Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

Роман старейшего советского писателя, лауреата Государственной премии СССР М.Д. Соколова «Искры» хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Роман состоит из 4-х книг. Широкий замысел обусловил многоплановость композиции произведения. В центре внимания М. Соколова как художника и историка находится социал-демократическое движение в России. Перед читателями первых 2-х книг «Искр» проходит большая часть пролетарского этапа освободительного движения в России — от I съезда РСДРП до революции 1905–1907 годов.

---

— На, усы расчеши, — сказал не то насмешливо, не то серьезно.

Шахтер расправил усы рукой, обидчиво проговорил:

— Я ему по-приятельски, а он… На тебя и так есть, которые злятся и поговаривают, мол, проучить тебя надо.

Чургин пыхнул табачным дымом, уселся поудобнее и, выкрутив фитиль коптилки, взялся за обушок.

Усачев пренебрежительно посмотрел на него и пополз в свой уступ, мысленно выругавшись: «Сволочь! У нас тебя проучат, как бунтовать».

После работы Чургин пошел домой. Возле воздушного шурфа, в степи, он заметил невысокого человека, который звал его к себе, помахивая рукой. Чургин наклонился, подтягивая голенища сапог, и оглянулся вокруг себя. Убедившись, что кругом никого не было, он быстро подошел к шурфу и скрылся за его обшивкой.

— Лука, Семен, родные мои! — растроганно воскликнул он, увидев перед собой Семена Борзых и Луку Матвеича. Горло его свело спазмой от волнения, и он не мог говорить.

Лука Матвеич обнял его, похлопал по плечу.

— Умница ты мой, Илья дорогой… Какие все вы молодцы! — заговорил он взволнованным тихим голосом.

Над степью, над шахтами зажигалась заря. От нее горело небо, пламенели облака, розовел воздух, и было похоже, что на горизонте пылала и дымилась земля.

Глава четвертая

1

Леон и. Ольга много дней ходили по заводам, ища работы, но нигде ничего утешительного им не говорили. Такие, как они, сотнями блуждали возле каждого завода и даже спали под заводскими стенами. Ночуя под заборами, питаясь лишь хлебом и луком, Леон и Ольга пришли наконец в Югоринск, большой город на берегу реки.

У подножья Донецкого кряжа, на самом берегу реки, раскинулся и шумел черный, угрюмый, подернутый вечной серой пеленой завод. Из бесчисленных высоких труб его непрерывно извергался дым — то серый и торопливый, то медлительный, бурый или черный, как сажа, и чадной пеленой плыл над поселками, над степью к далеким горизонтам.

Днем и ночью пылали на заводе домны и печи, шумели станы и машины, сновали и свистели паровозы, пламенными реками разливался чугун, сталь, шлак, и зарево от них стояло в небе от вечера до утра.

То был крупнейший на юге металлургический завод русского купца и миллионера Суханова.

Леон и Ольга смотрели с бугра на пылающие печи мартена, на ползающие поодаль длинные раскаленные полосы железа, на фейерверк искр от разливаемого металла, и в серьезных, неподвижных, задумчивых взглядах обоих застыло изумление.

Страшно было смотреть на доменные печи, черные трубы, огромные цехи, и такими маленькими и ничтожными казались возле них люди.

Вот над одной из домен с гулом, от которого задрожала земля, вспыхнуло пламя и огненными языками охватило ее макушку. Потом такое же пламя вспыхнуло над второй домной, и над заводом разлилось море огня. Покраснели облака, и дым белыми тучами заволок все вокруг.

А под крышами цехов оглушительно грохотало, скрежетало, звенело, точно кто-то огромными зубами грыз железо, и люди мелькали в огне и дыму маленькими черными точками.

— Махина! Какая махина! — задумчиво покачал головой Леон и с гордостью в голосе произнес: — И все это сделал человек!.. Эх, вот бы куда поступить! Как думаешь, примут нас тут?

Ольга молчала. Величественное и жуткое было это ночное зрелище, и ей казалось: ступи она сюда — и огонь сожрет ее. И вспомнилась ей шахта, ее подземная тишина, тихое мерцание ламп в непроглядной темени, и она подумала: «Зря уехали с рудника. Переждали бы, пока все уладится, и работали бы попрежнему».

— Человек, конечно, сделал все это… — грустно сказала она и зло добавила: — На свою погибель.

Леон взглянул на ее красное от зарева лицо, на тонкие хмурые брови и усмехнулся:

— Ты говоришь так, будто перед своей могилой стоишь.

— Огонь этот страшнее шахты. Да нас и не примут сюда.

— Примут. На такой громадине да чтоб двоим не нашлось места? Не может этого быть, — сказал Леон и, нащупав в кармане трехрублевую бумажку, задумался. Это было все, что осталось у них с Ольгой.

