Мэтью Перл - Тень Эдгара По

• Название: Тень Эдгара По
• Автор: Мэтью Перл
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-081109-0

Эдгар Аллан По. Величайший американский писатель, гений декаданса, создатель жанра детектива. В жизни По было много тайн, среди которых — обстоятельства его гибели. Как и почему умирающий писатель оказался в благотворительной больнице? Что привело его к трагическому концу?

Версий гибели Эдгара По выдвигалось и выдвигается множество. Однако поклонник творчества По, молодой адвокат из Балтимора Квентин Кларк, уверен: писателя убили.

Врагов у По хватало — завистники, мужья соблазненных женщин, собратья по перу, которых он беспощадно уничтожал в критических статьях.

Кто же из них решился на преступление?

В поисках ответов Кларк решает отыскать в Париже талантливого детектива-любителя, с которого По писал своего любимого героя Дюпена, — единственного, кто способен раскрыть загадку смерти писателя!..

---

К тому времени я успел вернуться в контору, невзирая на инцидент с камином и книгой, и занялся текущими делами. Питер нарочито не замечал моего присутствия. Спускаясь и поднимаясь по лестнице, он насвистывал целые арии; лицо его как бы застыло в гримасе отвращения. Порой мне хотелось, чтобы Питер опять сорвался, — тогда я бы сообщил о своих успехах.

Хэтти будто следовала примеру Питера — все реже искала встреч со мной. Правда, она убедила тетку и других родственников не торопить меня со свадьбой, дать мне время, а это была задача нелегкая. Я делал все возможное, чтобы Хэтти ни на миг не усомнилась в моих чувствах. Однако я избегал громких фраз, ибо даже чистая привязанность Хэтти стала казаться мне тайным оружием, используемым ее семьей; этакой удавкой для моих намерений. Выражение лица Хэтти изменилось — теперь она заглядывала мне в глаза точь-в-точь как досужая миссис Блум. В конце концов, думал я, что такое Хэтти? Всего лишь уроженка Балтимора — города, который не пожелал узнать истину о причинах смерти великого человека. Хэтти, Хэтти, почему я усомнился в тебе? Твои глаза отражали мою душу честнее зеркала; так было всегда, и тот период не исключение!

После маскарада минуло несколько недель, а Дюпон по-прежнему молчал. Я больше не мог мириться с медлительностью почтовых перевозок. Что, если письмо украдено? Что, если оно уничтожено, случайно или намеренно? А ведь я нашел прототипа Дюпена — пожалуй, единственного человека в мире, способного пролить свет на последние дни Эдгара По! Я по-прежнему считал, что лишь обслуживаю клиента согласно договору. Я достиг известных успехов и не собирался отступать (в данном случае бездействие приравнивалось мной к отступлению). Не хватало еще, чтобы мои изыскания пошли прахом.

Итак, в июне 1851 года я решился плыть в Париж — и поплыл.

Я очутился в совершенно другом мире. Самые дома, казалось, были построены из материалов, ничего общего не имеющих с известными мне; самые оттенки были непривычны, самое расположение зданий на улицах дезориентировало. Париж окутывала тайна, и в то же время жизнь каждого человека в этом городе протекала как бы при отрытых окнах и дверях.

В самых новых справочниках я не обнаружил адреса Огюста Дюпона; значит, справочники, просмотренные мной в Вашингтоне, изрядно устарели. Аналогичным образом газеты перестали даже упоминать о Дюпоне — даром что несколько лет назад захлебывались от восторга и посвящали этому человеку целые статьи.

В Париже почту доставляли прямо в дома; что касается Америки, там сие новшество практиковалось лишь в нескольких городах и исключительно по личной договоренности. Правда, по слухам, парижский почтамт пекся об удобстве отнюдь не граждан, но правительства, позволяя выявлять неблагонадежных лиц. Я очень рассчитывал, что почтальоны не стали бы носить письма Дюпону на старый адрес. Я столкнулся с еще одной особенностью парижской жизни — меня не допустили к начальнику почтамта; отказали категорически, хотя и учтиво, как свойственно французам. Я всего лишь хотел уточнить нынешний адрес Дюпона. Нет, сударь, сказали мне, придется вам обратиться за разрешением в соответствующий департамент. Составить письмо помогла мадам Фуше, владелица гостиницы; я отправил его по почте. (Очередное правило — департамент располагался всего через три улицы!)

— Через пару дней вы обязательно получите разрешение. Впрочем, может, и не через пару; может, придется подождать чуть дольше, — раздумчиво произнесла мадам Фуше. — Это в том случае, если какой-нибудь низший чиновник допустит ошибку. К сожалению, они сплошь и рядом ошибаются.

В ожидании признаков успеха я написал Хэтти. Вспомнив, как больно мне было видеть Хэтти расстроенной, вы без труда поймете глубину моего раскаяния по поводу этой неожиданной задержки в наших матримониальных планах. Я был убежден, что причиняю Хэтти страдания, и страдал сам. В письмах я обещал делать все от меня зависящее для скорейшего возвращения в Балтимор, а пока приглашал ее приехать в Париж, даром что мои занятия не были рассчитаны на долгий срок и на парижские удовольствия. Ничто, отвечала Хэтти, не развлекло бы ее больше, чем подобный вояж, но теперь, когда у двух ее сестер почти одновременно появились младенцы, Хэтти нужна в Балтиморе.

