Мика Валтари - Наследник фараона

• Название: Наследник фараона
• Автор: Мика Валтари
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-288-1

Имя финского прозаика Мика Валтари известно читателям многих стран — его увлекательные исторические романы уже несколько десятилетий переиздаются огромными тиражами, прочно занимая первые места в списках бестселлеров.

Роман «Наследник фараона» — один из лучших романов писателя. Его главный герой — врачеватель Синухе по прозвищу Египтянин многое видел в своей долгой жизни: предательство и измену, заговоры и интриги, нищету и величие. Среди героев книги и подлинные исторические личности, такие, как фараон Эхнатон и прекрасная Нефертити, и вымышленные лица.

Тайна рождения Синухе-Египтянина держит читателей в напряжении до последних страниц.

---

Проговорив это, он скрылся в Святая Святых, а Метуфер приблизился ко мне. Увидев мое скорбное лицо, он дружески улыбнулся и сказал: «Не бойся!»

Мгновение спустя мы все вскочили, потому что темноту зала прорезал сверхъестественный вопль, непохожий ни на один человеческий голос. Казалось, он доносится сразу отовсюду: с крыши, со стен и от колонн, и мы озирались, чтобы обнаружить, откуда он исходит.

— Синухе, Синухе, ты, бездельник, ты где? Приди скорее и преклонись предо мной, ибо у меня ведь мало времени и я не могу ждать тебя весь день.

Метуфер отдернул завесу святилища и, вталкивая меня внутрь, ухватил меня за шиворот и пригнул к полу, заставив принять позу, в которой надлежит приветствовать фараонов и богов. Но я тотчас же поднял голову и увидел, что Святая Святых была залита светом.

Из уст Амона донесся голос:

— Синухе, Синухе, ты свинья и обезьяна! Значит, ты был пьян и спал, когда я призывал тебя? Поистине, тебя следовало бы бросить в грязную лужу и заставить питаться илом всю твою жизнь, однако же ради твоей юности я сжалюсь над тобой, невзирая на твою глупость, неряшество и лень. Ибо я сострадаю тем, кто верит в меня, но все другие будут сброшены в пропасть Царства Смерти.

Многое еще сказал голос с завываниями, оскорблениями и проклятиями, но я больше не помню всего этого и не желаю помнить, настолько мне было унизительно и горько. Ибо по мере того, как я слушал, я различал в отраженных эхом сверхъестественных звуках голос жреца, и это открытие так потрясло и ужаснуло меня, что я не мог более вслушиваться в это. Когда голос замолк, я остался лежать перед статуей Амона, пока не вошел жрец и не отшвырнул меня пинком. Мои товарищи поспешили принести фимиам, притирания, косметику и красные одежды.

Каждый из нас имел определенное задание, и, помня о своем, я вышел во внешний двор принести сосуд с водой и освященное полотенце для омовения лица, рук и ног бога. Вернувшись, я увидел, как жрец плюнул в лицо Амона и вытер его грязным рукавом. Затем Мозе и Нефру покрасили ему губы, щеки и брови. Метуфер умастил его и, смеясь, натер священным маслом лицо жреца и свое собственное. Затем статую раздели, чтобы вымыть и вытереть ее, будто она сама обмаралась, затем ее обернули красной складчатой юбкой и передником, на ее плечи набросили накидку и продели руки в рукава.

Когда все было закончено, жрец собран сброшенное одеяние и занялся водой для омовения и полотенцами. Все это предстояло рассортировать и распродать на внешнем дворе богатым путешественникам, причем воду раздавали как лекарство от кожных заболеваний. После этого нам разрешили выйти на освещенный солнцем двор, где меня вырвало.

Моя голова и сердце были так же пусты, как и мой желудок, ибо я уже не верил более в богов. Но когда минула неделя, мне умастили голову маслом, и, принеся жреческую клятву, я получил свидетельство. На этом документе была большая печать храма Амона и мое имя, и это давало мне право вступить в Обитель Жизни.

Итак, мы вступили туда, Мозе, Бек и я. Ее врата открылись для нас, и мое имя было внесено в Книгу Жизни так же, как прежде было внесено имя моего отца Сенмута и имя его отца до него. Но я уже не был счастлив более.

4

В Обители Жизни, которая была частью великого храма Амона, номинально обучением руководили царские врачи, каждый по своей специальности. Впрочем, мы редко видели их, ибо у них была обширная практика, они получали от богачей дорогие подарки и жили в просторных загородных домах. Но когда в Обитель Жизни приходил какой-нибудь пациент, чья болезнь ставила в тупик обыкновенных врачей, или если они не решались взять на себя лечение, обычно появлялся царский врач, чтобы лечить его, а заодно продемонстрировать свое искусство тем, кто специализировался в его области. Таким образом, даже самый бедный больной мог воспользоваться помощью царского врача во славу Амона.

