Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

Роман старейшего советского писателя, лауреата Государственной премии СССР М.Д. Соколова «Искры» хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Роман состоит из 4-х книг. Широкий замысел обусловил многоплановость композиции произведения. В центре внимания М. Соколова как художника и историка находится социал-демократическое движение в России. Перед читателями первых 2-х книг «Искр» проходит большая часть пролетарского этапа освободительного движения в России — от I съезда РСДРП до революции 1905–1907 годов.

---

Чургин понял, о чем шла речь. Но мог ли он ожидать, что Загородный, такой крепкий человек, станет экономистом?

— Да, плохие новости ты мне сообщил, старина.

— Плохие, про то и толкую, — подтвердил старик, — Потому все и ждут тебя.

Чургин выбрался из шахты, посмотрел на часы. До конца работы оставалось еще часа два, и он пошел к штейгеру доложить, что видел в шахте и что думает делать. В конторе ему встретились подрядчики.

— А-а, Илья Гаврилович! — хором воскликнули они. — Разрешите поздравить…

— Очень рады, сердечно рады…

— Магарыч, магарыч полагается, Илья Гаврилович, — прошепелявил старик Ильин.

Чургин бросил на подрядчиков холодный взгляд и молча прошел мимо. Жемчужников натянул на лоб фуражку, задумался:

— Надо что-то сообразить. Он теперь сведет с нами счеты: через неделю нас тут не будет.

— Мы деловые люди. Надо поросеночка или на платье купить и отнести жене. Жены — большая сила и такими тоже командуют, — сказал Ильин, плутовато подмигивая, и, оглянувшись на дверь, за которой скрылся Чургин, подумал: «Хорошо, очень тонко я тогда, после забастовки, обошелся с ним. Я знал, что так будет».

После работы Чургин зашел к Семену Борзых и от него узнал, что Загородный был на кружке с двумя приезжими из Петербурга и выступил против резких статей в «Искре» об экономистах.

Возмущенный и растревоженный, Чургин не пошел домой, а направился к Загородному. Тот сидел за столом, пил чай и читал «Рабочую мысль». При виде Чургина он свернул газету, весело поздоровался и спросил:

— Где это ты пропадал, Илья, столько времени?

— Родных ездил проведать, — ответил Чургин, затем поставил лампу у порога, помыл руки у умывальника и обратился к жене Загородного: — Саня, налей-ка и мне стаканчик чаю.

Не спеша он налил чая в блюдечко, бросил в рот кусочек сахару и, подув, так же не спеша выпил. Потом оторвал листочек от газеты Загородного, насыпал в него махорки и закурил.

Загородный побледнел от охватившей его досады.

Чургин пустил под потолок колечко синего дыма, спокойно сказал:

— Спасибо, Саня, за чай… Ну, а теперь рассказывай, Илья.

— О чем ты спрашиваешь?

— О том, как ты перебежал к экономистам.

Загородный поправил наброшенный на плечи пиджак, стал возле печки.

— Говори, почему ты перебежал к экономистам, — жестко повторил Чургин и опять пыхнул дымом под потолок.

— Илья, что я тебе — мальчик, что ты так разговариваешь со мной? — нахмурился Загородный.

— Я с тобой не разговариваю. Как руководитель партийной организации я требую, чтобы ты объяснил свое поведение.

— А-а, требуешь… Так я тебе не подрядчик, а ты еще не штейгер, чтобы с меня требовать.

Чургин бросил к печке цыгарку, сказал жене Загородного:

— Саня, пойди, милая, посиди немного у соседки, — а когда ничего не понимающая жена Загородного вышла, он продолжал — Илья, у меня не так много времени… Говори, я жду.

— Я не считаю себя обязанным держать ответ перед отдельной личностью, — высокомерно произнес Загородный.

Чургин встал. Его охватила жгучая досада и на этого человека и на себя за то, что пришел сюда с надеждой убедить Загородного в его неправоте. «Разговаривать больше не о чем», — подумал он и стал одеваться.

Надев картуз и взяв лампу, он сурово сказал:

— Я думал, что ты в чем-нибудь не разобрался и хотел помочь. Теперь я вижу, что ошибался в тебе. Ты не был настоящим революционером, за которого я принимал тебя…

— Илья, мы можем поссориться, — еле сдерживаясь, проговорил Загородный.

— Ссориться можно с друзьями, с тобой мы будем драться. Прощай, — холодно бросил Чургин и вышел на улицу.

Дома Чургина поджидал Леон.

Он уехал с хутора. Уехал совсем, с твердым намерением устроиться работать на шахте.

Варя встретила его вопросом:

— А жена где, Алена?

— На хуторе осталась, — невесело ответил Леон и, поцеловавшись с сестрой, разделся и стал умываться.

Не успел он рассказать обо всем, что случилось на хуторе, как вошел Чургин.

