Норман Льюис - День лисицы. От руки брата его

• Название: День лисицы. От руки брата его
• Автор: Норман Льюис
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

В романе «День лисицы» известный британский романист Норман Льюис знакомит читателя с обстановкой в Испании в годы франкизма, показывает, как во всех слоях испанского общества зреет протест против диктатуры.

Другой роман, «От руки брата его», — психологическая драма, развивающаяся на фоне социальной жизни Уэльса.

---

— Может, из-за этого и Бейнон ушел?

— Да, — сказала она, — из-за этого.

Видно, записка Бейнона и навела ее на такие мысли, подумал Брон.

— Если бы нам отсюда уехать, — вздохнула Кэти.

— Вот тогда-то и поднимется переполох.

— Куда-нибудь, где никто нас не знает, — жалобно продолжала Кэти.

— Об этом и думать нечего. По многим причинам. Во-первых, можно себе представить, что решат в полиции. — Жить с ней под одной крышей почему-то не казалось ему предосудительным, но куда-то вместе уехать (да и куда, собственно?) — нет, немыслимо. — И между прочим, попробуй-ка объясни это другой стороне, — прибавил он, но Кэти словно и не слышала.

Она больше не могла удержаться от вопроса, который так давно ее мучил:

— Брон, а куда ты ездил ночью в машине в то воскресенье? Ты не помнишь?

— Конечно, помню. — И, поняв, что у нее на уме, рассмеялся. — Ты думаешь, наверно, что у меня был тогда приступ? Не беспокойся, этот вечер я прекрасно помню.

— Тебя долго не было, правда?

— Порядком, — сказал он.

— Почти всю ночь, — сказала Кэти. — Когда ты вернулся, я проснулась и поглядела на часы.

— Да, вернулся я поздно.

— Этот сыщик спрашивал меня, и я сказала, что ты уезжал на машине. И очень жалею, что сказала.

— Как же ты могла не сказать, раз он спрашивал? Ты ведь слышала, как я уезжал. Что же еще было говорить?

— Они за тобой следят. Проверяют каждый твой шаг.

— Обычные формальности. Они действуют как положено. Это ровным счетом ничего не значит. Они всех проверяют.

— Я откажусь от своих слов, — сказала Кэти. — Скажу, что я этого не говорила.

— Но почему? — спросил Брон. — Почему?

Она не стала отвечать впрямую.

— Не могут же они заставить меня говорить, если я не хочу. Возьму свои слова обратно.

— Ни в коем случае. Они только заподозрят, что ты что-то скрываешь. Когда не виноват, надо говорить только правду.

— Тогда почему же ты сказал неправду про эту ссадину над глазом? Ты ведь говорил, что сказал им, будто налетел на трубу?

— Да, но теперь я понимаю, что зря так сказал. Я думал, это избавит меня от лишних вопросов, вот и оплошал. В конечном счете ложь только все усложняет.

— А ты можешь мне сказать, куда ты ездил? — Она знала, что ему не захочется отвечать, и как раз это вместе с другими случаями, когда он отмалчивался, окончательно разрешило ее сомнения. Но вместе с подозрением, которое наконец переросло в уверенность, пришла решимость не останавливаться ни перед чем, лишь бы его защитить. А перед собственной совестью и перед всем светом она оправдывала себя тем, что вся их трагедия — дело семейное. Никого это больше не касается. Ивена нет, и его уже ничем не вернешь. Теперь не мешайте нам самим как-то наладить нашу жизнь.

А Брон в эту минуту решил, что можно сказать ей все.

— Я ездил с другом, — сказал он. — С подружкой.

— Вон оно что… Вон что. А я и не знала, что у тебя кто-то есть, — сказала она ровным, бесцветным голосом.

— Я ничего не рассказывал, потому что тут не так все просто, — сказал он. — Она сейчас не свободна. Мы надеемся пожениться, но когда, я пока не знаю.

Как ей хотелось, чтобы это была неправда, как хотелось верить, что он просто старается сбить ее со следа!

— Я ее знаю? — спросила она.

— Навряд ли, — ответил Брон. — По-моему, ее здесь не слишком жалуют. Чего она только не натерпелась на своем веку. Она мечтает уехать из Англии, и, возможно, мы уедем, но пока еще об этом рано говорить. Ведь не известно, как все обернется.

— Надеюсь, для тебя все обернется хорошо, — сказала Кэти. Господи, взмолилась она в душе, пусть это будет неправда. Она тешила себя наивной мечтой: вот ее допрашивают в полиции, она лжет, выгораживает его, и, что бы с ней ни делали, что бы ни говорили, ее не собьешь. Ничего они не смогут доказать, и придется им его отпустить. И тогда он из благодарности полюбит ее. Она еще и теперь по-детски верила: если чего-нибудь очень-очень захотеть, оно сбудется.

