Александр Афанасьев - Ответный удар

• Название: Ответный удар
• Автор: Александр Афанасьев
• Жанр: Альтернативная история

Политический триллер — русские в Ираке, 2020 год. Контрнаступление на исламский джихад.

---

Кофе — уже вскипает коричневой пеной, я успеваю его вытащить из прокаленного песка прежде чем пена выплеснется наружу. Аккуратно разливаю из турки по чашкам… и то и другое из меди, старинное, куплено на рынке — тут такие вещи копейки стоят. Точнее — филсы, которых не сто, как наших копеек в одном динаре — а тысяча. Когда кофе немного успевает — на кухню входит Амани, толкает меня бедром, берет кружку. На ней обтягивающие джинсы, а вот сверху — она не надела совершенно ничего. Интересно, она хоть понимает, как это заводит? Наверное, понимает, все женщины это понимают.

— М… великолепно. Все русские так умеют варить кофе?

— Нет. Только я. У нас обычно чай пьют.

— Зеленый?

— Нет. Черный, причем очень крепкий и без сахара. Это называется чифир.

— Чифир… — она несколько раз повторяет новое слово — чифир… круто.

Ни она, ни я — не говорим о вчерашнем. Я не знаю, что говорить — и она, наверное, не знает. В принципе она права — палестинки так не могут, просто сорваться и пойти. Это народ, народ в том смысле слова, о котором мы давно забыли, не человеческая пыль, а именно народ. Даже кровь, которую они проливают меж собой, исламисты и националисты, шииты и сунниты — свидетельствует о них как о народе. Только очень близкие люди — могут с таким озверением наказывать другого за то, что он не такой, как они. Предательство постороннего человека — не так бьет, как предательство близкого и родного. Поэтому… да, наверное, Амани не может уехать, по крайней мере, сейчас. Потом, наверное, сможет… если останемся в живых.

— Что-то новое? — спрашиваю как бы невзначай — мне показалось, что ты чем-то озабочена. Есть что-то серьезное?

В принципе — она знает, кто я такой и чем занимаюсь. Но иногда говорит мне кое-что — наверное, то, что санкционировано руководством. Возможно, руководством санкционировано и другое… но я об этом и думать не хочу. Мне хочется думать, что когда-нибудь — и у меня будет семья. Хоть какая-то…

— Вообще то да… — неохотно отвечает она, прихлебывая кофе. В Басре убрали троих наших товарищей, водителя и двоих оперативников. Очень опытные люди. Очень.

Я киваю. Такое случается. Здесь, в Ираке — работают очень и очень многие. Американцы, израильтяне, мы, иранцы… даже представительство белорусского КГБ тут есть. У белорусов тоже есть интересы… в этих странах есть миллионы людей, для которых стакан молока не обыденность, а лакомство. Так что — и белорусам есть здесь дело… есть…

— Кто-то конкретный?

— Да. Мы думаем, аль-Малик вернулся…

Я прихлебываю кофе — и вдруг, чуть не роняю кружку, осознавая то, что она сказала.

— Он же мертв.

Она качает головой

— Мы считаем, что он жив и находится в Ираке. Еще две недели назад — наши люди засекли его в аэропорту Абу-Даби две недели назад. Оттуда он перелетел в Кувейт, мы вели его от самой границы. В Басре он убил наших людей и сорвался с крючка.

Твою же мать…

Аль-Малика я знаю. Так хорошо, что не хотел бы даже вспоминать. Знаю еще по Узбекистану и по Дагестану, на нем столько крови — что при поимке с ним даже разговаривать не стоит. Лучше просто убить на месте. Но израильтяне его же прихлопнули два года назад на Синае…

И червячок предчувствия точит… не дает покоя.

— Когда он сорвался с крючка? Мне нужно точное время. Можешь сказать?

— Тринадцатого.

— Мая?!

Она недоуменно смотрит на меня

— Да. Ты что-то знаешь?

Твою мать, вот ублюдок…

Это не он ублюдок — это я — ублюдок. И тупой кретин — мог бы и до этого догадаться. В конце концов — я помотался по Средней Азии и знаю, как это делается. Это не раз и в Оше было, и в других местах…

Фокус, понимаете? Рука в белой перчатке делает отвлекающие пассы, рука в черной — проводит сам трюк. Так получилось и тут. На Багдадском центральном вокзале.

