Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

• Название: Григорий Распутин. Тайны «великого старца»
• Автор: Владимир Хрусталев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-082115-0

Загадка гибели Распутина, судьба захоронения и его предсказания до сих пор вызывают ожесточенные споры и дискуссии.

Обладал ли Распутин целительским даром?

Зависела ли жизнь цесаревича Алексея всецело от одного только «старца»?

Влиял ли Распутин на политику государства и назначение министров через императрицу Александру Федоровну?

Какова была истинна подоплека заговора и убийства Распутина?

Через свидетельства и воспоминания современников, переписку и дневники членов Царской семьи прослежена жизнь Григория Распутина, его взаимодействие с властями, приближенными сановниками Императорского двора.

---

Милый, подумал ли ты серьезно о Штюрмере? Я полагаю, что стоит рискнуть немецкой фамилией, так как известно, какой он верный человек (кажется, твоя старая корреспондентка упоминала о нем), и он хорошо будет работать с новыми энергичными министрами. Мне сказали, что они все разъехались по разным направлениям, чтоб посмотреть все собственными глазами, – хорошее дело, – а также что вскоре будет прервано сообщение между Москвою и Петроградом. Радуюсь, что тебе нравится книга, я не уверена, но мне кажется, что ты давал ее мне читать. Не Сандро ли дал ее тебе?

Мой Солнечный Свет, моя радость, мой муж любимый, прощай. Да благословит и защитит тебя Бог, и да поможет Он тебе во всем!

Осыпаю тебя самыми нежными и страстными поцелуями, голубчик. Всегда твоя до смерти и за гробом

Женушка». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 360–362.)

Не забывали отца и дети, которые по очереди писали ему письма:

«4-го января 1916 г.

Золотой мой Папа!

Пишу Тебе утром. Анастасия сидит на диване около печи и что-то рисует. Мы комнату свою совсем переставили, постели поставили на прежнее место, а ширма уехала в другое. Я Тебе хорошо не сумею написать, как все стоит, Ты сам увидишь, когда вернешься, что надеюсь будет очень скоро. Сегодня утром были в 9 ч. в большом дворцовом лазарете, мы там страшно давно не были. А вчера ездили в Кокоревский лазарет, там лежат 3 Твоих Эриванца. Позавчера вечером мы страшно хохотали. Старая тетя Ольга [Константиновна] позвонила нашей Ольге, чтобы она попросила одного солдата из Сводного полка прийти навестить ее раненого того же полка. Ну, вот Ольга сейчас же позвонила в дежурную комнату, оказался дежурным Кулюкин, и он спрашивает: “Кто у телефона?” Она отвечает: “Ольга Николаевна”. – “Какая Ольга Николаевна?” – “Ольга Николаевна, не понимаете? Та, которая живет над Вами”. – “Ничего не понимаю”. – “Великая княжна Ольга Николаевна, слышите” – и начинает невероятно хохотать, тогда он обиделся и сказал: “Барышня, здесь телефон служебный и шутки совсем не уместны” – и повесил трубку. Ольга ушла. Тогда через 5 минут подходит Татьяна и звонит. Он ее узнал, и она ему все передала. Вчера за обедней к Ресину подходит Кулюкин и просит, чтобы Ресин извинился у Ольги за него, но что он так не ожидал, что она позвонит, что подумал, что кто-нибудь шутит. Т.к. Мама лежит в постели, мы завтракаем и обедаем одни. Ну, пока до свиданья. Сейчас надо будет идти к завтраку. Крепко Тебя жму в своих объятиях и люблю.

Твой

Казанец (цесаревна Мария Николаевна была шефом 9-го Драгунского Казанского Ея Императорского Высочества полка. – В.Х.).

Христос с Тобой. +

Кланяюсь всем, кто с Тобой». (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1291. Л. 137–138 об.)

Великая княжна Татьяна Николаевна записала в дневнике:

«4-го января. Понедельник.

Утром в 9 1/4 [ч.] мы 4 поехали в лазарет на солдатское отделение. Обошли всех. Потом я осталась там на операцию аппендицита, а Ольга пошла на наше отд. подавала инструменты. После в 11 ч., когда кончилось, пошла туда же. Перевязала: Воробьева, 51-го Сиб[ирского] стр[елкового] п[олка], ран[ение] пр[авого] п[леча]. Петрунина, 14-го Фин. Стр. п. Соколова 15-го Стр. п., грыжа живота. Магдича, Гайдуна, Черноброва. Потом: Назарова, Блейша, Косолапова, Чайковского, Усизорского, Гультяева, Серньева. Рита [Хитрово] мне вспрыскнула [лекарство]. Зашла к Тузнинову. Поехали к Знамении (церковь Знамения Божией Матери в Царском Селе, построена была в 1738–1744 гг. – В.Х.). Завтракали внизу 5. Мама в постели. Днем поехали в Больш[ой] Дв[орец]. Потом немного проехались в моторе, застряли в снегу. Казаки помогли и выгребли нас. Сидела и наверху и внизу. Чай пили у Мамы в спальне. Потом читала. Обедали вместе. Поехали две в 9 1/2 в лазарет. Вал. Ив. [Чеботарева] и я готовили и перематывали шелк в перевязочной. – После немножко гадали с Биби и Ритой». (ГА РФ. Ф. 651. Оп. 1. Д. 318. Л. 222–223.)

