Алексей Тарновицкий - Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны)

• Название: Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны)
• Автор: Алексей Тарновицкий
• Издательство: АСТ
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-084061-8

Ленинград конца 70-х. Анна Соболева — очаровательная молодая женщина, казалось бы, целиком погруженная в советский быт, все-таки хочет настоящей любви. Ведь даже в очереди за мясом думается о чем-то «большом и чистом»… Где же она найдет любовь? На картошке.

---

Пространство между Валеркиными стеллажами и входной дверью занято ближайшей Анькиной подружкой Ирочкой Локшиной и Ниной Заевой, известной в народе под именем «Мама-Нина».

Маме-Нине тридцать семь, и она является счастливой обладательницей сразу трех семей, коим всегда готова отдать немереное тепло своего любвеобильного сердца. Первая, вернее, официально зарегистрированная семья включает в себя «домашнего» мужа и дочь-подростка. Вторая состоит из «производственного» мужа, начальника отдела Сан Саныча Коровина. Этому служебному роману пошел уже второй десяток лет; за это время Сан Саныч сильно продвинулся по карьерной лестнице от старшего инженера до руководителя среднего звена.

Зато Нина пребывает все там же, за тем же столом, который всегда содержится в образцовом порядке. В стаканчике стоят остро заточенные карандаши, давно уже утратившие надежду когда-либо коснуться чертежной бумаги; строго параллельно краю лежит линейка — ее Мама-Нина использует для того, чтобы разграфить тетради. Рядом и сами тетради: взносы на дни рождения, профсоюзные сборы, марки ДОСААФ, деньги на предстоящий новогодний сабантуй. Содержание этих тетрадей касается третьей семьи Мамы-Нины: рабочего коллектива отдела схемного проектирования.

Она знает тут всех, причем досконально, на подноготном уровне. У каждого может случиться если не беда, то хотя бы минута слабости. Каждого может настичь если не отчаяние, то хотя бы дурное настроение. Мама-Нина чует такие случаи на телепатическом, интуитивном уровне. Вот она сидит за своим рабочим столом, тихо-мирно читая свежий выпуск «Нового мира» или «Иностранки». И вдруг — оп! — опускает журнал, поднимает светлые внимательные глаза, прислушивается.

В такие моменты она похожа на добрую маму-олениху из мультфильма про олененка Бемби. Что происходит там, в угрожающей лесной чаще? Не пора ли бежать на помощь чьей-то заблудшей душе? Пора, пора, Мама-Нина! Поскорей отложи свой журнал, потом дочитаешь. Проходит еще полчаса — и вот она уже сидит с кем-то в курилке, стоит на лестнице, гуляет по заводскому двору. И вот уже кто-то плачется, уткнувшись оленьей мордочкой в сердобольное Мамино плечо.

Такова она, Мама-Нина, и нужней ее нет во всей конторе никого, включая директора и даже уборщицу. Как ей удается совмещать все три семьи? Злая на язык Машка уверяет, что это возможно лишь потому, что официальный муж Мамы-Нины дурак, а начальник отдела Сан Саныч Коровин — тюфяк.

— Дурак да тюфяк, — говорит Машка, поблескивая черными насмешливыми глазами, — с таким-то набором для выжигания любая справится. Посмотрела бы я на нее, если бы хоть один из них был настоящим мужиком!

Но Аньке куда больше нравится объяснение, которое предлагает Роберт-Робертино.

— Видишь ли, Соболева, когда женщина незаменима, приходится закрывать глаза на ее отдельные недостатки. В данном случае муж закрывает глаза на Сан Саныча, Сан Саныч — на мужа, а отдел — на них обоих… — Робертино снова тычет указательным пальцем в потолок, и Анька опасливо косится туда же, потому что от шпрыгинского тыканья там уже давно должна была образоваться дырка. — Открою тебе секрет, донна Анна. Секрет, о котором ты, в женском своем невежестве, не имеешь ни малейшего понятия. Незаменимыми в этом мире могут быть только женщины. Всё остальное не стоит их ломаного ногтя. Так что я вполне понимаю участников этого… мм-м… четырехугольника.

Рядом с Мамой-Ниной сидит двадцатипятилетняя Ирочка Локшина, самая молодая в группе. Она пришла в «Бытовуху» по распределению и единственная из всех не обременена семьей — или, как в случае Мамы-Нины, семьями. Это миниатюрная девушка, из тех, кого непременно называют дюймовочками в любой компании, где они оказываются. Ирочкин папа — профессор чего-то химически-секретного, лауреат и орденоносец, а сама она — единственный ребенок в доме, где не хватает разве что птичьего молока, да и то потому лишь, что не больно-то и хотелось.

Анька старше Ирочки всего на два года, но они дружат не столько из-за близости возрастов, сколько из-за несхожести основных линий, по которым складывается их жизнь. Так бывает, когда встречаются два разных, но не очень завистливых человека, у каждого из которых есть что-то такое, чем безуспешно хотел бы обладать другой. Злобные натуры принимаются в подобной ситуации строить взаимные козни; добрые же, напротив, тянутся друг к другу.

