Евгений Сухов - Бандитская губерния

• Название: Бандитская губерния
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-71345-5

Судебный следователь Иван Федорович Воловцов, получив долгожданный отпуск, отправляется в Рязань, к любимой тетушке. Он мечтает о безмятежном отдыхе с книжкой в руках, но его мечте, увы, не суждено сбыться. Сразу по приезде Иван Федорович оказывается в гуще трагических событий. В соседнем доме сгорела заживо подруга тетушки, безобидная старушка Марья Кокошина. Местная полиция склоняется к версии, что Кокошина погибла в результате несчастного случая, но интуиция подсказывает Воловцову, что в этом деле не все так просто. Иван Федорович тщательнейшим образом осматривает место гибели старушки и приходит к однозначному выводу: Марья Кокошина была убита…

---

И вот три года назад городская Дума упросила его принять должность городового врача, то есть стать официальным лицом, осуществляющим санитарный надзор за всеми учреждениями города, проводящим противоэпидемические мероприятия и судебно-медицинскую экспертизу. Полномочиями он был наделен такими, что в отдельных случаях ему позавидовал бы и полицмейстер города. А рязанский губернатор тайный советник Николай Семенович Брянчанинов считал его, ни много ни мало, своим заместителем. Конечно, не официально…

Знали доктора Живаго в Рязани еще и по иному поводу. А повод этот был прост: он приходился племянником покойному ныне почетному гражданину и купцу-банкиру, первейшему в городе благотворителю Сергею Афанасьевичу Живаго, которого на Рязани знала, вот уж точно, каждая собака!

Когда он вошел на кухню дома Кокошиной, превращенную судебным следователем Воловцовым и околоточным надзирателем Петуховым в дознавательскую комнату, то там стало будто бы светлее. Андрей Игоревич буквально излучал свет и тепло. Такие к концу жизни становились праведниками и едва ли не святыми и умирали, являя православному миру свои нетленные останки.

— Я — Живаго, городовой врач, — представился, в первую очередь для Воловцова, Андрей Игоревич.

— Воловцов, судебный следователь, — ответил на крепкое рукопожатие доктора Иван Федорович.

— Вы из Москвы? — догадался Живаго.

— Да, а как вы…

— По вашему «аканию», — улыбнулся доктор, скорый не только в движениях, но и в речи. — Вы, представляясь, сказали: «Валавцов» и «следаватель».

— Ясно, — улыбнулся Иван Федорович.

— Итак, господа, — обратился Живаго уже к обоим служителям закона, когда осмотрел труп, — вас, надо полагать, интересует вопрос: отчего умерла госпожа Марья Степановна Кокошина?

— Именно так, — произнес околоточный надзиратель и невольно посмотрел на Воловцова.

— Так вот, спешу доложить вам, что домовладелица Кокошина Марья Степановна скончалась от ожогов, не совместимых с жизнью.

— То есть она загорелась живой? — спросил Воловцов, хотя вопрос этот был уже излишним.

— Да, она загорелась, когда была еще жива, — ответил доктор Живаго. — Более того, мною не усмотрено абсолютно никаких признаков насильственной смерти и ни малейших следов сопротивления со стороны старушки.

— Но… — хотел было что-то сказать Иван Федорович, но осекся, заметив торжествующий взгляд околоточного надзирателя Петухова. Что ж, пари ему проиграно, и следовало это признать…

— Это, конечно, мое предварительное заключение, — видя, как помрачнел московский гость, произнес Живаго. — Но вскрытие, я полагаю, покажет в легких наличие дыма, что только подтвердит мое первоначальное заключение: Кокошина еще дышала, когда уже горела. Впрочем, давайте отложим проставление точки на этом вопросе до результатов вскрытия…

— И когда нам их ожидать? — выделив слово «нам», спросил торжествующий победу Петухов.

— Вскрытие трупа я проведу сегодня во второй половине дня, — ответил доктор. — Это значит, что официальное медицинское заключение вы получите завтра…

Когда он, откланявшись, ушел, засобирался и Воловцов.

— Поздравляю вас, вы выиграли пари, — с трудом заставил себя произнести эти слова Иван Федорович. — А я проиграл…

— Бывает, — снисходительно ответил околоточный надзиратель, довольный, что сбил спесь с этого московского следователя. Будет знать теперь, что здешние служители благочиния и законопорядка тоже не лыком шиты… Но Петухов оказался прав не полностью. А лучше сказать, и вовсе оказался не прав. Спесь или, скорее, уверенность в версии, что Кокошина была убита, — да, у Воловцова малость пошатнулась, но только самую малость. Теперь оставалось дождаться приезда сына. И если в квартире Марьи Степановны Кокошиной пропали деньги, драгоценности или еще что-либо, значит, версия Воловцова верна. И вообще, московские следователи по наиважнейшим делам, господин Петухов, просто так не сдаются…

Глава 4 Следователь Песков, или Где кубышка со златом-серебром?

