Донасьен Сад - Эжени де Франваль

• Название: Эжени де Франваль
• Автор: Донасьен Сад
• Издательство: Панорама
• Жанр: Эротика
• Год: 1995
• ISBN: 5-85220-422-6

Скандальное имя маркиза де Сада, автора «безнравственных», «отвратительных» и «ужасных» произведений, долгие столетия было фактически под запретом.

Сегодня мы представляем на суд читателя повести и новеллы из двух сборников, а также отрывок из романа «Жюстина, или Несчастная судьба добродетели», написанные автором в стенах Бастилии. Всепоглощающая, разрушительная страсть, сметающая все на своем пути, сжигающая в своем пламени и самих любовников, картины порока, повсеместно одерживающего победу, несчастья добродетели, которая часто становится игрушкой в руках распущенных злодеев, полные искрометного юмора фривольные сценки современных автору нравов, царивших в обществе, — весь этот пестрый калейдоскоп предстанет перед взором истинных любителей французской литературы XVIII века.

---

В девять часов она возвращалась домой и ужинала. Ей подавали только овощи и фрукты. С десяти до одиннадцати часов четыре раза в неделю Эжени играла со своими служанками, читала романы и затем ложилась спать. Остальные три дня в неделю, когда Франваль ужинал дома, она проводила время в комнате отца, и время это было употреблено на то, что Франваль именовал своими уроками. Именно тогда он внушал дочери свои воззрения на мораль и религию. Он излагал ей взгляды различных людей на эти вопросы и тут же отмечал те, что были приемлемы для него самого.

Многократные проявления живости ума, обширных познаний, бойкого нрава и пробуждающихся страстей легко позволяли судить о том, сколь глубокое воздействие оказала избранная система воспитания на душу Эжени. Но так как гнусный умысел Франваля заключался не в том, чтобы укрепить разум, но в воспламенении чувства, то редкий урок оставлял ученицу равнодушной. И этот ужасный человек нашел чрезвычайно удачный способ понравиться собственной дочери. Весьма незаметно подчинив ее себе, он стал для нее незаменимым собеседником и участником всех ее забав.

Франваль столь стремительно предупреждал малейшие желания дочери, что Эжени даже в самом блистательном обществе не находила никого, кто был бы более ей приятен, нежели ее отец. И прежде чем он сам постиг эту истину, все нежные чувства дружбы и признательности, что зародились в юном сердце сего невинного и слабого существа, обратились исключительно на него, что неминуемо должно было привести к самой пылкой любви.

Для Эжени в мире не существовало никого, кроме Франваля, она видела только его. Все в ней восставало при одной лишь мысли, что кто-либо может разлучить ее с ним. Она не задумываясь принесла бы ему в дар не только честь свою, не только красоту, но, почитая все эти жертвы слишком легковесными, она ради предмета трогательного своего обожания, словно самую малость, готова была бы отдать всю кровь, саму жизнь свою, если бы нежный друг души ее того потребовал.

Иные чувства, однако, испытывала мадемуазель де Франваль к своей достойной уважения, но несчастной матери. Отец, неустанно повторяя дочери, что госпожа де Франваль, будучи женой его, требует от него столько услуг, что из-за них он часто лишен возможности выразить сердечную привязанность к своей дорогой Эжени, тем самым открыл способ, как неприметно взрастить в душе юной девушки ростки ненависти и ревности, заглушившие чувства почтения и нежности, кои должны были бы зародиться в ней по отношению к столь достойной матери.

— Друг мой, брат мой, — часто говорила Эжени Франвалю, ибо тот желал, чтобы дочь называла его именно так, — эта женщина, что ты называешь своей женой, эта тварь, что, по твоим словам, произвела меня на свет, слишком требовательна, потому что, желая постоянно иметь тебя подле себя, она лишает меня счастья каждодневно видеть тебя… Конечно, ты предпочитаешь ее общество обществу твоей Эжени. Но знай, что я ненавижу всякого, кто пытается похитить у меня твое сердце.

— Нежный друг мой, — отвечал Франваль, — никто в целом мире никогда не будет иметь на меня прав более, чем ты. Узы, существующие между этой женщиной и лучшим твоим другом, эта дань традициям и светским условностям, воспринимаются мною должным образом и не могут возобладать над нашей с тобой привязанностью… Ты моя избранница навеки, Эжени, ты всегда будешь ангелом и светочем дней моих, пристанищем души, побудителем существования моего.

— О! Сколь сладки слова твои! — отвечала Эжени. — Повторяй их почаще, друг мой… Если бы ты знал, как живительна для меня твоя нежность!

И, беря Франваля за руку, она прижимала ее к своей груди.

— Вот, слышишь, она здесь, я чувствую ее, — повторяла она.

— И твои милые ласки подтверждают слова твои, — отвечал Франваль, сжимая ее в объятиях. И так коварный изменник, не испытывая даже самых ничтожных угрызений совести, довершил соблазнение несчастной.

Тем временем Эжени пошел четырнадцатый год, возраст, по мнению Франваля, достаточный, чтобы начать пожинать плоды своего преступного замысла. Трепещи же, читатель!.. Так оно и случилось.

