Генрих Лаубе - Графиня Шатобриан

• Название: Графиня Шатобриан
• Автор: Генрих Лаубе
• Жанр: Исторические любовные романы

«Он остановил коня и стал прислушиваться. Но конь его, горячей андалузской породы, тряс уздечкой и бил копытами о древесные пни, так что трудно было расслышать что-либо. Между тем лошадь другого всадника, походившая на мула, стояла неподвижно. Как лошади, так и всадники представляли собой полную противоположность. Всадник, сидевший на андалузском коне, был высокий красивый человек, с коротко обстриженными каштановыми волосами и окладистой бородой, какую носили тогда французские дворяне в подражание королю. Его платье из дорогих цветных материй, хотя и запыленное и забрызганное грязью от путешествия, резко отличалось от темной одежды и грубого волосяного плаща его спутника, которого, несмотря на бороду, можно было признать за католического монаха по бледно-желтому цвету лица…»

---

Бюде, сообразно желанию правительницы, завел деятельные сношения со всеми сколько-нибудь значительными лицами в Италии, кроме Ланнуа, и знал, что готовится вооруженное восстание под предводительством Пескары с целью освобождения Италии от власти императора. Таким образом, можно было смело рассчитывать, что король Франциск будет на свободе в самом непродолжительном времени. Но пленник не имел никакого понятия о том, что делалось за стенами крепости, а Ланнуа сумел представить ему путешествие в Испанию таким романическим и заманчивым, что король Франциск, согласно своему рыцарскому характеру, быть может, отказался бы от попытки к освобождению, если бы ему предложили ее в этот момент, лишь бы осуществить предполагаемую поездку.

Приказ правительницы отправить французские галеры, под начальством двух адмиралов, для крейсирования у итальянских берегов с целью освобождения короля был в точности исполнен. Ланнуа не решился бы сопровождать своего пленника в его поездке в Испанию, если бы сам Франциск не вызвался послать письменный приказ французским адмиралам, чтобы они не препятствовали переезду Ланнуа и отправили бы шесть галер для его охраны к испанской границе.

Таким образом, неаполитанский вице-король выехал, ночью 8 июня, со своим пленником из Пиччигетоне прямо в Геную.

Была одна из тех чудных итальянских ночей, которые так часто изображаются на картинах; месяц тихо поднимался по небу в беловатом тумане, освещая предметы своим фантастическим светом. Между виноградниками и маисовыми полями виднелись группы гуляющих. Франциска и Бюде были в числе их. Слышался говор и пение. Из крепости Пиччигетоне выехала толпа всадников; они со всех сторон окружали пленника, но предчувствие подсказало Франциске, что между ними король; она узнала его по горделивой манере держать голову и по шляпе с белым пером, и, не обращая внимания на Бюде, который хотел удержать ее, бросилась вперед и громко вскрикнула: «Франциск!» Всадник с белым пером оглянулся, но поезд продолжал свой путь.

На следующее утро всем сделалось известно, что король Франциск увезен из крепости Пиччигетоне. Бюде с графиней Шатобриан отправились в Милан, так как пронесся слух, что пленник увезен туда и отдан под охрану Пескары. Но его не оказалось в Милане; Пескара был, видимо, удивлен этим внезапным исчезновением и после некоторого раздумья сказал, что слышал о намерении Ланнуа перевезти пленного короля в Неаполь.

– Поедем в Неаполь, мой дорогой Бюде! – сказала с живостью графиня Шатобриан.

Но и здесь их поиски оказались напрасными. Пескара и Бурбон были одинаково обмануты. Ни тот, ни другой не знали, куда увезен пленник.

Король Франциск высадился в Валенсии; ожидание не обмануло его: он был встречен на берегу множеством красивых женщин и знатных грандов, которые отнеслись к нему с видимым участием. Все преимущества были на его стороне при сравнении его наружности и обращения с серьезным и молчаливым Карлом V, который был вечно занят своими политическими планами и не обращал никакого внимания на внешний блеск. Карлу не понравились овации жителей Валенсии пленному королю; он приказал перевезти его в Мадрид из крепости Ксатива, где он был временно помещен и где можно было опасаться попытки освободить его со стороны моря.

Короля Франциска перевезли в Мадрид и поместили в крепости Альказар; сад был назначен местом для его прогулок; ему предложили также мула для верховой езды по окрестностям с сильным конвоем; но пленник наотрез отказался от этого предложения. Между тем испанский король и римско-германский император Карл, на которого Франциск возлагал такие блестящие надежды, не появлялся ни в Мадриде, ни в Альказаре. Он оставался в Толедо, объясняя свое отсутствие важными государственными делами. Как рассудительный политик, он хотел извлечь, возможно, большую выгоду из настоящего положения дел и не без основания опасался, что при личном свидании с королем Франциском он должен будет выказать великодушие победителя.

Лето и осень прошли печально для обманутого короля; им овладело меланхолическое настроение, несвойственное его сангвиническому темпераменту; лицо побледнело и осунулось; его гордая походка сделалась нерешительной. По вечерам он выходил в сад; слуги обыкновенно выносили за ним кресло и ставили на открытом воздухе, потому что он настолько ослабел, что, пройдя несколько шагов, должен был отдыхать. Могло ли быть иначе? Франциск, баловень судьбы, не мог помириться с утратой счастья, которое было необходимо ему, как солнце цветку; он видел торжество людей, которых презирал, унижение всего того, что составляло для него сущность жизни. Измена Бурбона увенчалась победой; император, обманувший доверие пленника, вопреки всем правилам рыцарства пользовался небывалым могуществом. «Низкие люди управляют светом, а рыцарские идеи о чести сделались химерой!» – мысленно повторял себе Франциск в минуту тяжелого раздумья.