— Ну, что там? — Тетка сгорала от нетерпения и, чего ж поделать с этими женщинами, от любопытства.

— Пока не знаю, — честно ответил Иван Федорович.

— Но она же не наложила на себя руки? — округлила глаза Феодора Силантьевна.

— Из трех версий: несчастный случай, самоубиение и убийство — версия самоубийства покуда самая реально доказуемая, — уныло проговорил Воловцов.

— Но это же уму непостижимо: облиться керосином и зажечься! — всплеснула руками тетушка. — Это же какие муки ей, бедняжке, пришлось претерпеть! Что, повеситься нельзя было, на худой конец? — начала рассуждать сама с собой Феодора Силантьевна. — Мышиного яду в еду себе подсыпать или в питье, или вены порезать, как институтки от неразделенной любви часто практикуют? Что за выбор такой? — Она бессильно опустилась на табурет. — Нет, не верю… Скверного, конечно, характеру была покойница, но чтобы руки на себя наложить… Да еще та-а-ак…

— Я тоже не верю, — отозвался на тетушкину тираду Иван Федорович. — Однако следует признать, что подобного рода самоубийства встречаются. К примеру, в Москве в прошлом году один юноша из мещанского сословия, из-за несчастной любви, опять же, покончил жизнь самоубийством, наткнувшись на ножницы…

— Как это, «наткнувшись на ножницы»? — поначалу и не сообразила тетушка.

— А так: развел ножницы острыми концами кверху, зажал крепко и упал на них лицом, чтобы концы попали в глаза. Они и вошли через глаза в череп…

— Батюшки! — даже приоткрыла рот Феодора Силантьевна. — Экие страсти ты рассказываешь…

— А нынче по весне один пожилой человек в больших чинах и кавалер многих орденов в крайне нервическом расстройстве из-за дочери, сбежавшей из дома с каким-то коряком и уехавшей с ним на Камчатку, сбросился в своем доме с лестничной площадки второго этажа вниз головой на мраморный пол…

— И убился? — аж привстала с табурета тетушка.

— Нет, на первый раз он не убился, — ответил Иван Федорович. — Весь переломанный и окровавленный, он как-то умудрился снова забраться по ступеням на второй этаж, верно, ползком, и сызнова сбросился вниз головой на мраморный пол…

— И убился теперь? — пораженная представленною картиною, спросила Феодора Силантьевна.

— На сей раз убился. Череп его раскололся на куски, как грецкий орех, если по нему стукнуть молотком. А ведь в его кабинете в ящике письменного стола лежал заряженный револьвер. Вполне мог пустить себе пулю в висок. Или в рот. А то и в сердце. Без всяческих мучений…

До конца дня тетушка ходила под впечатлением услышанного от племянника и жалела его. «Это ж надо, какие дела Ване приходится расследовать, — рассуждала она сама про себя. — И как только у него нервы выдерживают с таким горем несусветным и напастями сталкиваться…»

Вечером, за ужином, Иван Федорович задал тетушке вопрос, который вдруг пришел ему в голову. Они уже пили чай после жаренной в масле картошки с мясом, когда он спросил:

— У покойной Кокошиной ведь сын есть, верно?

— Верно, — ответила Феодора Силантьевна. — В Петербурге служит.

— А он ей деньгами помогал, не знаешь?

— Не знаю, Ваня, — ответила тетушка. — Покойница-то, Марья Степановна, скрытная была женчина.

— И ты, конечно, не знаешь, были ли у нее какие сбережения или драгоценности?

— Нет, Вань, не ведаю того, — виновато посмотрела на племянника Феодора Силантьевна. — Да и не заводили мы с ней разговору о деньгах да драгоценностях, — добавила она. — Мы все больше о жизни рассуждали. Или кому-нибудь косточки перемалывали…

Уже укладываясь спать, тетушка вдруг заметила:

— А видать, трудненько тебе придется это дело раскрывать.

— А откуда ты знаешь, что его буду я «раскрывать»? — удивленно спросил племянник.

— Так по тебе все видно, — улыбнулась Феодора Силантьевна. — Ходишь, как телок: во все углы тычешься, будто не ведаешь дороги. Только телок от глупости, а ты от дум. А какие у тебя думы, можно по дню прошедшему судить…

— Ты прямо как следователь: все примечаешь, потом быстро анализируешь и мгновенно делаешь выводы, — усмехнулся Воловцов.

— Тут большого ума, чтобы нализировать, не надо, — правильно поняла незнакомое слово «анализировать», да неправильно произнесла его Феодора Силантьевна. — Тут каждый, кто жизненного опыта набрался да в людях мало-мало разбирается, сможет нализировать.

— Это плохо, тетушка, коли по мне все видно, — покачал головой Воловцов. — Следователь должен быть для посторонних глаз закрыт, как карманные часы. И открываться он должен для других только тогда, когда у него самого такая надобность случится…

— Часы… — тихо промолвила Феодора Силантьевна.