Игорь Муромов - Знаменитые красавицы

• Название: Знаменитые красавицы
• Автор: Игорь Муромов
• Издательство: Вече
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3374-0

Эта книга о тех женщинах, которые были не просто внешне красивы, но о ком можно воскликнуть с восхищением: «Какая красавица и какая необычная судьба!»

Героини — великие княгини, актрисы и певицы, музы поэтов и их жены. Вы узнаете о судьбе Нефертити, Рогнеды, Анны Ярославны, императрицы Марии Федоровны, Натальи Гончаровой, Коко Шанель, Шарон Стоун и других.

---

Тогда многие уже стали сильно жалеть Бориса Годунова, говоря, что лучше было бы, если бы он жил еще и царствовал. А умная и проницательная Ксения Годунова предвидела, что за убитым самозванцем-расстригой явятся новые обманщики, которые принесут много бед Русской земле. В одной своей песне Ксения также сетует: «За что наше царьство загибло?»

Дочь Бориса Годунова не ошиблась. В стране продолжались Смута и гражданская война. За Лжедмитрием I появился Лжедмитрий II, а затем и Лжедмитрий III. В 1609 году началась открытая польская и шведская интервенция.

Приехав в начале 1609 года в Троице-Сергиев монастырь для поминовения родителей и брата, Ксения, теперь монахиня Ольга, была застигнута полчищами поляков, осаждавшими монастырь под командованием Сапеги и Лисовского. В монастыре укрылись жители многих окрестных деревень. Осада длилась полтора года и закончилась поражением поляков, которые не смогли сломить мужество и смелость защитников монастыря-крепости. Вместе с осажденными все трудности и бедствия стойко переносила и Ксения Годунова.

Сохранилось письмо, написанное Ксенией в осажденном монастыре и предназначенное жившей в Москве тетке, княгине Домне Богдановне Ноготковой, родной сестре Евдокии Богдановны Сабуровой, одной из жен царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным. В письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает: «Я у Троицы в осаде в своих бедах чуть жива, конечно, больна со всеми старицами, и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти. Да у нас же за грех за наш моровоя поветрея, всяких людей измяли скорби великия смертныя, на всякий день хоронят мертвых человек, по двадцати и по тридцати и больши...» Когда свирепствовавший в монастыре мор унялся, то «не осталося людей ни трети».

После освобождения Троице-Сергиевого монастыря от осады Ксения Борисовна Годунова вместе с племянницей Ивана Грозного, Марией Владимировной, переехала в Москву, в Новодевичий монастырь. Но и здесь, уже под иноческой одеждой, их ждало новое злоключение. В начале августа 1611 года казаки Ивана Заруцкого взяли приступом Новодевичий монастырь и разграбили его. В одной из грамот того времени говорится: «Когда Ивашко Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, они церковь Божию разорили, и черниц, королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и зрети не смели, ограбили донага, и иных бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали, а как пошли из монастыря, и церковь и монастырь выжгли».

После этого нового, но уже последнего поругания, несчастную дочь Бориса Годунова вместе с другими монахинями отправили обратно во Владимирский Княгинин монастырь. С тех пор о ней не было никаких сведений до 1622 года. В этом году, 30 августа, на 41-м году жизни прекратились все ее страдания. Перед своей смертью Ксения Годунова завещала похоронить ее рядом с родителями и братом. Последнее желание несчастной царевны исполнилось. Тело Ксении Борисовны Годуновой было перевезено в Троице-Сергеев монастырь и погребено рядом с могилами родных у входа в Успенскую церковь.

Несправедливость и непомерность страданий прекрасной царевны Ксении, безвинной жертвы чудовищных преступлений, вызывали неподдельное сочувствие у современников. Русский народ вспоминает о ней в своих песнях. Трагическая судьба Ксении Годуновой нашла отражение в летописях, исторических повестях и записках соотечественников, а также в дневниках и воспоминаниях иностранцев. Трогательный образ Ксении Годуновой не оставил равнодушными русских художников последующих эпох. Ей посвятили свои художественные полотна В. Суриков, И. Неврев и К. Маковский. Поэтически утонченную натуру Ксении чудесно изобразил А. Пушкин.

Сама Ксения Годунова оставила незабываемую память о себе потомкам песенно-поэтическими сочинениями и живописно вышитыми картинами.

Марина Валерьевна Ганичева ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА (1709–1761)

Вся она является таким цельным и милым нам, ныне уже выродившимся, славным типом русского характера, что все, кому дороги национальные заветы, не могут не любить ее и не восхищаться ею.

Н. Врангель

Авторы всех мемуаров и документальных свидетельств сходились на том, что Елизавета была необыкновенно привлекательна.

Вот свидетельства отнюдь не доброжелателей.