Переночевав возле завода, на следующий день они с трудом разыскали Ермолаича, рассказали ему о событиях на шахте и попросили помочь устроиться на работу. Ермолаич сказал им, что на завод никого не принимали и что знакомых мастеров у него не-было.

— Что ж, тут двоим нам не найдется какого-нибудь места? — с удивлением и досадой проговорил Леон.

Ермолаич кольнул его насмешливым взглядом, посмотрел на Ольгу и задумчиво погладил редкую свою рыжеватую бородку. «Женился он, что ли? Так не должно. Аленка вроде должна быть женкой его», — терялся он в догадках и, помолчав, ответил уверенным тоном:

— Найдется… Не торопись в это пекло, еще успеешь жилы порвать.

— У нас три рубля на двоих осталось, — невесело проговорил Леон.

— Так это ж целый капитал! Игнат, должно, если б имел лишний трояк, наплановал бы раздуть хозяйство в целую экономию, — пошутил Ермолаич и серьезно добавил: — На моих харчах поживете немного, не объедите. А переспите на полу, не из барского рода.

Леон беглым взглядом окинул тесную и полутемную землянку, в которой жил Ермолаич с женой, и подумал: «Дня три можно пожить. Если тут работу найти не удастся, все одно придется опять колесить по дорогам».

Прошло два дня. Ермолаич ничего утешительного не говорил, и Леон решил сам искать работу. Утром он пришел к воротам завода, стал расспрашивать встречных, в каком цехе требуются чернорабочие. Но никто ничего хорошего сообщить ему не мог. Лишь один старик с седой бородкой посоветовал:

— А ты купи водки, отнеси ее мастеру и пойдешь на работу.

— Да на лбу у них не написано, какой из них что берет, — с раздражением бросил Леон.

Старик отчаянно махнул рукой:

— Все берут, язви их, и деньгами, и курями, и поросятами, а не только водкой.

На завод к мастерам Леона не пустили, и он вернулся в землянку Ермолаича мрачный и злой.

— Больше я не ходок. Придется возвращаться на шахту, — сердито сказал он Ольге.

— А если тебя там арестуют?

— Лучше пусть арестуют, чем так жить, — не думая, ответил Леон.

Ольга опустила голову. «Пусть арестуют…» — в уме повторила она, и на сердце ей будто камень лег.

Следующий день был воскресным, и Леон с Ольгой от нечего делать пошли посмотреть город.

2

Долго ходили они по чистым, мощеным улицам. Витрины гастрономических магазинов с разложенной в них снедью притягивали к себе, точно магнитом. Леон то и дело глотал слюну, глубоко затягивался махоркой. Наконец он сказал:

— Пойдем к заводу, потехи посмотрим.

«Потехи» устраивал на площади перед заводом молодой Суханов по случаю окончания строительства новопрокатного цеха и электростанции. На площади были сооружены длинные столы на врытых в землю ножках, в стороне от них стоял высокий, покрытый лаком столб с развешанными наверху сапогами, шароварами и другими носильными вещами, рядом — столбы с перекладинами наверху и подвешенными к ним французскими булками, колбасами, головками сахару в синей обертке. За столбами была вырыта яма, и через нее положен гладко строганный столб, а за ямой возвышался деревянный помост для духового оркестра.

На торжество приехали из Петербурга сам Суханов с двумя сыновьями, чиновники из губернии, купцы и заводчики со всей округи. Священник отслужил молебен в новом цехе, хор пел «многая лета» и царствующему дому и Суханову, а потом гости удалились в хозяйский особняк. Молодой Суханов пришел на площадь, где уже собралось несколько сот строителей, велел каждому выдать по стакану водки, французскую булку и пол-фунта колбасы и сказал короткую речь. Выразив уверенность в том, что сердца рабочих и владельца завода «и впредь будут биться в полном согласии на благо отечества и монарха», и пожелав людям веселиться в свое удовольствие, он прослушал исполненную оркестром торжественную кантату и ушел в особняк, где пировали именитые гости.

И рабочие начали веселиться… Выпив хозяйскую водку и съев булки и колбасу, они раскупили в хозяйских лавках все, что там было спиртного и съестного, и запили, загуляли во славу хозяина молодые и старые, приглашенные и неприглашенные, и зашумела площадь от хмельных голосов, а многие пустились плясать под оркестр, под звуки гармошек с колокольчиками, шаркая ло земле тяжелыми сапогами и подымая над площадью тучи пыли.

Леон и Ольга пришли в самый разгар «потех».

В центре площади, подвешенная к перекладине на шпагате, болталась густо смазанная медом французская булка, а какой-то человек в красной подпоясанной рубахе старался схватить ее зубами и тяжело подпрыгивал. Вот он в который раз подпрыгнул, но лишь ударил булку носом, а зубами схватить не мог.