Александр Шалимов - Вестник

• Название: Вестник
• Автор: Александр Шалимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

К Якову и маме Боб относился индифферентно; шагая из комнаты в комнату, он зачастую просто не обращал на них внимания, а вот с теткой Юлией не ладил. Заметив ее, он выпрямлялся, взмахивал крыльями и каркал по-особенному - неодобрительно и даже вызывающе. Если она начинала сердиться и замахиваться на него тряпкой или полотенцем, он не торопился уйти, начинал топтаться на месте и, наклонив голову на бок, глухо бормотал что-то, презрительно косясь на Юлию одним глазом.

Первой обычно отступала Юлия. Она обиженно удалялась на кухню ворча:

- Тоже мне, зоосад устроили... Накаркает он вам, дождетесь...

На кухню, в ее владения, Боб предпочитал не заглядывать, хотя там было множество заманчивых вещей и всегда вкусно пахло. В еде он был не очень разборчив, ел то же, что и мы, но больше всего любил котлеты, особенно куриные. Не брезговал он и рационом Тома. Я не раз наблюдала, как в отсутствие пса Боб обследовал его миску. Правда, в этих случаях Боб вел себя не очень солидно. Направляясь к миске Тома, он воровато оглядывался, а выбрав там кусочек по своему вкусу, торопливо уносил в более безопасное место.

Самого Тома Боб демонстративно презирал. При встречах он никогда не уступал псу дорогу: нахохлившись, начинал сердито бормотать что-то или шипел угрожающе. И Том обходил его сторонкой, смущенно отворачиваясь и прикрывая нос лапой.

Прошло около месяца. Я очень привязалась к Бобу и, по-моему, он ко мне тоже. Но я ясно видела, что старый ворон слабеет. Он все реже прогуливался по комнатам, и ему становилось все труднее забираться на стол. Теперь, приковыляв ко мне в комнату, он чаще устраивался на полу возле моих ног и терпеливо ждал, пока я возьму его и посажу к себе. А однажды, когда я читала, облокотясь о стол, он подошел ко мне вплотную, заглянув в лицо, словно испрашивая разрешения, затем перешагнул со стола мне на плечо. Он сделал это очень осторожно, будто знал, что может поцарапать меня. Он устроился на плече и долго сидел неподвижно, прислонившись крылом к волосам.

Тогда я сначала даже испугалась, сама не знаю почему... Может быть, смутно ощущала приближение чего-то неведомого, какой-то удивительной тайны... Мне вдруг показалось, что Боб хочет что-то сказать мне, поэтому и устроился возле самого уха. Но он ничего не говорил. Я попыталась читать дальше, но смысл прочитанного плохо доходил до меня. Мысли путались, даже закружилась голова. Я шевельнулась, и Боб очень осторожно шагнул с плеча на стол и перебрался на свое обычное место.

- Ну, что ты хотел сказать? - спросила я его шепотом.

Он наклонил свою большую голову и внимательно посмотрел на меня круглым янтарным глазом, словно пытаясь понять, а потом переступил с ноги на ногу, приоткрыл клюв и вздохнул.

В последующие дни он часто устраивался у меня на плече и сидел подолгу. Его уже не тревожили мои движения. Я даже могла вставать, ходить с ним по комнате. Он оставался на плече; осторожно балансируя, прижимался боком к моим волосам. Я все ждала, когда же он начнет рассказывать свою тайну...

А он молчал... Потом я поняла: вероятно, он уже ощущал холод неизбежного конца и просто искал живого тепла.

Мы знали, что Боб очень стар. Яков - он окончил в том году биофак привез как-то к нам по делу своего коллегу-орнитолога. Тот осмотрел Боба и объявил, что ему не меньше трехсот лет. А еще он рассказал нам много интересного о повадках воронов и о том, что науке известны случаи, когда старые вороны перед своим концом приходили к людям. Боб его очень заинтересовал, он даже предложил отдать ворона к ним в институт для наблюдений. Конечно, я категорически отказалась и услышала тогда от них немало упреков, что не думаю об интересах науки. Яков объявил даже, что я просто эгоистка. Но я отказывалась не только из эгоистических побуждений я поступила так и в интересах самого Боба. Я-то знала, что ему хорошо со мной. И еще неизвестно, что они могли бы придумать в своем институте... Если его дни действительно сочтены, пусть лучше проведет их спокойно у меня...

Теперь он почти не разлучался со мной. Поклевав размоченной в молоке каши - есть он стал совсем мало, - он плелся в мою комнату, и я сажала его на стол или к себе на плечо.

Экзамены были уже на носу, и я занималась с утра до вечера. И почему-то меня не покидала уверенность, что Боб тем или иным способом обязательно поведает мне что-то очень важное... Иногда, отодвинув книгу, я просто смотрела на него и ждала. А он глядел на меня. И мы оба молчали...