Вечерние часы, которые он проводил в саду в продолжение последних месяцев, имели для него особенную прелесть. Его товарищи по заключению, Шабо де Брион и Монморанси, с неудовольствием замечали, что он всегда удаляется от них в это время дня, предполагая, что он ищет уединения, чтобы на свободе предаться отчаянию. Но не так было на деле: король в эти часы наслаждался пением с простодушием увлеченного юноши, потому что оно напоминало ему счастливые минуты, проведенные им в Блуа. Это был тот самый романс, который так часто пела Франциска на балконе его сестры, а он, под очарованием первых дней любви к робкой бретонской графине, слушал ее с террасы. Он не знал, был ли это испанский романс, распространенный в Мадриде, или тут скрывалась более близкая связь с ним, но он смутно чувствовал, что пение, напоминавшее ему об утраченном счастье, сулило ему новые наслаждения в будущем. Таинственность, окружавшая певицу, еще более усиливала прелесть приключения для пленного короля. Голос доносился из старинного замка, стоявшего в конце сада; по временам на балконе левого флигеля показывалась женская фигура. Франциск мысленно решил, что это сама певица, хотя она никогда не пела в этих случаях и всегда появлялась в темные вечера, а не в лунные. Несколько раз он заговаривал с ней, потому что только железная решетка отделяла его от узкой площадки перед дворцом, но никогда не получал ответа, так как она тотчас же исчезала с балкона.

У решетки не было стражи и королю дозволяли бывать в замке, где жили Брион и Монморанси, которые пользовались сравнительно большей свободой и часто посещали его. Но Франциск, зная, что император смотрит на него как на пленника, хотел придать своему заточению еще более строгий характер, нежели было на деле, и никогда не входил в замок. Он слышал от прислуги, что во дворах, окружавших замок, и около рвов расставлены многочисленные караулы и что герцог Инфантадо, хотя и неофициально, но исполняет роль его тюремщика. Много раз герцог приглашал его на обед и на партию в шахматы, но король Франциск отвечал гордым отказом, говоря, что он узник в Альказаре и, не желая нарушать покой римского императора, не сделает ни одного шагу из своей тюрьмы. Если испанский гранд желает обедать с французским королем, то может пожаловать в Альказар.

Брион и Монморанси не могли сообщить королю никаких сведений о таинственной певице; они знали только, что герцог Инфантадо действительно имеет красивую дочь, но он отправил ее в какой-то отдаленный монастырь, потому что совершенно равнодушен к ней; а в замке, насколько им известно, нет ни одной молодой дамы, которую можно было бы принять за певицу.

Между тем, король Франциск с каждым днем чувствовал себя хуже; доктор, позванный к нему по приказанию герцога Инфантадо, объявил, что больной страдает изнурительной лихорадкой, и если не найдется какого-нибудь средства возбудить в нем нравственную энергию, то дело, вероятно, кончится смертью. Герцог, недовольный, как и все испанские гранды, поведением императора относительно несчастного французского короля, послал гонца в Толедо с письмом к императору, в котором писал, что его величеству грозит опасность потерять важного пленника, так как дни последнего, по-видимому, сочтены. Слух об этой болезни быстро распространился в Мадриде, и тотчас же представители испанского дворянства, как будто сговорившись, отправились толпами в церкви и монастыри молиться о здоровье французского короля. Все осуждали императора и рассказывали со злорадством, что за несколько дней перед тем он получил письмо от Эразма, самого ученого человека в христианском мире, и что Эразм употребил все свое красноречие, чтобы расположить Карла V в пользу храброго французского короля, доказывая ему ответственность, которая падет на него перед целой Европой, если свет вследствие его жестокости лишится такого просвещенного государя, как король Франциск.

Между тем пленник чувствовал себя хуже, чем когда-либо, и, полулежа в своем кресле в саду Альказара, предавался своим печальным думам. Месяц высоко поднялся на безоблачном небе; воздух был необыкновенно прозрачен; ничто не нарушало торжественной тишины южной ночи. Но эта тишина еще более усиливала тоску, наполнявшую сердце Франциска. Он так долго томился в плену, чувствуя полноту сил, жажду жизни и творческой деятельности, а теперь, когда силы начали изменять ему, он не видел для себя иного исхода из своего мучительного положения, кроме смерти. Он решил никогда не покидать тюрьмы, если свобода должна быть куплена такими тяжелыми жертвами, которых требовал от него император. Но и здесь фантазия его не оставалась праздной; она создала ему целый мир надежд и желаний, где образ таинственной певицы играл главную роль. Он представлял себе ее в виде знатной испанской дамы необычайной красоты, которая должна была усладить для него томительные дни заключения и со временем возвратить ему свободу каким-нибудь способом, согласным с его рыцарскими правилами о чести. Мечтая о певице, он невольно устремил глаза на балкон, где несколько секунд спустя появилась женская фигура в белом платье. Сердце Франциска усиленно забилось от радости; он вскочил на ноги и быстро подошел к решетке в надежде, что наконец разрешится тайна, так долго занимавшая его.