Барбара Картленд - Бегство от страсти

• Название: Бегство от страсти
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005518-8

Молодая англичанка, оплакав своего погибшею жениха, вынуждена бежать из оккупированной Франции. Флер встречает молодого летчика, с которым делит все опасности и невзгоды. Ей кажется, что она вновь способна любить, но ее ждет новое разочарование И Флер требуется все ее мужество и верное любящее сердце, чтобы найти любовь там, где она меньше всего ожидала.

---

Без всяких видимых признаков она почувствовала его облегчение. Он достал портсигар.

— Вы позволите?

— Конечно. Не хотите ли присесть?

Его неожиданное появление привело Флер в смущение. Она не могла представить его у себя в комнате. Хотя ей легко было принимать здесь Энтони Эшвина, сейчас она чувствовала напряжение, словно совершала какой-то чудовищный проступок. Сэр Норман закурил и сел в кресло.

— Моя мать вас очень любит, — сказал он. — Вы единственная, кто умеет если не подчинить ее себе, то, во всяком случае, ограничить бурные проявления ее нрава.

— Она изумительна для своего возраста.

— Мне кажется, она не меняется. Она всегда была одинакова — полна энергии, энтузиазма и стойкой агрессивности.

Его последние слова вызвали у Флер удивление.

— Да, я именно это и имею в виду, — добавил сэр Норман, хотя она не сказала ни слова. — Моя мать всегда была агрессивна. С самого раннего детства я помню склоки, ссоры, скандалы, где бы мы ни находились.

— Вам это было неприятно?

Он наклонился стряхнуть пепел в холодный камин.

— Мне это было ненавистно.

Его тон говорил больше, чем слова. Флер вся напряглась. Он снова начал разговаривать с ней. Она молилась про себя, чтобы не ушло его доверие, откровенность.

— Дети всегда чувствительны, — сказала она.

— Да, вероятно. Во всяком случае, я был таким. Но вы и представить себе не можете, каким адом было мое детство.

Он не смотрел на нее, опустив взгляд на свои руки. Флер затаила дыхание.

— Думаю, еще очень маленьким я понял, что другие женщины презирают мою мать. Наверное, каждый ребенок хочет восхищаться своими родителями, гордиться своим домом, своей семьей. Я стыдился, ужасно стыдился моей семьи.

Мой отец был ленив и добродушен, моя мать представляла собой его прямую противоположность. Хотя, мне кажется, она любила его по-своему, несмотря на то, что постоянно ему изменяла.

Когда он не мог больше этого игнорировать, то принимал меры: избивал ее очередного любовника, а ее приводил домой и тоже бил. Помню, как я съеживался в углу, когда они кидались друг на друга как тигры, а она кричала и визжала так, что поднимала на ноги всех соседей.

На следующий день соседские дети изводили меня своими насмешками. Я и виду не подавал, что меня это задевает. Я дрался со всеми в округе, кто говорил хоть одно плохое слово о моей матери, и горжусь тем, что большей частью одерживал победу.

Я вел себя вызывающе, по крайней мере, мне так казалось. Но ужасно переживал. Она, конечно, ни о чем не догадывалась, всегда оставалась собой — естественной, непритязательной, готовой радоваться всему, что давала ей жизнь. Но когда я…

Внезапно Норман остановился. Он раздавил в пепельнице окурок сигареты.

— Я слишком много говорю, — сказал он, — вам это скучно.

— Нет, нет! Вы же понимаете, что мне хочется побольше узнать о вашей жизни! — ответила Флер.

— Нет, не понимаю. Никогда не считал себя особенно интересной личностью. И к тому же уже поздно, вам пора спать.

— Нет, нет, пожалуйста, поговорите со мной еще, — умоляла Флер, но она знала, что просить бесполезно.

Момент откровенности прошел. После нескольких ничего не значащих фраз он простился, и Флер осталась одна.

Что его остановило, думала она. Собирался ли он заговорить о своей женитьбе? Остановила ли его мысль о Синтии, находящейся сейчас в доме?

Внезапное прекращение разговора озадачило ее, но Флер сознавала, что в этот вечер она приблизилась к Норману Митчэму, как никогда раньше. Когда он говорил о своем детстве, не сами слова, но тон его голоса дал ей понять, что его сдержанность отступает.

«Он начинает доверять мне, — подумала Флер и изумилась тому, какую радость ей это принесло. — Если он смягчится, значит, мне удалось хоть чего-то достичь».

Говорил ли он когда-нибудь Синтии о том, что рассказал ей сейчас? Знала ли Синтия тайны его души, страдания, пережитые им в детстве, стремления, которые выросли из этих переживаний?

Флер начинала понимать, почему он так стремился обладать Прайори. Какой болезненный, разительный контраст между тем, кем он был и что имел, и тем, кем он желал стать и чем желал обладать!

