Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

Роман старейшего советского писателя, лауреата Государственной премии СССР М.Д. Соколова «Искры» хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Роман состоит из 4-х книг. Широкий замысел обусловил многоплановость композиции произведения. В центре внимания М. Соколова как художника и историка находится социал-демократическое движение в России. Перед читателями первых 2-х книг «Искр» проходит большая часть пролетарского этапа освободительного движения в России — от I съезда РСДРП до революции 1905–1907 годов.

---

— Хлеб сею, дом ставлю. Ну, и еще кое-что делаю.

— И много посеял? Я, бог дал, двести десятин в этом году засеял, — не без гордости заявил Нефед Мироныч.

Яшка усмехнулся, достал серебряный портсигар. Нефед Мироныч недовольно посмотрел на портсигар, на толстые папиросы и с легким укором сказал:

— Куришь, значитца, такие?

— Такие.

— Так… Ну, а сколько посеял? Пшеничку небось, чи как?

— И пшеничку, и ячменек. Тысячу десятин, — с напускным равнодушием бросил Яшка и дыхание затаил, ожидая, что скажет отец.

Нефед Мироныч обернулся к нему, некоторое время смотрел на него удивленными глазами.

— Сколько?

Яшка закурил, рассмеялся.

— Я же сказал: тысячу десятин.

Нефед Мироныч отвернулся, натянул вожжи и перевел лошадей на шаг. «Тысячу?.. Брешет, тумана пускает», — решил он.

— Как тут Аленка? Сватов еще не было? — как бы между прочим спросил Яшка и опять насторожился, ожидая ответа.

— Дома погутарим. Было убегла на шахту, да я перестрел… Вот тут, — неохотно ответил Нефед Мироныч, кнутом указав на обступивший дорогу лес.

Яшка нахмурился. Ему нетрудно было представить себе, как отец «перестрел» Алену. Вспомнились бесконечные стычки с отцом, угрозы его, драки. Но Яшке не было расчета торопиться говорить об этом. Ему нужны были деньги, и он стал обдумывать, как выпросить у отца еще хотя бы пять тысяч.

Остальную часть лесной дороги они проехали молча. Когда перед Яшкой открылась степь и далеко-далеко на меже небосвода замаячила черная точка сгоревшего ветряка, он спросил:

— Ветряк так и не поставили?

Нефед Мироныч посмотрел на горизонт, самодовольно усмехнулся.

— Ха! Ветряк. Каменную водяную мельницу батька твой поставил! — произнес он с такой гордостью, будто завод соорудил.

— А-а, тогда другое дело, — удовлетворенно сказал Яшка. И подумал: «Взялся, кажись, за ум на старости лет».

Мало-помалу разговор между ними возобновился, и они незаметно доехали до хутора. Яшка увидел два прямых, как свечи, тополя у своего дома, белую железную крышу, сады на окраине, услышал лай собак, и на него нахлынули воспоминания. Вон там, на выгоне, он познакомился с Оксаной. Вон у тех раскидистых верб он бывал с ней на гребле. А там, за хутором, на бугре сказал, что любит ее. Помнит ли она?.. Далеко была от него Оксана, в Петербурге, и даже весточки не присылала, хотя Яшка писал ей.

Нефед Мироныч лихо прокатил по улице на виду у сидевших на завалинках хуторян. Стоявшие на перекрестке ребята закричали:

— Яшка!

— Яков, да постой!

Яшка попросил отца остановить лошадей и спрыгнул с линейки. К нему подбежали товарищи, жали ему руку, с завистью осматривали его:

— Да ты что — купец?

— Совсем барином стал.

— Кто ж ты такой?

Яшку разглядывали со всех сторон, щупали его городской костюм, золотую цепочку между карманчиками жилета. Он держался с друзьями запросто, угощал дорогими папиросами и, дойдя с ними до ворот своего дома, попрощался, пообещав выйти на улицу попозднее.

Дома началось радостное оживление. Дарья Ивановна охала и плакала от радости, бабка, щуря глаза, восхищенно трогала одежду внука и тараторила:

— Как в воду глядела! Помещик, так и энтот аж не ровня…

Яшка был весел, расспрашивал о жизни хутора, деда Муху вспомнил, и по, его беззаботному настроению, по тому, что он холодновато встретил Алену, она заключила: «Наговорил батя… На меня и не глядит».

Обедали необычно, в приподнятом настроении. Нефед Мироныч то и дело моргал Дарье Ивановне, чтобы она подкладывала Яшке лучший кусок, наполнял рюмки многолетним вином и все потчевал:

— Ешьте, пейте, сынок, дочка… Для вас ить все наживали!

Яшка почувствовал, что вино очень крепкое, и перестал пить, а больше ел и похваливал:

— Славно сделано, вкусно… Моя кухарка Устя на что додельница, а не умеет готовить так.

Загорулькины многозначительно переглянулись, и каждый подумал: «Кухарка… Значит, он и на самом деле высоко взлетел, коль у него собственная кухарка!»

