Эдгар Пенгборн - Дэви. Зеркало для наблюдателей. На запад от Солнца

• Название: Дэви. Зеркало для наблюдателей. На запад от Солнца
• Автор: Эдгар Пенгборн
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-015337-6

Эдгар Пенгборн (1909-1976) дебютировал в фантастике поздно, в 1951 г., и написал в этом жанре очень немного - однако навсегда остался в истории американской и мировой научной фантастики как один из ярчайших и оригинальнейших ее представителей.

Достаточно сказать, что самое известное из произведений Пенгборна, роман "Зеркало для наблюдателей", был удостоен Международной премии по фантастике - "в компании" с "Городом" Саймака и "Властелином Колец" Толкина.

Почему?

Прочитайте - и узнаете сами!

---

— Если ты хочешь быть моим па… а я этого хочу… то, может быть, все равно, родился я от тебя или нет?

— Ну да, — сказал он. — Я для себя так и решил, Дэви. — В то утро он, как обычно, называл меня Джексоном. — Мы можем так все и оставить…

Стражник у ворот был очень рад чему-то, и эта радость заставила его проявить необычно добрые манеры для полицейского. Когда он пропустил нас в город, я услышал где-то короткий звон и дрожь мандолины. Затем свое «ум-та-та-ум-та-та» с воодушевлением пробухал барабан, и тут же вступили флейта и корнет, совершенно не заглушая друг друга, и я узнал «Ирландскую прачку». Музыка звучала за углом, неподалеку. Откуда бы ни появилась «Ирландская прачка» — а я полагаю, она пришла к нам из Былых Времен, — она отличная стойкая девчонка, и я всегда ей рад.

— Пожалуйста! — сказал нам стражник, и я заметил, что его ноги притопывают в такт музыке точно так же, как и мои. — Самые замечательные ребята из всех, кто когда-либо бывал тут. Вы не из Хамбер-Тауна?

— Я бывал здесь проездом, — сказал Сэм. — Меня зовут Сэм Лумис, а это мой сын Джексон. Джексон Дэвид Лумис… А кто это играет?

— Бродяги Рамли?

— Да?.. Что ж, этот корнет неплох, но ему далеко до моего сына…

Небольшая толпа зевак уже расселась на изгороди, окружавшей городской парк, хотя не было никакого специального представления, и вообще было только утро, когда большинство горожан должно быть занято работой. Музыканты сошлись вместе и решили поразмяться — вот и все. Но любой, у кого есть глаза и уши, не прошел бы мимо. Как можно пройти мимо Бонни Шарп, сидевшей по-турецки на траве и пощипывающей струны своей мандолины? Как можно не заметить Минну Селиг, с ее банджо, и Стада Дэбни, дразнившего барабан, седого, как лунь, и согнувшегося в подобии поклона, точно собирающаяся улетать белая сова?.. Маленький Джо Далин, насвистывающий на флейте, тоже был там, и крупный Том Блэйн стоял позади него — далеко позади следуя своему собственному правилу, ибо Том всегда утверждал, что не может выжать из корнета ни одного приличного звука если у него нет во рту плитки доброго жевательного табака затыкающего дырку там, откуда давно выпали два зуба. Это означало плевок в конце почти каждого такта, а Том не мог от души сплюнуть, если нельзя свободно вертеть головой, предупреждая мир о своих намерениях. Да, он был там во всей своей красе, когда мы с Сэмом присоединились к другим бездельникам, чтобы дать отдых ногам, — Длинный Том Блэйн, тычущий концом своего неистового корнета прямо в небо, человек, пьющий музыку и крутящий головой, точно кошка, чтобы сплюнуть и пить дальше… Эх, я забегаю вперед, и мне по хрену. Это были люди, которых я вскоре узнал и полюбил; и когда я взялся за перо, их имена вышли из-под него сами собой.

Парк в Хамбер-Тауне был большим и хорошо обустроенным — все казалось вместительным и отличным. Если, конечно, я не приукрашиваю его в своих воспоминаниях, потому что именно тогда началась светлая полоса в моей жизни. Фургоны Бродяг образовали внутри парка аккуратный квадрат; я видел большущие развеселые разноцветные плакаты на брезентовых крышах и стенах; и откормленные сильные мулы, распряженные, были оставлены там, где могли найти тень и пространство, чтобы бродить, никому не мешая…

Рамли были довольно крупным табором, с четырьмя большими крытыми повозками и двумя обычными для снаряжения и припасов. Крытые фургоны, не имеющие ничего общего с цыганскими колымагами, используются как жилища, в которых обитают все члены табора, неважно — в пути они или разбили лагерь. Один крытый фургон может обеспечить уютные комнатенки для восьмерых человек, вместе с их пожитками, и вам не будет слишком тесно, поскольку одежда и вещи — пижонки, если использовать слово Бродяг, — надежно запрятаны. Привыкаешь быстро, и как только это происходит… Что ж, жизнь в фургоне довольно схожа с жизнью на корабле, а это не слишком плохой способ жить вообще…