Анькины детство и юность прошли в комнате огромной коммуналки, где на четырнадцати — за вычетом голландской печки — метрах теснились четверо: мать-бухгалтер, отец-технолог, старший брат и она. Жили не хуже и не лучше других, а потому нормально, и у Аньки никогда, ни тогда, ни позже, не возникало по этому поводу чувства ущербности. И тем не менее Ирочкина огромная пятикомнатная квартира на Кронверкском проспекте, тяжелая мебель красного дерева, мощные портьеры, сияющие люстры, хрусталь монументальных буфетов и тисненные золотом корешки книг на полках домашней библиотеки вызывали у нее примерно то же чувство, с каким ребенок смотрит на витрину роскошного игрушечного магазина, где выставлена совершенно необыкновенная по красоте и сложности железная дорога во всем великолепии своих путей, платформ, станционных будок, поездов и семафоров.

Возможно ли обладать таким чудом? Конечно, нет. Остается лишь глазеть, восхищаться и радоваться тому, что оно существует не только в сказках. Был в этой семье и другой магнит, который притягивал Аньку не меньше, если не больше: Ирочкин отец. Ее собственный умер от рака два года назад, сразу после Анькиного ухода из «Аметиста». И вот выяснилось, что профессор Локшин, кругленький уютный дядька, с обширной лысиной и хитрым прищуром добрых, хотя и весьма внимательных глаз обладал прямо-таки пугающим сходством с покойным Анькиным папой, скромным технологом обувной фабрики. Они сразу понравились друг другу — Локшин и Анька, — причем настолько, что Ирочка даже слегка приревновала. А уж ее мамаша, защитившая докторскую по специальности «профессорская жена», Аньку на дух не переносила. Но и она вынуждена была смирить свою неприязнь: желание Ирочки всегда было законом для всех остальных обитателей квартиры на Кронверкском.

А, кстати, в чем заключался Ирочкин интерес? Что ж, во-первых ей было приятно искреннее, без малейшей примеси зависти, восхищение, с которым Анька взирала на ее жизнь, ее квартиру, ее отца. А во-вторых… — во-вторых, в ее собственном взгляде на Аньку тоже было немало от того мальчишки, глазеющего на волшебное чудо в витрине. Анька жила вполне самостоятельной, независимой судьбой; у нее был сын, был муж, была устроенная, неуклонно идущая по восходящей линии жизнь.

Но главное: ее любили мужики. Причем любили непонятно за что: Анька не обладала ни из ряда вон выходящей красотой, ни сногсшибательными нарядами. Более того, она нисколько не утруждала себя теми многочисленными уловками, к которым обычно прибегают женщины, чтобы обратить на себя внимание. Аньке вполне достаточно было одного взгляда. Ирочка не раз наблюдала это со стороны и неизменно приходила в восторг от увиденного. Всего один взгляд — и всё! И пораженный в самое сердце мужик с грохотом рушится на пол, оставляя после себя лишь груду обломков, как расколотый на тысячу кусков глиняный китайский солдат! Как она это делает, боже милостивый?

— Учись, девчонка, — смеялась Анька в ответ на ее расспросы. — Не так уж это и сложно. Мужики есть мужики, простая материя.

И вот наконец недавно повезло и ей, Ирочке. Прогремел и в ее честь грохот славной победы. Рухнул и перед нею вожделенный глиняный истукан. И какой истукан — сам Игорь Маринин, известнейший режиссер, актер, сценарист, звезда советского кино! И где — в самом что ни на есть престижном месте, в Репинском доме отдыха кинематографистов! Это вам не какой-нибудь рядовой солдат китайской глиняной армии, это натуральный колосс всемирного масштаба! Завидуйте, девки-подружки!

Ну, от Аньки-то зависти не дождешься — этой только дай порадоваться за подругу. Зато Машка Минина не подвела, сделала все, чтобы испортить праздник. Выслушала восторженный Ирочкин рассказ, скептически сморщилась, покачала тщательно уложенной прической:

— Он же старый, Ирочка. Сколько тебе? Двадцать пять. А сколько ему? Должно быть, за шестьдесят. И вообще, по-моему, он женат. На пятой? Или на шестой?

Чего еще ожидать от Машки? Ирочка пренебрежительно отмахнулась. На эти банальные замечания у нее были заготовлены достойные ответы, крупные надежные козыри.

— При чем тут возраст, Машка? У него фигура, как у тридцатилетнего. Актеры за собой следят. Твоего мужичка-толстячка он обгонит хоть на стометровке, хоть на километр. Он, если хочешь знать, в прошлом году марафон бегал. Твой марафон пробежит? Вот то-то и оно. А как любовник он, девочки… — уу-ух!.. настоящий застрел. Улет! Вы еще помните, что это такое — улет?