Схема простая. В Средней Азии ее используют для проводки крупных партий наркотиков — действительно крупных. Начинаются массовые беспорядки, там это легко, во многих местах отношения так напряжены, что достаточно небольшого инцидента для того, чтобы произошла массовая бойня. Все события в Оше — имеют эту подоплеку, там расположен отличный высокогорный аэродром, способный принимать самолеты из Афганистана. Так и тут. Аль-Малик сел в поезд на Багдад — видимо, что-то сорвалось, и другого выхода у него не было. Он знал, что на вокзале его скорее всего опознают, как не маскируйся — вокзал хорошо прикрыт, там работает система автоматического распознания лиц, сразу поднимается тревога. Выскочить из поезда он вряд ли сумел бы — возможно, он даже знал о следящем за поездом БПЛА. Оставалось только одно: сознательно сдать курьера, дождаться, пока мы бросимся его ловить — и в поднявшейся панике выскочить из кольца, растворившись в многомиллионном Багдаде. Теперь его — ищи — свищи, пока он проявится…

— Саша, что… — она называет меня по-русски, именно так

— Центральный вокзал Багдада. Там была перестрелка утром четырнадцатого. И я там был. Прорвался курьер, мы его настигли и прихлопнули потом. Денег при нем не было. Не исключено, что его нам подставили.

Откровенность за откровенность.

— Ты его видел? Аль-Малика.

— Видел.

— Видел?! — она вскакивает с места, на столе переворачивается чашка с остатками кофе.

— Видел — подтверждаю я — но не на вокзале, давно. И не только видел. Все, надо ехать. Если аль-Малик в городе — жди беды.

— Подожди… — она протискивается мимо меня в комнату — отвезешь меня на работу. Я оставила там машину…

Черт…

На улице — какие-то мальчишки играют возле моего Хаммера. Амани кричит на них — и они срываются с места, что-то крича, я успеваю разобрать только одно — шармута.

Шлюха. Настроение, с утра самое что ни на есть отличное — падает как барометр перед шестибалльным штормом. Нет, все-таки надо уезжать. Надо — пока не поздно.

Машинально проверяю — не подложена ли под машину бомба, не трогал ли кто капот — тут у меня секретка есть, лучше любой сигналки. Похоже, что чисто. Мы трогаемся с места, катим по улице в молчании. Мимо — четырехэтажные бетонные дома, реставрированные после ухода американцев и уличных боев, случившихся тут летом восьмого, многочисленные лавки на первых этажах, густо припаркованные у тротуара машины — через одну наши, китайские и корейские, более дорогих тут нет. Торговцы — выкладывают на самодельные прилавки свой ассортимент.

У рынка — самая пробка, не припарковаться, ни протиснуться. Полно наших Газелей и небольших китайских грузовичков, водители остервенело давят на клаксоны, посылая собратьев по несчастью по матери, и по бабушке и даже по прабабушке. Амани молча сидит, пока я пытаюсь пробиться — потом не выдерживает.

— Спасибо. Я отсюда дойду, недалеко.

— Эй!

Она смотрит на меня своими глазищами.

— Будь осторожна. Ни во что не лезь. Если что — лучше скажи мне, мы разберемся как положено. Аль-Малик — наша цель. Эта мразь давно у нас поперек горла…

— Спасибо — вдруг говорит она

— За что?

— За… за все, в общем.

Она целует меня и выбирается из машины, моментально исчезая в рыночном людском водовороте. Она здесь своя. Я — нет.

Охваченный самыми дурными предчувствиями, я начинаю выворачивать на дорогу, чтобы попасть на Амаль-стрит.

Информация к размышлению

Из книги Томаса Клэнси «Политика»

1997 год ISBN 0-425-16278-8

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия, 26 октября 1999 года

— Для России хлеб — это все, — сказал Владимир Старинов по-английски, — он свободно говорил на английском языке, хотя и с заметным акцентом. — Вы понимаете это?

Президент Баллард задумался над его словами.

— Думаю, что понимаю, Владимир, — ответил он, наконец. — По крайней мере, насколько это возможно в моем положении.

…

Сейчас Старинов смотрел прямо на президента. Его широкое круглое лицо было серьезным, серые глаза за очками в тонкой металлической оправе смотрели на Балларда не мигая.

— Я хочу подчеркнуть, что мои слова следует понимать буквально, — сказал он. — Для американских избирателей выбор решений не составляет сложности. Если цены и доходы стабильны, он расширяется, и политические деятели переизбираются на следующий срок. Но если экономика пошатнулась, такой выбор сокращается, и политиков заменяют на других. А вот у русских более простые заботы. Их мало волнует, что они едят, — для них важно, чтобы вообще была пища. Они могут позволить себе только хлеб. Без него миллионы русских вообще останутся без пищи на своих столах, совсем без пищи. Их дети умрут с голоду. Так что рано или поздно их гнев обратится против руководителей своей страны. — Старинов наклонился вперед и оперся локтями на стол, положив подбородок на ладони.