Испанский посланник герцог де Лириа в 1728 году писал о 18-летней цесаревне: «Принцесса Елизавета такая красавица, каких я редко видел. У нее удивительный цвет лица, прекрасные глаза, превосходная шея и несравненный стан. Она высокого роста, чрезвычайно жива, хорошо танцует и ездит верхом без малейшего страха. Она не лишена ума, грациозна и очень кокетлива».

А вот свидетельство женщины, причем весьма пристрастной и наблюдательной. Елизавете уже 34 года. Ее впервые увидела будущая Екатерина II: «Поистине нельзя было тогда видеть в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива... Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся».

Однако нрав ее не был столь совершенен, сколь совершенной для своей эпохи была ее внешность.

Всем была известна ее безумная страсть к нарядам и развлечениям. Именно она немало поспособствовала тому, что эта страсть развилась в дворянской среде и среди придворных.

Екатерина писала о дворе Елизаветы (ей, с ее прирожденной немецкой скромностью и умеренностью, трудно было понять и принять этот русский бессмысленный и расточительный порядок): «Дамы тогда были заняты только нарядами, и роскошь была доведена до того, что меняли туалеты по крайней мере два раза в день; императрица сама чрезвычайно любила наряды и почти никогда не надевала два раза одного и того же платья, но меняла их несколько раз в день; вот с этим примером все и сообразовывались: игра и туалет наполняли день».

Во время пожара в Москве в 1753 году во дворце сгорело 4 тысячи платьев Елизаветы, а после смерти ее Петр III обнаружил в Летнем дворце Елизаветы гардероб с 15 тысячами платьев, «частью один раз надеванных, частью совсем не ношенных, 2 сундука шелковых чулок», несколько тысяч пар обуви и более сотни неразрезанных кусков «богатых французских материй».

Никто не смел соперничать с императрицей, в особенности это касалось дам. Они не имели права первыми выбирать себе наряды и украшения. Все в империи должно было существовать для красоты наипрекраснейшей из женщин. Ни один купец, прибывший из заморских стран, а особливо из Франции, не имел права продавать товар, пока сама императрица не отобрала для себя нужные ткани и наряды. Она устраивала форменные разборки с теми, кто посмел ослушаться ее приказа. В одном из писем к подданному ее кабинета она пишет: «Уведомилась я, что корабль французский пришел с разными уборами дамскими, и шляпы шитые мужские и для дам мушки, золотые тафты разных сортов и галантереи всякие золотыя и серебряныя, то вели с купцом сюда прислать немедленно...» Но купец, видимо, продал часть отобранного императрицей. Потому как она была общеизвестно скупа и вряд ли обещала дать много, и тогда разгневанная Елизавета пишет другое письмо: «Призови купца к себе, для чего он так обманывает, что сказал, что все тут лацканы и крагены, что я отобрала; а их не токмо все, но и единого нет, которые я видела, именно алые. Их было больше двадцати, и притом такие ж и на платье, которые я все отобрала, и теперь их требую, то прикажи ему сыскать и никому в угодность не утаивать... А ежели, ему скажи, утаит, моим словом, то он несчастлив будет, и кто не отдает. А я на ком увижу, то те равную часть с ним примут». Она даже точно знает, кто мог купить галантерею: «А я повелеваю всеконечно сыскать все и прислать ко мне немедленно, кроме саксонской посланницы, а прочие все должны возвратить. А именно у щеголих, надеюсь, они куплены, у Семена Кирилловича жены и сестры ее, у обеих Румянцевых: то вы сперва купцу скажите, чтоб он сыскал, а ежели ему не отдадут, то вы сами послать можете и указом взять моим».

Современники отмечали необыкновенный вкус императрицы и элегантность ее нарядов, сочетавшихся с великолепными головными уборами и украшениями. Но с годами красота Елизаветы увядала, и она целые часы проводила у зеркала, гримируясь и меняя наряды и украшения. Французский дипломат Ж.-Л. Фавье, наблюдавший императрицу в последние годы, писал, что стареющая императрица «все еще сохраняет страсть к нарядам и с каждым днем становится в отношении их все требовательнее и прихотливей. Никогда женщина не примирялась труднее с потерей молодости и красоты. Нередко, потратив много времени на туалет, она начинает сердиться на зеркало, приказывает снова снять с себя головной и другие уборы, отменяет предстоящие зрелища или ужин и запирается у себя, где отказывается кого бы то ни было видеть». Он же описывает выход императрицы: «В обществе она является не иначе как в придворном костюме из редкой и дорогой ткани самого нежного цвета, иногда белой с серебром. Голова ее всегда обременена бриллиантами, а волосы обыкновенно зачесаны назад и собраны наверху, где связаны розовой лентой с длинными развевающимися концами. Она, вероятно, придает этому головному убору значение диадемы, потому что присваивает себе исключительное право его носить. Ни одна женщина в империи не смеет причесываться так, как она».