К тому моменту, когда мы с Сэмом добрались до них, музыканты уже расправились с «Прачкой». Девушка с мандолиной бесцельно бренчала. Другая опустила банджо, поймала мой взгляд, и ее рука тут же потянулась к черным кудрям — поправить их тем самым женственным движением, которое происходит из времен, когда (как говорят ученые Былых Времен) мы жили в жутко антисанитарных пещерах, и женщинам приходилось уделять внимание прическам, чтобы кости мамонта, которыми они их украшали, побрякивали элегантно и призывно. Минна Селиг была очаровательна. И Бонни Шарп — тоже. Через некоторое время — около шести месяцев, если не ошибаюсь, — стоило мне обратить более пристальное внимание на одну из них, как другая тут же начинала пудрить мне мозги. Так у них и было задумано…

Флейтист и корнетист отошли чуть в сторону и уселись на траву с колодой карт. Я увидел высокую широкоплечую седую женщину, босоногую и одетую в вылинявший голубой халат, которая вышла и села на ступеньку одного из фургонов, раскуривая глиняную трубку. Беловолосый барабанщик-сова тоже закончил играть, но остался рядом с девушками, улегшись на спину, закрыв лицо фермерской соломенной шляпой и прижав ее поля барабанными палочками на случай, если вдруг внезапно налетит порыв ветра и найдет его не склонным к движению. Стад Дэбни был потрясающ вот в чем: папаша Рамли называл его главным изобретателем покоя, черт тебя дери!.. Стад посвящал столько размышлений разработке новых методов не шевелиться, что это иногда ужасно утомляло его, однако он заявлял, что все ради благого дела и что он не бросит это занятие, пусть даже оно преждевременно сведет его в могилу. Ему было шестьдесят восемь…

Седовласая женщина на ступеньках фургона привлекла мое внимание почти так же сильно, как и девушки. Причиной тому, мне кажется, было ее спокойствие. Она закончила утреннюю работу и наслаждалась ленивым отдыхом, но это было нечто большее, чем просто ленивый отдых. Она распространяла вокруг себя спокойствие, как другие люди могут распространять атмосферу беспокойства, страсти или еще чего-нибудь. После того, как я немного узнал эту даму — двумя годами позже, когда мне было уже шестнадцать, — мамочка Лора заметила, что ровное расположение духа было отчасти результатом ее профессии. Она была предсказательницей.

— Не станешь ведь, — говорила она, — предсказывать этим олухам что-то ужасное. Это плохо для бизнеса, даже если бы они могли принять такое предсказание, а они не могут. Однако внутри меня живет тяга к истине, Дэви, такая же, как у твоего отца. Так что, пока я выкладываю сладенькие пророчества, чтобы осчастливить олухов и отправить их прочь с мыслью о собственной значимости, я в то же самое время думаю о настоящих событиях, которые, скорее всего, произойдут с ними — да и со мной, милосердный ветер! — на пути к смерти. Это успокаивает, Дэви. Что толку обращать внимание на мелкие происшествия — я имею в виду десять миллионов каждодневных похожестей, которые через некоторое время оставляют тебя выветренным, точно старую скалу. После таких мыслей я очищена и умиротворена, хочу быть милой с людьми и в большинстве случаев сохраняю спокойствие. Философия, вот что это такое, Дэви… Нет, в нашей бродячей жизни есть еще одно преимущество… правда, я предсказываю тебе, что оно не продлится всю твою жизнь — у тебя запутанное будущее, любовь, старой женщине и не разобраться… Так вот, это преимущество заключается в том, что женщина в моем возрасте может позволить себе чуток философии, чего не может себе позволить женщина, которая тянет на себе дом и пытается определить, куда ушла романтика юности и что за чертовщина тревожит ее молоденьких дочек…

Она распространяла вокруг себя спокойствие и в то самое первое утро, когда я увидел ее курящей трубку и разглядывающей всех, кто попадал в поле ее зрения.

Я заерзал на изгороди и спросил:

— Сэм, только честно… Я хорошо играю на горне?

— Все, что я могу делать с музыкой — это любить ее. Даже петь не умею. Ты дуешь в него, и мне это нравится.

— «Зеленые рукава» нравятся?

У девушки с мандолиной все время спадал на глаза непокорный каштановый локон… а у девушки с банджо были большие полные губы, которые сразу же придавали мыслям определенное направление… Ну, раз я написал здесь слово «мыслям», то вычеркивать его не буду… Девушка с мандолиной все еще бренчала, но теперь они в основном перешептывались и хихикали, и у меня появилось впечатление, что мне перемывают косточки.

— Да, «Зеленые рукава» получаются неплохо, — сказал Сэм. — Бродяги… ну, они — вспыльчивые люди, ты, наверное, слышал такие разговоры. Они верные, умные и храбрые. Народ говорит, что они всегда готовы к драке, но никогда не начнут ее первыми. Они ездят на своих повозках в такие места, в которые никогда не направится ни один обычный караван, и я слышал, что цорой бандиты отбирают вещи у Бродяг, но я никогда не слышал, чтобы бандиты отобрали у них самое лучшее. У каждого главы Бродяг есть серебряный знак, который помогает им проходить через все границы стран безо всякого шума. Ты знал об этом?