В ответном письме императора Николая II от 5 января 1916 г. имеются такие строки: «Не перестаю думать о преемнике старику. В поезде я спросил у толстого Хв. (А.Н. Хвостов. – В.Х.) его мнение о Штюрмере. Он его хвалит, но думает, что он тоже слишком стар, и голова его уже не так свежа, как раньше. Между прочим, этот старый Штюрмер прислал мне прошение о разрешении ему переменить фамилию и принять имя Панина. Я ответил через Мамант., что не могу дать разрешения без предварительного согласия имеющихся еще в живых Паниных.

Маленький адмирал здоров, но возмущен Манусом, который хочет получить имя Нилова. Как тебе это нравится?» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 365–366.)

5 января 1916 г. начальник штаба Царской Ставки генерал от инфантерии М.В. Алексеев предоставил на рассмотрение императору Николаю II записку о необходимости воздействия на Англию и Францию с целью заставить их принять меры к спасению сербской армии[133].

Речь идет о разгроме Сербии и капитуляции Черногории.

Стоит отметить, что в связи с этими трагическими событиями французский посол в России Морис Палеолог еще ранее с тревогой записал в своем дневнике:

«Суббота, 1 января 1916 г. (по новому стилю. – В.Х.).

Сербский посол Спалайкович был у меня сегодня; у него измученное лицо; глаза лихорадочно блестят и полны слез. Совершенно обессиленный, он падает в кресло, которое я ему предлагаю.

– Вы знаете, – говорит он, – чем кончилось наше отступление? Вы слышали подробности? Это ведь было сплошное мученичество. Я получил сегодня утром известия о трагическом отступлении сербской армии через снежные Албанские горы; армия шла без пищи, без крова, под снежными бурями, измученная страданиями, изнуренная усталостью, усеивая путь трупами. И когда наконец она достигла Сан-Джованни ди-Медуа на Адриатическом море, то здесь ее настигли голод и тиф». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 15.)

Через несколько дней французский посол записал еще по этому поводу в своем дневнике: «Суббота, 15 января (по новому стилю. – В.Х.).

Третьего дня австрийцы заняли Цетинье: черногорцы очень любезно сдали им этот город.

Генерал Б., сообщивший мне эту новость, заметил: “Вот отступление, от которого пахнет изменой”». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 23.)

В письме № 421 императрицы Александры Федоровны от 6 января 1916 года к супругу прозвучали все те же проблемы: «О, да, я часто думаю, как бы чудно было сидеть в твои свободные часы уютно с тобою рядом и спокойно болтать без надоедливых министров и т.п.! Кажется, на тебя посыпались все несчастья. Наш Друг горюет о черногорцах и о том, что враг забирает все. Он очень огорчен, что неприятелю такая удача, но утверждает, что в конце концов победа останется за нами, только с большим трудом, потому что неприятель очень силен. Он жалеет, я думаю, что это наступление начали, не спросись Его: Он бы посоветовал подождать. Он все время молится и соображает, когда придет удобный момент для наступления, чтобы не терять людей без пользы.

Пожалуйста, от имени Бэби поблагодари генерала Вильямса за прелестные карточки – ему интересно иметь такую коллекцию.

У Анастасии бронхит, голова тяжела, больно глотать, ночью кашляла. Она пишет об Острог. (С.А. Острогорский, придворный врач. – В.Х.): “Хотя он сказал, что вид у меня немного лучше, чем вчера, но я бледная и вид дурацкий по-моему”. Как похоже на Швыбзика говорить такие вещи! Какая досада, что не могу посидеть с ней!

Дорогой мой, любимый, думаю о тебе с бесконечной любовью и мучаюсь твоим одиночеством». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 366–368.)

Г.Е. Распутин с самого начала был против войны с Германией и из Сибири (из села Покровского Тобольской губернии), где он находился на лечении после покушения на его жизнь, предостерегал от опрометчивого шага. Однако Г.Е. Распутин позднее считал, что раз Первая мировая война все-таки началась, то ее надо вести разумно и до победного конца. В частности, в документальных материалах ЧСК Временного правительства, которые приобрел М.Л. Ростропович на аукционе в «Сотбис» (в Лондоне) в 1995 г. и передал их писателю Э.С. Радзинскому, имеется протокол допроса И.Ф. Манасевич-Мануйлова, где указывается: «Распутин говорил: “Если бы я был в начале войны, войны бы не было. Но раз уж начали, надо вести ее до конца. Если ссора – ссорьтесь, а полуссора – это опять будет ссора”. Про нее [Царицу] говорил: “Она страшно стоит за продолжение войны. Но были моменты, когда она плакала, думая о том, что ее брат ранен или убит”». (Радзинский Э.С. Распутин: жизнь и смерть. М., 2001. С. 453.)