ну, думаю, вылечил я ещё одного меланхолика себе на голову, а сам, конечно, слушаю, глаза смущённо опускаю, поддакиваю, руками развожу и даже, помнится, ножкой застенчиво этак панель ковыряю. Эти громилы у капитана за спиной послушали-послушали, замутило их, видно, гляжу потопали прочь, где веселее. А капитан знай мне о перспективах излагает: ученье, мол, свет, неученье тьма кромешная, господь, мол, честный труд любит и ценит, — в общем, несёт он эту разнузданную тягомотину, которой нас священник в тюрьме каждое воскресенье травил. А мне выпить хочется, никакого терпёжу нет. Ничего, думаю, Рэд, это ты, браток, тоже выдержишь. Надо, Рэд, терпи! Не сможет он долго в таком же темпе, вот уже и задыхаться начал… Тут, на моё счастье, одна из патрульных машин принялась сигналить. Капитан Квотерблад оглянулся, крякнул с досадой и протягивает мне руку.

— Ну что ж, — говорит. — Рад был с тобой познакомиться, честный человек Шухарт. С удовольствием бы опрокинул с тобой стаканчик в честь такого знакомства. Крепкого, правда, мне нельзя, доктора не велят, но пивка бы я с тобой выпил. Да вот видишь — служба! Ну, ещё встретимся, — говорит.

Не приведи господь, думаю. Но ручку ему пожимаю и продолжаю краснеть и делать ножкой, — всё, как ему хочется. Потом он ушёл наконец, а я чуть ли не стрелой в «Боржч».

В «Боржче» в это время пусто. Эрнест стоит за стойкой, бокалы протирает и смотрит их на свет. Удивительная, между прочим, вещь: как ни придёшь, вечно эти бармены бокалы протирают, словно у них от этого зависит спасение души. Вот так и будет стоять хоть целый день, возьмёт бокал, прищурится, посмотрит на свет, подышит на него и давай тереть: потрёт-потрёт, опять посмотрит, теперь уже через донышко, и опять тереть…

— Здорово, Эрни! — говорю. — Хватит тебе его мучить, дыру протрёшь!

Поглядел он на меня через бокал, пробурчал что-то, будто животом, и, не говоря лишнего слова, наливает мне на четыре пальца крепкого. Я взгромоздился на табурет, глотнул, зажмурился, головой помотал и опять глотнул. Холодильник пощёлкивает, из музыкального автомата доносится какое-то тихое пиликанье. Эрнест сопит в очередной бокал, хорошо, спокойно… Я допил, поставил бокал на стойку, и Эрнест без задержки наливает мне ещё на четыре пальца прозрачного.