В тот день, когда Эжени сравнялось полных четырнадцать лет, в деревне, вдали от докучных родственников, приказав убрать дочь свою так, как некогда украшали девственниц, избранных служительницами храма Венеры, в одиннадцать часов утра Франваль ввел ее в роскошную гостиную, где затянутые тончайшим газом окна не пропускали яркого дневного света, а мебель утопала в цветах. Посредине возвышался трон, весь увитый розами. Франваль подвел к нему дочь.

— Эжени, — обратился он к дочери, усаживая ее на трон, — будь сегодня моей королевой и позволь мне, преклонив колена, служить тебе.

— Ты хочешь служить мне, брат мой, ты, кому я обязана всем на свете, ты, кто сотворил меня, наставил ум мой… Нет, это ты дай мне припасть к стопам твоим: там мое место, ибо только там живу я одной жизнью с тобой.

— О несравненная моя Эжени, — воскликнул Франваль, опускаясь подле нее на ложе из цветов, приспособленное для торжества его замысла, — если ты и вправду чем-то мне обязана, если чувства твои столь же искренни, как ты это утверждаешь, то знаешь ли ты средство, способное убедить меня в этом?

— Каково же оно, брат мой? Назови его скорей, чтобы я побыстрее смогла прибегнуть к нему.

— Твою красоту, Эжени, столь щедро отпущенную тебе природой, твои прелести, обладающие неизъяснимым очарованием, должна ты принести мне в жертву, и немедленно.

— О чем ты говоришь? Разве не ты господин всему этому? Разве твое творение больше не принадлежит тебе, и ты решил, что кто-то другой сможет им насладиться?

— Но тебе известны людские предрассудки.

— Ты никогда не скрывал их от меня.

— Однако я не хочу преступить через них без твоего согласия.

— А разве ты не презираешь их так же, как и я?

— Согласен, но я не хочу стать ни твоим тираном, ни твоим соблазнителем. Благодеяния, коих взыскую, желаю я получить единственно по любви. Ты знаешь свет, я не скрыл от тебя ни одного из его соблазнов. Прятать тебя от взоров мужчин, одному наслаждаться зрелищем твоей красоты было бы несправедливо с моей стороны. Если есть в этом мире тот единственный, кто тебе дороже меня, скорей открой его имя, и я отправлюсь за ним на край света, чтобы привести его в твои объятия. Поверь, ангел мой, твое счастье мне во сто крат дороже своего собственного: нежные ласки, даруемые тобою, я приму лишь тогда, когда они станут свидетельством твоей любви.

Итак, решай, Эжени. Сделай шаг сей и возложи невинность свою на жертвенный алтарь. Но сама выбери себе жреца, я же отказываюсь от наслаждений, даруемых этим званием, если дано оно мне будет не по велению души. И если ты предпочтешь другого, то, стремясь остаться достойным твоих чувств, я приведу к тебе того, кого ты полюбишь со всей страстью, заслужив тем твое снисхождение. Не сумев завоевать сердца Эжени, я останусь ее другом, так и не став ее возлюбленным.

— Ты для меня все, брат мой, все, — воскликнула Эжени, сгорая от любви и вожделения. — Кому, как не тебе, должна я подарить свою невинность, тебе единственному, тебе, кому я поклоняюсь, как божеству? Кто еще в этом мире более достоин тех эфемерных прелестей, которых ты жаждешь… и которые уже трепещут под обжигающими ласками рук твоих! Разве ты не видишь, как, охваченная всепожирающим пламенем, я так же, как и ты, стремлюсь к обещанным тобою наслаждениям? О, нежный брат мой, сердечный мой друг, владей же мною, владей, принеси в жертву свою Эжени: там, на алтаре, в твоих страстных объятиях она будет торжествовать вечно.

И распаленный Франваль, обставивший свое поведение с утонченностью, как известно, его натуре не свойственной, лишь для того, чтобы совратить несчастную жертву наиболее изощренным способом, тут же воспользовался доверчивостью дочери. Устранив все препятствия, отчасти в согласии с принципами, внушенными им этой постоянно алчущей новых впечатлений душе, отчасти благодаря тому коварству, с которым довершал он свое обольщение, он осуществил развратный замысел свой и безнаказанно стал похитителем девственности у той, кого само природное звание его обязывало защищать.

Много дней пребывали они в опьянении друг другом. Эжени, созревшая для любовных утех, побуждаемая всей системой воспитания, предавалась им с неутомимым пылом. Франваль обучил ее всем таинствам любовных игр. Чем ухищреннее становились его уроки, тем крепче он приковывал к себе свою жертву. Она словно отверзала все тело свое навстречу любовнику, обвиняла его в недостаточной извращенности воображения. Ей казалось, что он что-то от нее скрывает. Она сокрушалась о летах своих и невежестве, лишавших ее, как она думала, должной соблазнительности. И, желая получить соответствующее воспитание, она заботилась только о том, чтобы ни одно из средств, распаляющих страсть ее любовника, не осталось ей неизвестным.