Алена посматривала на Яшку, а он незаметно подмигивал ей, как бы говоря: «Умнеть начал отец. Ничего, еще не то будет». Но Алене было не до веселья. «Да, тебе хорошо, а мне каково?» — читал Яшка в ее печальных глазах, но решил сначала поговорить с отцом о своих делах.

— Ну, родители мои дорогие, — оживленно заговорил он, — теперь я могу рассказать вам, чем занимался все это время. — И начал хвалиться своими успехами.

Нефед Мироныч не пропустил ни одного слова, но сын столько наговорил, что и верить не хотелось. Наконец Яшка неожиданно заключил:

— Так что, батя, требуется ваш совет и помощь. Если мои векселя за косилки, сеялки и прочее пойдут в протест, дела наши зашатаются.

Нефед Мироныч вздохнул. «Дела наши… Значится, Загорулькины», — мысленно отметил он и сказал:

— Мы не так наживали добро, сынок. Не знаю, может, оно там у тебя и делается все так, как ты сказал, но не верю я что-то. Хороший хозяин не будет на серебряные порттабашники да цепки разные капитал тратить, чи хоть бы человека присылать за овцой паршивой.

— Чудной вы, батя, — усмехнулся Яшка. — Я ж состою в знакомстве с помещиками, с дворянами столбовыми. Так разве я могу курить хуторской табак или ходить в шароварах с лампасами? Вы не знаете, так я вам скажу: на будущий год я засею… Впрочем, загодя не люблю похваляться. Но мне сейчас нужно тысяч десять, на край — пять. Могу вексель вам дать, если боитесь.

Нефед Мироныч заерзал на стуле: «Туман, ей-богу, все туман один… Тысяча десятин… Кухарка… Векселя… Говорил бы прямо: дай, батя, десять тысяч, а то купцы штаны сдерут».

— Легко ты на тысячи смотришь, сынок, — мягко продолжал он возражать, — а того не знаешь, как они достаются. Что ж у батьки твоего — банк? Тот раз дал столько, и опять десять тысяч просишь. Шутейное ли это дело? Да у меня и тысяча лишняя чи наберется?..

Яшка умолк, свел брови к переносице. Ему нужны были деньги, деньги и ничего больше, а ему их не дают. Он взял кусок сдобного пирога с курагой, откусил от него немного, хмуро спросил:

— С Егором уладили дело?

— Уплатил он сполна. Суд же был. Ну, я по первости хотел его в Сибирь годков на пять загнать, да атаман отсоветовал, — мол, казаков растравишь, какие небогатые.

— А вам все строгость свою показать хочется, — кольнул его Яшка острым взглядом. — Ох, когда вы переменитесь, батя!

Нефед Мироныч понял: сын рассердился. «Но как же ему. давать еще десять тысяч, когда неизвестно, куда он израсходовал первые десять? Может, дать? А как обманет? Нет, поеду сам и все посмотрю своими глазами. Не мог он поставить такого большого хозяйства сразу. Оно такое тысяч тридцать стоит, как он наговорил, если не больше», — решил он в уме и ответил:

— Осталось мне, сынок, меняться. Ты за собой смотри хорошенько, чтобы тебя там дворяне да бездельники разные не переменили. А то взлететь можно высоко, да сесть доведется, может, низко. Я вон мельницу как ставлю? С расчетом, потихоньку, сначала на жерновах, а туда дальше, бог даст, — на вальцах сделаю…

— Ах, батя, бросьте вы мне морочить голову мельницей своей несчастной! — досадливо прервал его Яшка и, положив на стол недоеденный кусок пирога, в упор спросил — Денег вы мне можете дать или нет?

— Нету у меня денег, — холодно ответил Нефед Мироныч.

Яшка встал из-за стола, закурил и прошелся по комнате.

Досада на отца охватывала его все больше. Вспомнилось все, что было в этом доме, и хотелось крикнуть: «Да долго ли вы будете считать меня мальчишкой?» Но он сдержанно сказал:

— Прекратим этот бесполезный разговор. Мне надо ехать. Обойдусь и без ваших денег… — И обратился к Алене: — Расскажи, сестра, какие тут безобразия семейные делаются. Все говори, не бойся. Бил тебя отец?

Все насторожились. Стало очевидно, что сейчас что-то произойдет.

Нефед Мироныч отвалился к спинке стула, скрестил руки на груди и приготовился слушать. Он видел, как у Алены дрогнули черные брови, как она диковато, исподлобья взглянула на него, и длинные ресницы ее на миг сомкнулись. Потом она раскрыла глаза и в них блеснули огоньки. «Красивая, идолова девка, но гордая и злая, упаси бог», — подумал Нефед Мироныч. Не хотел он говорить об Алене и омрачать радость встречи с сыном, но коль Яшка начал об этом, пусть пеняет на себя. И он ждал его слов, а в мыслях уже зрело недоброе: «Главное дело: „безобразия“. Ну, я вам покажу разные благородные обращения, чертовы деточки! Я вам покажу…».

— Тяжело рассказывать, брат, — дрожащим от волнения голосом проговорила Алена. — Я хотела поехать на ярмарку, в Александровен, но батя не пустил. Тогда ночью я убегла…

— На ярмарку? — мрачно переспросил Нефед Мироныч.