— Вот те и на… уже удрал? — остановился он на пороге с лампой в руке и внимательно посмотрел на сумрачного., сидевшего возле стола Леона.

— С Аленой не поладили, — ответила Варя и встала, чтобы собрать на стол.

За ужином Леон рассказал о предложении Загорулькина и о ссоре с женой.

Варю поступок Алены возмутил до глубины души.

— Не нравится ей, видишь ли, что муж делает не то, что ей хочется! Да ведь княгини, — говорил мне Лука Матвеич, — и те шли за мужьями в Сибирь и жили там как ссыльные.

А Чургин отнесся к ссоре Леона с Аленой спокойно, словно он этого ожидал.

— Поживи у нас пока, брат, — предложил он. — Кстати, послушаешь наши беседы на кружке, почитаешь кое-что, а я помогу тебе разобраться в том, что будет непонятно. — И, желая сразу. увлечь Леона другим разговором, сообщил: — Илья Загородный зашатался. Стакнулся с двумя приезжими экономистами и пошел против искровцев.

Вскоре Леон побывал на подпольном дискуссионном собрании искровцев с экономистами и с этого дня весь погрузился в нелегальную работу. Он бывал на собраниях, слушал Чургина, ездил к освобожденному из-под ареста Луке Матвеичу на его новое местожительство, в губернский город, за литературой, привез оттуда на шахту типографию и сам научился набирать и печатать листовки. Так за всю зиму у него не было ни одного свободного дня, и некогда было ему предаваться тягостным раздумьям о своей личной жизни. А в начале весны он поехал к себе в Югоринск.

Глава четырнадцатая

1

После стачки владелец завода Суханов рассчитал полторы тысячи рабочих. Более пяти тысяч человек остались без средств к существованию. Рабочие и их семьи были обречены на голод. Рассчитанные с утра до вечера стояли у главной конторы и возле заводских ворот, ожидая каких-нибудь вестей о приеме, толпами ходили на квартиры мастеров, инженеров, начальников цехов с просьбой дать хоть какую-нибудь работу, но никто ничего им не обещал. Директор завода запретил принимать рабочих для второй смены, сославшись на то, что изготовленная продукция покрывает спрос, а новых заказов не поступает.

Вскоре прошел слух, что на заводе получен крупный заказ на трубы для Москвы. Слух распространился далеко по округе, и в Югоринск стали стекаться безработные из других городов и местечек — с заводов Юма, Бельгийского акционерного общества, даже с берегов Азовского моря, с судостроительного завода. Не имея ни знакомых, ни денег, приезжие днями толпились у главной конторы или ходили по поселкам и просили милостыню, а вечерами направлялись на вокзал и спали там на диванах, на полу в залах.

Так длилось несколько месяцев. Директор завода опять снизил расценки, но в мартеновском цехе сталевары отказались работать. Тогда директор велел передать в цех, что он немедленно рассчитает всякого, кто хоть один час не будет работать, и сталевары продолжали варить сталь. Потом кто-то распустил слух, что завод Юма получил заказ на рельсы, и безработные двинулись в соседний городок — кто поездом, кто попутными подводами, а кто пешком по размякшей весенней дороге.

Опасаясь, как бы безработные вовсе не разъехались из Югоринска, директор завода распорядился принимать квалифицированных рабочих.

В это время Леон приехал домой. Алена встретила его со слезами радости на глазах. Много пережила она и передумала за это время, и единственное, что ее волновало сейчас, это надолго он приехал или нет.

— Совсем, конечно, — улыбнулся Леон на ее вопрос и заметил: от уголков беспокойных, горящих глаз ее к вискам протянулись мелкие морщинки. И у него защемило сердце от жалости.

Алена прильнула к нему, тихо проговорила:

— Исстрадалась я по тебе. Ты… простишь меня, Лева? Я никогда больше не буду становиться поперек твоей дороги.

Леон растроганно обнял ее.

Несколько дней он провел дома. Ткаченко зашел уже на второй день по приезде и рассказал о всех новостях. Леон узнал, что Лука Матвеич утвердил созданный Чургиным кружок искровцев и сам провел несколько бесед. Но и выпущенный из полиции Ряшин не распустил своего кружка, а лишь переименовал его в социал-демократическую группу Югоринского завода.

— Чем кончилось дело Лавренева? — спросил Леон.

— Приговор был: на каторгу, — ответил Ткаченко. — Поляков добивается пересмотра дела.

— Александров, Вихряй как устроились?

— Вихряй с Ермолаичем двинулись на Кавказ, а Александров работает тут неподалеку, на заводе Юма, — Лука Матвеич и там создал кружок. Степан поступил в литейный цех.

— Далеко забрались Вихряй и Ермолаич. Впрочем, Ермолаичу не привыкать. Он всю Россию пешком исходил. Ничего не пишут они?..