Период обучения был долог даже для тех, кто обладал талантом. Мы должны были прослушать курс о лекарствах и их дозировке, знать названия и свойства трав, время года и часы, когда их следует собирать, а также научиться высушивать их и готовить из них экстракты, ибо врач должен уметь изготовлять в случае необходимости свои собственные лекарства. Многие из нас роптали на это, не находя в этом смысла, ибо достаточно было написать рецепт, чтобы получить из Обители Жизни все известные лекарства, надлежащим образом приготовленные и дозированные. Я покажу, однако, как впоследствии это знание сослужило мне добрую службу.

Мы должны были изучить названия различных частей тела, а также функции и назначение каждого органа. Мы учились управлять скальпелем и пинцетами, но прежде всего нам следовало приучить наши руки распознавать болезнь — как по исследованию естественных отверстий, так и пальпацией; по глазам мы также должны были определять характер недомогания. Мы должны были научиться помогать женщине при родах, когда повитуха с этим не справлялась. Мы должны были уметь вызывать боль и смягчать ее по обстоятельствам и отличать пустяковые жалобы от серьезных, а заболевания психические от физических. Нам нужно было распознавать в жалобах больного правду и ложь и уметь задавать вопросы, с тем чтобы получить ясную картину недуга.

За длительным периодом испытания наступил день, когда — после долгого очищения — я облачился в белую тогу и начал работать в приемном зале, где учился рвать зубы у здоровенных детин, перевязывать раны, вскрывать скальпелем нарывы и вправлять сломанные конечности. Все это было для меня не ново; благодаря урокам отца я делал большие успехи, и мне поручили опекать моих товарищей и наставлять их. Порой я получал такие же подарки, как и врачи, и я вырезал свое имя на том зеленом камне, что подарила мне Нефернефернефер, и потому мог ставить свою печать под рецептами.

На меня возлагали еще более ответственные задания. Я дежурил в покоях, где лежали неизлечимо больные, и ассистировал знаменитым врачам в лечении и при операциях, во время которых на одного вылеченного приходилось десять умерших. Я понял, что в смерти нет ничего страшного для врача, а к больным она часто приходит как милосердный друг, так что их лица после смерти становились безмятежнее, чем когда бы то ни было за всю их трудную жизнь.

Я все еще был слеп и глух, пока однажды не пришло прозрение, как это случилось в моем детстве, когда изображения, слова и буквы обрели жизнь. Мои глаза вновь открылись, и я словно очнулся ото сна; дух мой преисполнился радости, ибо я сам себе задал вопрос «почему?» Сокровенная тайна истинного знания и заключена в вопросе «почему?» Этот вопрос могущественнее, чем свирель Тота, и убедительнее, чем надписи, высеченные на камнях.

Это случилось так. Ко мне пришла женщина, не имевшая детей и считавшая себя бесплодной, ибо ей было уже сорок лет. Но ее месячные очищения прекратились, и она была встревожена; она пришла в Обитель Жизни, поскольку боялась, что одержима злым духом, который отравляет ее тело. Как предписывалось в таких случаях, я посадил в землю пшеничные зерна, поливая половину из них нильской водой, а остальное — мочой женщины. Затем я выставил эту землю на солнце и велел женщине вернуться через два дня. Когда она пришла снова, зерна проросли, причем политые нильской водой побеги были мелкие, а другие — зеленые и крепкие.

То, что писали в старину, оказалось правдой, и я сказал удивленной женщине:

— Радуйся, ибо святой Амон в милосердии своем благословил твое чрево и ты произведешь на свет дитя, как и другие избранные женщины.

Бедная душа зарыдала от радости и дала мне серебряный браслет со своего запястья, весивший два дебена, ибо она давно уже потеряла надежду. И как только она поверила мне, она спросила: «Это сын?» — полагая, что я всеведущий. Я набрался храбрости, посмотрел ей в глаза и сказал: «Это сын». Ибо шансы были равны, а в это время мне везло. Женщина еще больше обрадовалась и подарила мне браслет с другого запястья весом в два дебена.

Но когда она ушла, я спросил себя, возможно ли, чтобы пшеничное зерно открыло то, чего не может обнаружить ни один врач, и знало это прежде, чем глаз может обнаружить признаки беременности? Призвав всю свою решимость, я спросил об этом моего учителя. Он только взглянул на меня как на слабоумного и сказал: «Так написано». Но это не было ответом.

Я снова собрался с духом и задал тот же вопрос царскому акушеру в родильном доме. Он ответил:

— Амон превыше всех богов. Его око видит чрево, восприявшее семя; если он допускает зачатие, почему он не может, также допустить, чтобы прорастало зерно, политое мочой беременной женщины?

Он тоже уставился на меня как на полоумного, но и это не было ответом.

Тогда мои глаза открылись, и я понял, что врачи в Обители Жизни знают лишь писаные правила и традиции и ничего более. Если я спрашивал, почему гноящиеся раны прижигают, тогда как обычные просто перевязывают и бинтуют, и отчего нарывы излечиваются плесенью и паутиной, они замечали только: «Так было всегда». Точно также хирург мог выполнить 182 предписанные операции, а также иссечения соответственно своему опыту и мастерству — хорошо или плохо, быстро или медленно, более или менее безболезненно; но большего сделать он не мог, ибо лишь эти операции были описаны и объяснены в книгах и ничего более никогда не было сделано.