Послышался всплеск — эго по глубоким лужам подъехала машина, круто затормозила у ворот, и под шинами заскрипел мокрый гравий.

Брон подошел к окну.

— Опять полиция пожаловала, — сказал он.

17

Как и следовало ожидать, на сцене появился старший инспектор сыскной полиции, один на два округа, — так знатока привлекает слух, будто на провинциальном аукционе объявился не попавший ни в какие каталоги Франс Хальс. Случай оказался интересный, пожалуй, он даже войдет в юридические учебники. Едва Фенн и Бродбент начали допрос, раздался телефонный звонок: им велено было повременить до приезда старшего инспектора. И вот он приехал и взял следствие в свои руки.

Он прочел им лекцию о случаях убийства, когда тело обнаружить не удалось.

— Последний случай позволяет провести несколько интересных параллелей, — сказал он. — Тоже фермеры, совладельцы в недоходном хозяйстве. Обвиняемый обратился в полицию с очень хитрым заявлением, будто его партнера похитили и переправили за кордон. Большая часть улик на удивление схожа, и обвиняемый проявил такую же поразительную небрежность в отношении всех второстепенных обстоятельств.

Техника допроса меняется каждые несколько лет, и нынешний старший инспектор в этом смысле представлял собой целую эпоху. Он придерживался методов, прямо противоположных школе 1939 года, когда считалось, что подозреваемый скажет правду, если его хорошенько припугнуть, и иные следователи всячески в этом усердствовали и старались припереть допрашиваемого к стенке. Старший инспектор учился в иную пору, когда следователи пытались изобразить сочувствие к своей жертве и даже разделить ее точку зрения. Это настораживало подозреваемого, вызывало у него недоверие, а потому от такого подхода скоро отказались, и лишь кое-кто из ветеранов, пользуясь своим положением, упрямо его придерживался.

— Ваша беда в том, — сказал старший инспектор Брону, — что вы впали в старое-престарое заблуждение, будто, пока не найдено тело, нельзя предъявить обвинение в убийстве. — Он готов был милостиво понять эту общепринятую ошибку. — Это, в сущности, естественно и понятно и даже вроде бы разумно, но все-таки неверно. Если имеется достаточно улик, доказывающих, что совершено убийство, закон принимает во внимание эти улики и признает обвиняемого виновным независимо от того, найдено тело или нет.

Они сидели в комнате для допросов в бринаронском полицейском участке, Брон курил длинные сигареты старшего инспектора и слушал удивленно и с любопытством. Пусть говорит сколько хочет, он же будет экономить силы, не станет оспаривать улику за уликой, просто в подходящую минуту выложит на стол свой козырь и единым махом разрушит всю постройку. Ему странно было оказаться в этой роли, и, однако, жизнь его складывалась так, что в ней слишком мало удавалось предсказать заранее или даже просто объяснить.

— Мы, конечно, предпочли бы найти тело, — говорил старший инспектор, — но можем обойтись и без этого, и я постараюсь вам объяснить почему.

За спиной у начальства Бродбент досадливо кашлянул; старший инспектор ничего не услышал, но Фенн услыхал. Бродбенту и Фенну разрешено было делать заметки, но ни в коем случае не вмешиваться. «Мой опыт говорит, — заявил им старший инспектор, — что, если полицейские накидываются на подозреваемого с криками и угрозами, они только все губят. В девяти случаях из десяти таким способом из него слова не вытянешь. А тут главное — вызвать его на откровенность».

— Так вот, если человек придерживается этого самого заблуждения, — продолжал старший инспектор, — он только и думает, как бы отделаться от столь коварной улики. Ищет, куда бы ее понадежней запрятать, и уверен, что потом можно сидеть сложа руки. Кстати, я был поражен тем, как вы справились с этой задачей — как старательно разведали все подходящие места. Вероятно, вы пользовались той картой с пометками, которую обнаружил у вас на ферме неутомимый сержант Бродбент.

Брон молчал.

— Пожалуйста, прерывайте меня, если вам захочется что-то сказать. Если у вас появляется вопрос, спрашивайте, не ждите, пока я кончу. Я вовсе не собираюсь произносить монологи. Карандашными крестиками на карте отмечены все рудники здешней округи. Эти пометки помогли обнаружить отпечатки шин вашего автомобиля… Ну, и, конечно, ваши следы. Вы ведь туда ездили, верно?

— Ездил… и если бы сержант Бродбент спросил меня, я бы так ему и сказал.

— Наконец-то мы до чего-то договорились. Все последующие ваши действия подтверждают мою точку зрения: вы считали, что достаточно спрятать тело — и все будет в порядке. А для этого заброшенный рудник — самое удобное место. Найдя такое великолепное укрытие и придерживаясь все того же заблуждения, вы решили, что вам незачем заметать следы. Вы сбили брата с ног…