Норман заслужил свой успех; было справедливо, что он добился своего. Флер пришла мысль, что идеальным завершением всего для него было бы вновь соединиться с Синтией.

Но она понимала, что это неосуществимо. Синтия умирает, и даже случайному наблюдателю ясно, что у них с Норманом нет ничего общего.

Она сидела, размышляя о Нормане и его бывшей жене, когда в дверь снова постучали. На мгновение Флер показалось, что это вернулся Норман; но в комнату заглянула сестра Томпсон.

— Я думала, вы уже легли.

— Нет, заходите, сестра.

— Моя пациентка мирно спит, и, во всяком случае, при ней ночная сестра.

— Она хорошо провела день?

— Очень хорошо, учитывая ее состояние. Можно мне сигарету?

— Прошу вас.

Сестра Томпсон закурила и села в кресло, в котором только что сидел Норман. Она вытянула ноги и зевнула.

— Я устала! Уход за больными очень утомляет.

— Еще бы, — сочувственно согласилась Флер.

— Зато место неплохое. Я при леди Синтии уже шестой год. Она согласилась поселиться в санатории только при условии, что ей позволят иметь свою личную сестру. До этого я была с ней в Швейцарии и недолго в Кении.

— Значит, она так давно болеет?

— Да, когда я только поступила к ней, ей было очень плохо. К тому же она была несчастна, а при болезни это не помогает.

— Это из-за того человека, который погиб?

Сестра Томпсон кивнула.

— Это случилось гораздо раньше, но она все никак не могла успокоиться. На нее было больно смотреть. Она много лет любила его.

— Вы знали его фамилию?

— Да, конечно, он был ее дальним родственником, тоже Эшвин.

— А я и не знала! — воскликнула Флер.

— Да это даже и родством-то назвать нельзя. Седьмая вода на киселе. У него и титула никакого не было, просто «мистер Эшвин». Его звали Джеральд.

— Я встретила здесь еще одного из ее родственников, Энтони Эшвина. Она говорила о нем когда-нибудь?

— О да, тот, с которым они вместе росли? Хотя у нее что-то было против него. Раз-другой, когда она была расстроена, она повторяла: «Это Энтони виноват — он все так запутал». А однажды сказала: «Если бы я только не послушалась Энтони».

Флер была озадачена.

— Что бы это могло быть? Бедная леди Синтия, она была, наверное, так хороша. Ужасно видеть ее в таком состоянии.

— Ну что ж, судя по всему, она пожила и повеселилась, — усмехнулась сестра Томпсон.

Флер внутренне поморщилась. Что-то в тоне сестры покоробило ее.

— Я бы ничего не имела против умереть молодой, имей я все то, что есть у нее, — продолжала сестра Томпсон. — Внешность, титул, деньги, сотни влюбленных мужчин — что еще нужно женщине?

— Ее замужество было неудачным, — заметила Флер.

— Это верно, но чему тут удивляться? Сэр Норман — сухарь, а я видела фотографии Джеральда Эшвина. Тот-то был красавчик. Ужасно, что он погиб как раз накануне свадьбы.

— Да, какая трагедия!

— Знаете, — сказала сестра Томпсон, понизив голос, — что-то в этом есть странное. Не могу вам сказать что, потому что не знаю. Но можете поверить мне на слово, мисс Гартон, за этим что-то кроется.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я не могу сказать точно, леди Синтия не из тех, кто откровенничает. Она мне никогда ничего открыто не говорила, но я чувствую — есть что-то, о чем нам неизвестно.

— Что заставляет вас так думать?

— Не могу объяснить. Ну вот, я возбудила ваше любопытство. Мне самой любопытно, но я пари готова держать, что какая-то тайна здесь кроется.

Сестра Томпсон встала и потянулась.

— У меня просто глаза закрываются. Пора и на покой. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сестра. Приятных снов.

Флер снова осталась одна, но уже не делала больше попытки взяться за книгу. Она сидела, глядя прямо перед собой, погруженная в размышления.

Картина складывалась еще далеко неполная — многие кусочки мозаики пока не легли на место.

Глава восемнадцатая

У миссис Митчэм был один из ее тяжелых дней. Она мучила всех своими придирками, раздражалась по пустякам, и никто не мог ей угодить.

«Она ужасно одинока», — напоминала себе Флер.

Когда приходилось особенно трудно, слыша недовольный, жалующийся голос миссис Митчэм, Флер вспоминала ее сына, в страхе прячущегося в углу убогой комнатушки, старающегося думать не о ругательствах, срывающихся с языка матери, а о безмятежном покое Прайори, о черных лебедях, отражающихся в серебристой поверхности озера, о розовом закате, золотящем зеркальные стекла дома.

Какое счастье приносило ему тогда Прайори! Флер часто думала, что это тайное утешение значило для него больше, чем сам факт обладания поместьем. Как много Прайори значит для него до сих пор?