И вот однажды со мной произошло что-то странное... Может быть, я задремала над учебником, а может, это была галлюцинация... Перед глазами вдруг возник какой-то загадочный пейзаж. Сначала я различала его очень смутно, сквозь зеленоватую пелену тумана. Постепенно туман начал рассеиваться, и я увидела город на берегу океана... Впрочем, городом его назвать было трудно: амфитеатр удивительных сооружений, напоминающих одновременно гигантские кристаллы и соты, и старинные дворцы и фантастические композиции из радуг. Все это жило, пульсировало, искрилось, светилось, переливалось волнами ярких и чистых красок. Эту картину мне трудно передать словами, но я прекрасно помню ее, хотя прошло много лет. Город из оживших радуг на берегу фиолетово-синего океана под зеленым небом, в котором блестели яркие звезды... Почему-то именно звезды в изумрудно-зеленом дневном небе поразили меня больше всего... Она умолкла и прикрыла глаза, вспоминая. Затаив дыхание, я ждал, что будет дальше.

- Я никому не сказала тогда об этом, - продолжала она, мельком взглянув на меня, - даже маме, хотя от нее не имела секретов. Видение было мимолетным, как вспышка. Возникло и сразу исчезло... Однако оставило ощущение встречи с необычайным. Помню, я долго сидела в каком-то ошеломлении, пораженная и испуганная. Я старалась припомнить, где могла услышать или прочитать о чем-либо подобном. Может быть, я где-нибудь видела похожий рисунок? Но память ничего не могла подсказать мне...

Мелькнула даже сумасшедшая мысль - а что если это Боб? Не удалось ли ему заставить меня увидеть то, что он знает? Я со страхом посмотрела на него. Он дремал, отвернувшись, уткнув свой массивный клюв между корешками книг. Круглый глаз прикрывала беловатая пленка.

- Что это было, Боб? - спросила я его.

Он чуть повернул голову, глаз приоткрылся и снова скрылся под пленкой.

- Переучилась, - решила я про себя.

Однако беспокойство не покидало меня. Удивительная картина прочно запечатлелась в памяти. Достаточно было вспомнить о ней - и она тотчас возникала перед глазами во всех подробностях: фиолетовый океан, город радуг, зеленое небо со звездами...

В тот - последний - день Боб отказался даже от своей любимой куриной котлеты. Он безучастно дремал на столе, почти не открывая глаз.

Спать я ложилась поздно - до начала экзаменов оставалось всего три дня. Перед сном я перенесла Боба в его ящик и посадила на сено. Он печально взглянул на меня и сразу прилег на бок, чего раньше никогда не делал. Я поняла, что это конец, что утром его уже не будет... Что тайну он уносит с собой...

И все-таки он немного приоткрыл ее мне...

Ночью я проснулась от резкого стука. Я глянула на часы. Было без двадцати четыре. Ущербная луна светила в открытое окно. Небо на востоке над лесом уже светлело. Я с детства почему-то боюсь этого предрассветного часа и, сколько себя помню, всегда пугалась, если приходилось просыпаться на границе ночи и нового дня. Я потом долго не могла заснуть, прислушивалась с замиранием сердца к таинственным шорохам уходящей ночи, вспоминала разные страхи - действительные и выдуманные... Вероятно, в этом было что-то атавистическое... Может быть, память далеких предков с их таинственным Часом Быка? Не знаю точно... Но пробуждение на рассвете для меня и сейчас остается кошмарным. Наверное, именно поэтому я стала работать до полуночи и ложиться очень поздно... Чтобы миновать тяжкие часы разбегом первого сна.

Вот и тогда, проснувшись от стука в предрассветный час, я испугалась. Я лежала с широко открытыми глазами и прислушивалась - не повторится ли стук. И он повторился: резкий стук в дверь. Я вскочила и уже готова была закричать на весь дом, как вдруг заметила что-то черное на полу у двери. Рассвет еще только начинался, в комнате было почти темно, но пятно у двери казалось чернее окружающей темноты. И тут я вспомнила о Бобе... Он хотел выйти наружу и стучал клювом в дверь. Я подбежала к нему, взяла на руки, распахнула дверь и вынесла его на веранду. Он дышал тяжело, прерывисто, из последних сил. Его большой клюв был широко раскрыт. Я опустила его на пол, но ноги уже не держали его; он опрокинулся на бок и, пытаясь приподняться, потянулся ко мне. Я снова подхватила его и, прижав к груди, спустилась с ним в палисадник. Восток разгорался все ярче, а над головой в светлеющем сине-черном небе блестели звезды Ориона и сверкал Сириус. Боб вдруг потянулся из моих рук. Я подумала, что он хочет взлететь, но он не пытался раскрыть крылья, только тянулся вверх сам, тянул шею, голову. Понимаете, вверх - к звездам, к Сириусу... Клюв его широко раскрылся в последний раз и из горла вырвался... предсмертный крик... - нет, даже не крик, это был призыв и прощание, в нем звучали и тоска, и какая-то необыкновенная радость освобождения, и надежда, и что-то еще...