Питер тоже написал. Письмо было прощальное; по мнению Питера, я погубил себя и чуть не погубил его, подавшись в Европу, переживающую моральное разложение.

Каких ужасных сцен, вероятно, навоображал себе Питер! Если бы он только знал, насколько далеки они от реальности; если бы мог увидеть меня в гостиничном номере!

Напрасно в мое окно влетали звуки ночных развлечений Парижа — я не прельщался ими. А прельститься было чем — летом в Париже играют оркестры на свежем воздухе, проводятся балы и даются театральные представления, смотреть которые могут одновременно несколько сотен человек. Я же знай выдвигал и вновь задвигал ящики комода и поглядывал на часы, что стояли на каминной полке. Я ждал известия.

Однажды мадам Фуше предложила повязать мне на рукав черный креп. Я не противился — хоть какое-то разнообразие в бесконечном ожидании.

— Примите мои соболезнования, мосье Кларк.

— Принимаю. А по какому поводу? — Я вдруг встревожился.

— Я думала, у вас умер близкий человек, — изрекла мадам Фуше так, словно ее сочувствие было на вес золота, а я потратил его на пустяки. — А если все ваши близкие в добром здравии, почему тогда вы впали в меланхолию, мосье Кларк?

Я молча хмурился на черный креп.

— Вы правы, мадам, я действительно потерял друга. Но с тех пор прошло уже несколько времени, и состояние мое вызвано не этим событием. Я переживаю из-за адреса, из-за треклятого адреса! Простите, мадам Фуше, я позволил себе выразиться слишком резко. Мне необходимо узнать, где живет мосье Огюст Дюпон, или придется уехать из Парижа не солоно хлебавши. Друзья и так считают меня чудаком; если я вернусь с пустыми руками, насмешек не оберешься. Пожалуй, надо самому сходить на почту.

На следующий день мадам Фуше сама принесла завтрак (обычно это делал официант). С трудом и без особого успеха пряча улыбку, мадам Фуше протянула мне клочок бумаги.

— Что это, мадам?

— Адрес Огюста Дюпона, что же еще!

— О, мадам, моя благодарность не знает границ!

Я мигом привел себя в порядок и выскочил на улицу. Волнение мое было столь велико, что я даже не полюбопытствовал, как мадам Фуше удалось добыть адрес.

Оказалось, Огюст Дюпон жил в пятнадцати минутах ходьбы от «Корнеля», в доме, некогда щеголявшем ярко-желтой штукатуркой. Внутренний двор соединял этот мажорный дом с домом, выкрашенным алой и синей краской. Весь ансамбль являл собой образчик пряничной парижской архитектуры. Если по старому адресу Дюпона рядом с домом располагалось немало кафе и магазинов, то нынешнее его пристанище было удалено от сих источников шума и суеты. «Пожалуй, — подумал я, — Дюпон нарочно подыскал такое место, где ничто не помешает его логическим рассуждениям». Консьерж, толстяк с отвратительными двойными усами, посоветовал прямо идти к Дюпону. Я было пошел, но перед лестницей остановился и вернулся в комнату консьержа.

— Извините, мосье. Разве не предпочтительнее для мосье Дюпона было бы сначала услышать доклад о посетителе?

Консьерж страшно оскорбился — то ли оттого, что я поставил под вопрос его профессионализм, то ли оттого, что просьба доложить о посетителе умаляла его роль, ведь с докладом ходят только лакеи. Жена консьержа пожала плечами и с сочувственным взором, адресованным не то Господу Богу, не то жильцам на втором этаже, произнесла:

— У него не слишком много визитеров.

Конечно, этими странными фразами супруги отнюдь не добавили связности моей речи; и без того взволнованный, при появлении Дюпона в дверном проеме я пробормотал нечто невразумительное. Выяснилось, что Дюпон задействует свои уникальные способности еще реже, чем я воображал. Парижане, судя по ремарке жены консьержа, не видели смысла даже в попытках просить Дюпона о помощи!

Итак, едва Дюпон распахнул дверь своей комнаты, как я обрушил на него столько информации, на сколько хватило дыхания.

— Я отправил вам несколько писем — точнее, три письма — из Соединенных Штатов, а еще телеграфировал на ваш старый адрес. В письмах говорилось об американском писателе Эдгаре По. Крайне важно выяснить причину его смерти. Поэтому я и пришел к вам, сударь.

— Я смотрю, — Дюпон скривился и устремил взгляд куда-то за мою спину, — эта лампа опять не горит. Сколько уже ее меняли, а огня нет, хоть тресни.

— Что-что? Лампа?

Вот как начался наш разговор. Оказавшись в жилище Дюпона, я повторил все изложенное в письмах, подчеркнул, насколько важно тотчас приняться за дело, и выразил надежду, что Дюпон отплывет со мной в Америку, когда ему будет удобно.